Ядзяк покраснел, покрылся испариной, но, не теряя присутствия духа, принялся вытирать брюки носовым платком. При этом он неуверенно оглядывался по сторонам. К нам подошла очаровательная девушка в отлично сидящем на ее приятной фигурке костюме и стала помогать Ядзяку. К этому времени я тоже уже проголодался и хотел было приняться за свой законный завтрак, но я сидел с краю, и все действие происходило над моей головой, а частично на голове. В какое-то мгновение я почувствовал вдруг приятный запах духов и тяжесть женской груди, коснувшейся моей спины, а впрочем, может быть, это мне только показалось. Но я услышал слово «простите», сказанное так сладко, словно во рту у девушки, ярко-красном от помады, был кусок сахара. Я улыбнулся и вежливо сказал:
— Это я должен извиниться, я мешаю.
Но она уже не обращала на меня никакого внимания; стараясь потесниться, я забился поглубже в кресло, а Ядзяк все еще вытирал платком брюки.
— Нужно смочить теплой водой полотенце, минуточку, я сейчас принесу.
Через минуту девушка вернулась с белой салфеткой и горячей водой.
Ядзяк тем временем перелил кофе из тарелки обратно в чашку, а кофе на блюдечке — допил, девушка забрала у него поднос, и он стал вытирать влажной салфеткой брюки: «Наверное, жена ему эти брюки вчера вечером или сегодня утром вычистила и прогладила через мокрую тряпочку», — промелькнула у меня мысль — отутюженные складки так и топорщились.
— Вы пролили кофе, может быть, принести еще чашечку? — сочувственно сказала девушка, глядя на брюки Ядзяка.
— Спасибо, не беспокойтесь… Кофе как кофе, — отвечал Ядзяк и в доказательство того, что кофе годится для питья, отпил глотка два, деликатно держа за ручку пластмассовую чашку. Может быть, кофе был и ничего, но ведь он вылил его с тарелочки, на которой лежала булка с маслом, ломтики телятины, овощной салат на зеленом листике. Ядзяк сделал вид, что торопится доесть завтрак; и девушка, любезно кивнув, ушла.
Я незаметно встал с кресла и направился к занавеске, за которой, по моим предположениям, находился туалет. И в самом деле, за занавеской были кухонька и санузел. В кухоньке хозяйничала наша хорошенькая опекунша вместе с подругой, которая, должно быть, помогала ей приготовить завтрак. Кухонька была миниатюрная, и девушкам явно не хватало места.
— Извините, туалет здесь?
— Да, здесь, — отвечала вторая девушка, брюнетка. Она была в белой нейлоновой блузке с такими короткими рукавами, что видны были даже темные волосы под мышками. — Но пока прошу туалетом не пользоваться… мы скоро кончим, через минуту заходите, — продолжила брюнетка. Она тоже была и изящная, и молодая, только не такая хорошенькая, нос у нее был крупноват и к тому же блестел.
— Извините, — сказал я и вернулся обратно с твердым намерением минут через пять проследовать в том же направлении.
Вообще-то, конечно, можно и потерпеть… Тем более что я направлялся в туалет скорее из любопытства, чем по нужде. Я снова занял свое кресло, а Ядзяк все еще вытирал брюки, теперь уже ладонью. Наши подносы были убраны. Потом Ядзяк лихорадочно что-то искал. Вынул кожаный бумажник, быстро обшарил его кармашки, словно проверяя, на месте ли содержимое, и на мгновение затих. Затих в гробовом молчании. Пригладил ладонью волосы, вытер вспотевшее лицо. Теперь это был совсем другой человек, мало напоминавший того, которого я видел пятнадцать минут назад, и совсем не похожий на того, кто двадцать минут назад энергично пожимал мне руку со словами: «Моя фамилия Ядзяк». Он по-прежнему был подвижен, но при этом словно бы обмяк. Движения его стали более плавными, он не казался таким резким и угловатым, как в начале путешествия. Может быть, он мне улыбнулся, а впрочем, кто знает, не уверен.
— Я в служебной командировке, — начал Ядзяк. — Завтра у меня встреча с нашим торговым представителем, в общей сложности я пробуду здесь дней пять, и надо же, чтобы такое случилось. Правда, для официальных визитов у меня есть еще костюм, так что ничего страшного, светлый я захватил на случай жары. Но с ним дело дрянь… брюки-уже подсохли, а пятно — вот пожалуйста — и теплая вода не берет. Если бы я смог прикрыться плащом, но, как нарочно, поехал в одном костюме. И вовсе не из-за погоды. Хотя вроде бы дождей быть не должно. Я хочу купить болонью, говорят, там она стоит гроши. И вот так не повезло, неизвестно, высохнут ли брюки до посадки. Переодеться в самолете я не могу, одежду сдал в багаж, хотя сумку вполне мог оставить, в ней и восьми-то килограммов нет, не то что двенадцати. Я хочу купить плащ на месте, а командировочных выдали мало, только на гостиницу и на питание. Но еда у меня с собой.
Извинившись перед Ядзяком, я снова направился за занавеску в туалет. Минутку в нерешительности потоптался у дверей, они открывались внутрь. Впервые в жизни я очутился в парившей над облаками уборной. Все это было для меня своего рода новинкой — хотя и унитаз, и маленький умывальник напоминали аналогичное устройство в поезде. Я справил малую нужду и, нажимая по очереди то руками, то ногой на разные педали, спустил воду. Затем маленьким ароматичным кусочком мыла вымыл руки и вытер их висевшим тут же рядом на крючке полотенцем, эдаким обычным домашним розовым полотенчиком. Признаюсь, что с той самой минуты, когда я по ступенькам поднялся в самолет, я испытывал какой-то особый подъем. Сам факт, что я впервые в жизни лечу самолетом, условия, в которых я оказался на аэродроме сразу же после досмотра, подействовали на меня каким-то странным образом: это был я и вроде бы не я. Поскольку ученым я не являюсь, то могу объяснить все это чисто по-житейски, как человек — я отлично отдаю себе в этом отчет — весьма заурядный, у которого, правда, были когда-то другие планы… Но к делу это не относится… Во всяком случае, мне стало ясно, что даже такая мелочь, как полотенце, способна повлиять на наши мысли и самочувствие, а может — пусть только на минуту, — изменить наше отношение к действительности. Туалет раскачивался вместе со мной. Я взглянул на свое отражение в зеркале. Увидел землисто-желтое лицо. Глаза красные, как у кролика. Я еще раз промыл глаза, вытер лицо и вышел из туалета. Все же для середины мая одет я чересчур тепло. Эти дурацкие рубашки с жестким воротником, галстук. И зря я надел под низ майку. С этими мыслями я плюхнулся в кресло, закрыл глаза. Сиденье быстро нагревается, шерстяные брюки «припекают», тело горит. Главное — переодеться. В чемодане у меня летние тиковые брюки, удобные сандалии. Но мне не хотелось в таком виде ни садиться в Варшаве в самолет, ни вылезать в Риме. Лимоны тоже в чемодане. Кто знает, может быть, я и вздремнул малость — глаза у меня закрывались сами собой, и все вокруг стало безразлично. Почти всю ночь думая о предстоящем путешествии, я не сомкнул глаз. От волнения у меня даже в горле пересохло. По расписанию самолет отправлялся утром, в десять сорок. Но мне сказали, что на аэродроме надо быть за час до вылета, стало быть, в девять сорок. Автобус отъезжает на аэродром в девять с минутами, бюро путешествий тоже неподалеку от дома. Минут десять на такси. Но я терпеть не могу спешки. Во-первых, такси можно ждать пять минут, можно полчаса, а бывает — и вовсе не дождешься. Чтобы дойти с двумя чемоданами до стоянки, тоже нужно время. Ночью я то и дело просыпался, все утешал себя, что, если не удастся сесть на автобус, можно поймать такси — пожалуй, это даже удобнее. Но нервы были так напряжены, что уже в три часа мне показалось, будто пора вставать. Будильник я, на всякий случай, поставил на семь, с запасом. Если я опоздаю, билет будет недействителен. Пропадет. Деньги возврату не подлежат. Поэтому автобусом надежней, он рейсовый, и в случае опоздания будет отвечать водитель и бюро путешествий. Самолет, не дождавшись автобуса, не полетит. А у такси много преимуществ, но, что ни говори, это дело ненадежное; в случае накладки ни шофер, ни авиакомпания не отвечают. Нет, нет, с такси связываться не стоит. От долгих размышлений я очень устал и даже разволновался. Часа в четыре я снова заснул. Но сон был недолог, и, открыв глаза в очередной раз, я убедился, что спал всего десять минут. Сны мои были настолько связаны с путешествием, что, проснувшись, я страшно удивился. Ведь я уже спускался вниз с чемоданом, на лестнице открывал его, проверял, все ли на месте. Сон мой был настолько реален и конкретен, что я твердо помнил, как доставал из бумажной сумки два больших лимона. Во сне я вставал, брился, проверял паспорт, билет, деньги.
Вскинув глаза, я увидел над собой лицо девушки. На губах у нее была все та же неизменная улыбка, от которой становилось легче на душе. И снова она угощала пассажиров конфетами со смородиновой и сливовой начинкой. Из-за маленького инцидента с брюками Ядзяка время прошло незаметно. Опять зажглись буквы с призывом пристегнуть пояса, и опять я сосал фруктовую конфетку. Что нас ждет? Посадка, перерыв в пути? Пока что мы летим. Нет, не сумел я использовать свой первый в жизни полет так, как я это запланировал на земле. Начать с того, что я прозевал место у окна. А ведь я собирался всю дорогу глядеть на землю и облака. Увы, первую половину своего воздушного путешествия я любовался в основном Ядзяком, передо мной маячила его физиономия, профиль, потный лоб, носовой платок, злополучные штаны, руки Ядзяка, тарелочки и мои собственные полуботинки. Изредка, правда, вдруг появлялось лицо юной стюардессы в синем, с заботой и участием склонявшейся над нами. Я давал себе клятвы, что использую не только каждый день, но каждый час и даже минуту. Но первый проведенный в воздухе час был потерян бесповоротно, и все из-за штанов какого-то осла. А этот идиот еще допивал кофе из блюдечка с остатками салата с майонезом, украшенного зеленым листиком. Чужой, скучный человек, с которым я, может быть, никогда больше не встречусь, заслонил мне своей дурацкой физиономией все небо, и спасения не было. Вот и сейчас он что-то говорит. Что он там говорит? Послушаем, что он еще может сказать. До чего же человек по своей натуре неблагодарен. Я и сам был не прочь с кем-то перемолвиться словом. Ведь в такой исключительной ситуации каждому или почти каждому хочется обменяться впечатлениями с кем-то. Но кто из летевших в этом самолете мог сравниться со мной? Они летели по делам службы или для того, чтобы купить плащ и брюки, а я — чтобы изменить свою жизнь. Возможно, это сильно сказано, но тем не менее факт. Даже для самого себя мне не следует так четко формулировать цель своего путешествия, ведь тогда человек как бы живет в иных измерениях и, если выражаться языком газет, руководствуется «статусом наибольшего благоприятствования». Газеты наши, откровенно говоря, не грешат обилием захватывающей информации, порой скучноваты, угощают нас запоздалыми новостями, как говорится, «горчицей после обеда». И в этом номере «Жице» не было ничего любопытного. Правда, скоро начнется «мертвый сезон», и газетчикам снова придется запустить в озеро знаменитого дракона. Очередную газетную утку. Так принято называть газетные небылицы. Хотя я лично не принадлежу к тем людям, которые над всем иронизируют, ничему и никому не верят. Я стараюсь во всем отыскать крупицу истины, исходя из принципа, что в любой сказке или выдумке есть зернышко правды. Наш самолет приготовился к посадке, снова зажглись надписи: «Застегнуть пояса, не курить».