истекающие слюной
22 июня 1960 года
я сошел на перрон
в Венеции:
«In Venedig kennt mich vielleicht
nur ein Mensch, und der wird
mir nicht gleich begegnen»[14]
здесь моим местопребываньем
была звезда
звезда над черным каналом
я отворил окно сплошная ночь
золотая звезда
так назывался мой третьеразрядный отель
шел дождь
Notturno sul Canal Grande[15]
я плыву в бумажном пакете
по каналу менее великолепному
в окошко вместо света и конфетти
сыплется мусор
падает плывет погружается
тут никто не поет
поменьше света и похуже пахнет
вчера я плакал
было так прекрасно
а может быть я смеялся
мои призраки спали
в Торчелло я видел{21} прекрасную преисподнюю
мозаика во всю стену
за сходную цену
купил морского конька
он пахнет солью и водорослями
приносит счастье
стало быть я счастлив
Базилика святого Марка
девушка прикрывает плечи
и лицо свое черными кружевами
другая в брюках
стоит осужденная стражей
у врат святого храма
стоит сосуд греха
дьявольское прельщение
в этих красных штанах в обтяжку
вводящих во искушение
Венеция пылает
дождь Тинторетто золото
дождь изумрудная зелень
Тинторетто полночь{22}
спят голуби и белые оркестры
пылает Лидо{23} и до меня доходит
треск неоновых веток
в остывшем песке остались
формы тел
ушедших отсюда
огромные пугала{24} с чудовищными головами
беззвучно хохочут рот растянув до ушей
и красавица слишком великолепная
для меня обитателя маленького городка на севере
едет верхом на ихтиозавре
в моей стране у ископаемых маленькие черные
головы залитый гипсом рот страшная гримаса
Albergo Fiore
Меня разбудил хозяин
доброе утро
моя фамилия Ковальчик
после войны остался здесь в Наполи
генерал говорит мне
(это было до войны в Лодзи)
выпейте с нами сержант
а я говорю я на службе господин генерал
а я вас угощаю говорит генерал
сегодня у нас парад
пойдете ли вы посмотреть
да я посмотрю сегодня парад
а завтра Помпею и Везувий
спасибо пан Ковальчик
Едут машины
в машинах сидят солдаты
на солдатах стальные шлемы
солдаты сидят рядами
оружьем на солнце сверкая
машина за машиной
и все совершенно одинаковые
в совершенно одинаковых машинах
совершенно одинаковые солдаты
лиц не видно
машина за машиной
белые шины гул моторов
кто-то неведомый завел
и все это двигается безотказно
башня танка открыта
флаг развевается по ветру
танки тяжелые мощные
дула пушек темные немые
блестят металлические антенны
танк за танком грохочет
бронеавтомобили
колючие от пулеметов
и спаренных орудий
в небе вертолет сверкает
бронеавтомобили и танки
дугу описывают плавно
а за ними красные машины
одна за другой одна за другой
все заводные и кто-то завел
а за ними орудия тягачи понтоны
радуются девушки и дети
и даже люди седые
уже бывавшие в пекле
а потом красивые солдаты
легко бегут красивые солдаты
развеваются в воздухе перья
черные белые красные
перья несутся летят солдаты
кто-то завел людей и машины
разворачивается парад
под солнцем юга над голубым заливом
проносится разноцветное веселое войско
развеваются черные перья
оркестры играют солдаты танцуют
ведь никто тут не будет убивать
этот солдатик в танковой башне
прекрасен как ангел
он никогда не сгорит
город с холма возносится в небо
в небе пылает помпейский пурпур
как открытые легкие
над прозрачным заливом
«Der Neapolitaner
glaubt im Besitz des Paradieses zu sein
und hat von den nördlichen Ländern
einen sehr traurigen Begriff:
Sempre neve, case di legno,
gran ignoranza…
Immer Schnee, hölzerne Häuser,
große Unwissenheit…»[16]
Расскажи мне
о своем путешествии в Италию
Я не стыжусь я плакал
узнав этот край{25}
я был потрясен прекрасным
я опять был ребенком
в лоне этой страны
я плакал
и не стыжусь
Я пробовал вернуться в рай
1960—1961
АХЕРОН В САМЫЙ ПОЛДЕНЬ{26}
Будучи в добром здравии
я посетил берега Ахерона{27}
с полчаса я шел пожалуй
в направлении железнодорожного вокзала
миновал пекарню
почтовое отделение
возле пивного ларька
стояли мужчины
в грязноватых рубашках
сплыли прошлогодние снеги
были белыми газеты
без шрифта и заголовков
любите ли вы уличное пение{28}
— обратился ко мне внезапно
какой-то незнакомец —
я люблю как поют
под шарманку
в холодный темный сырой
осенний вечер
Шарманка?
осенний вечер?
это был какой-то студент
Ляхман Пшоняк{29} возможно Раскольников
Дейка Владек Карбович
далее кинотеатр Сказка
и погребальная контора
хожу по этим улицам
двадцать лет
молочные стекла прямые буквы
венки катафалки
гробы гробики
гробики?
это похоже шутка
какого-то оптимиста
идя вдоль этих стен
я завершил
сорок пятый год жизни
сердце билось нормально
было двенадцать часов
когда я оказался
на берегу канала
в струнах дождя
на черной грязи
раскладывали крылья
белянки и траурницы
в воде жирной черной
отплясывали нимфы
играли единороги
колыхались белые киты
дышали розовые губки легких
видны были сердце
желудок
матка
в ресторане III категории
прыщавый недоросль
обкусывал ногти
давил на стекле мух
хрустело
над мертвой
измазученной водой
шли к причастию
девочки
в зеленых веночках
перед «отъездом в Америку»{30}
Свидригайлов
пил теплый сладкий чай
ел холодную телятину
исподлобья глядел
на невинных созданьиц
и
скромная улыбка
потихоньку растягивала
его розовые
небольшие губы
с того света
доносило запах
кашанки с капустой
требушины фасолевого супа
летели
прошлогодние снеги
я плыл
прямо вперед быстро
с открытым ртом
поворотил
потрясенный картиной
которая меня ждала
росла
возвращался к истоку
с закрытым ртом
вода была чистая живая
я плыл по стискивающемуся
словно горло
руслу
в себя
я и был
истоком а хотел
выплыть за себя
вернуться дальше глубже
давнее
река текла
прозрачней стекла
белела мелела
была сплыла
Были боры до нашей поры
будут боры после нашей поры
доезжали на автобусе
потом на лошадях
в плетеных возах
полевыми проселками просеками
лес был лесом
Бог Богом
Дьявол Дьяволом
яблоко яблоком
луг лугом
гора горой
долина долиной
правда правдой
дерево деревом
ложь ложью
лошадь лошадью
ночь ночью
родители родителями
река рекой
беззвучье беззвучьем
смерть смертью
жизнь жизнью
плиту топили
шишками и хворостом
на рассвете собирали грибы
маслята подберезовики белые
зеленушки оранжевые лисички
на противне пекли
картофельные оладьи
Ядвига готовила ржаные клецки
«бочаны» на молоке
вода в Варте была чистая
живая
мельница стучала под белой
луной старый Марчак
втыкал острогу