ватало рук, а одежда лежала далеко от нее, у ног того, кто так жадно созерцал ее.
— Уходи, уходи, уходи! — закричала она. — Отвернись же…
— Я не могу… — выговорил Ризван, но это был не его голос. И правда, как же он мог уйти или хотя бы отвернуться, если она оказалась не видением, а самой жизнью.
— Умоляю, отвернись, прошу тебя!
— Ты живая?
— Идиот! Разве мертвые говорят? Ну что ты уставился своими глазищами? Ослепнешь!
— Я и так уже ослеп!
— Врешь! Ну и смотри, смотри, вот я, перед тобой. Ты первый, кто видит меня в наготе, ты да солнце в небе.
— Это же хорошо, спасибо, спасибо…
— Дурак, за что спасибо?
— За то, что ты такая… — Эти слова Ризван говорил, уже стоя на коленях.
— Какой смешной, да ты, никак, плачешь?
— Я радуюсь…
— Чему?
— Что это ты.
— И не стыдно?
— Нет.
— А что, поправилась я тебе?
— Если ты не дьявол, если ты на самом деле девушка, одна, здесь, в степи…
— Встань… Я не девушка, — она состроила гримасу, — я дьявол в образе девушки.
— Кто б ты ни была, я нашел тебя, потому что искал…
— Этого еще не хватало. Не подходи… — Ризван заметил, что невольно тянется к ней. — Если сделаешь шаг, я убегу в степь.
— Я догоню. Я найду тебя и под степью, и над степью, и в небе. — Горец сам не знал, что говорит, не отдавал отчета своим словам.
— Вай, змея! — взвизгнула девушка, выбежала из-под струи воды и бросилась к Ризвану. Горец не успел понять, в чем дело, а девушка уже прижалась к нему и, задыхаясь, показывала на куст полыни. — Там змея, она хотела на меня броситься, вон она, вон она, убей ее, она ползет к нам.
Ризван подскочил к змее, та пружинисто взвилась, зашипела, но Ризван успел схватить ее за шею правой рукой, сделав левой отвлекающее движение. Змея извивалась кольцами. Ризван не знал, что с ней делать, ведь она была все еще опасна…
— Осторожно, она ядовитая! — крикнула девушка и зачем-то побежала к машине.
Ризван нашел сухой корень и сунул его змее в пасть. Капнул яд — янтарно-прозрачная капля. Тогда, размахнувшись, юноша бросил змею далеко в озеро.
В то же самое время машина рванулась с места и помчалась по степи. Ризван глядел ей вслед, не понимая, что происходит, но потом вдруг очнулся, побежал за машиной, запыхался, устал, облился семью потами. Весь мокрый, он вернулся к воде, потеряв надежду догнать машину, разделся и с удовольствием искупался. Пока стоял под холодной струей, одежда просохла. Похоже, что девушка разыграла его, змея и не собиралась нападать, а теперь девушка укатила и, конечно, не вернется. Но кому-то должна же она передать машину. Все равно ее отыщу, думал Ризван, узнаю, чья она дочь.
Надев брюки и перекинув рубашку через плечо, он зашагал по следам шин, как вдруг машина его показалась на горизонте и быстро приблизилась. Наверное, девушка доехала до дому и послала за ним своего отца или брата. Машина с визгом остановилась, распахнулась дверца.
— Что, парень, заблудился в степи? Могу подвезти. Садись!
— Какая ты вредная.
— Я же дьявол, а не девушка. Сам поведешь машину?
— Нет. У меня руки почему-то дрожат.
— Испугался змеи?
— Да. Но больше боялся, что ты потеряешься. Где ты научилась водить машину?
— Аттестат зрелости теперь не выдают без прав водителя.
— Как тебя звать?
— Бийке, а тебя?
— Ризван.
— Странное имя, впервые слышу.
— Да и мне не нравится.
— А что тебе нравится? — спрашивает Бийке, лукаво взглянув на него и легко, свободно переключая скорость. — Мы на «газике» учились ездить, и мотор я знаю хорошо.
— Ты мне нравишься.
— Так сразу?
— Да.
— Так не бывает, это только в книгах…
— Я тоже раньше так думал.
— А теперь?
— Убедился, что писатели умные, знающие люди. А ты красивая, не такая, как все…
— Самая обыкновенная. Что, не насмотрелся?
— Я готов всю жизнь любоваться.
— А я не хочу, чтобы мной только любовались. Я ведь еще и человек…
— Я без тебя не смогу жить!
— Так я и поверила.
— Я говорю то, что думаю.
— Что еще ты думаешь?
— Думаю, что мы не в ту сторону едем.
— Мне надо домой, в Терекли-Мектеб.
— Тогда поворачивай направо, — подсказал Ризван, готовый хоть всю ночь скитаться так по степи. Была, правда, опасность, что кончится горючее, а в степи это не только неприятность, но и опасность. Но пока машина заправлена, есть еще и в запасе двадцать литров. Они действительно заблудились, заехали не в ту сторону. За руль пересел горец, а Бийке принялась его упрекать:
— Это ты хотел, чтобы мы заблудились. Ты. нарочно запутал меня.
— Клянусь…
— Так я и поверила.
Ризван увидел, что девушка не на шутку испугалась ночной степи, и стал ее утешать:
— Ничего. Не бойся. Все будет хорошо. Ты со мной и можешь быть спокойна.
Уже в полной темноте они наткнулись на неизвестное стойбище чабанов и попросились на ночлег. В домике, куда они постучались, оказалась почему-то одна только женщина. Она обрадовалась случайным гостям, накормила их, напоила молоком и после ужина постелила им постель на тахте в отдельной комнате.
— Клянусь, это наша судьба! — радовался Ризван. — Разве такое могло случиться так просто?
— Тебе смешно?
— Нет, но как-то странно, будто я это не я, а совсем другой человек.
— Боюсь, завтра ты совсем не узнаешь себя. А потом и родные не признают… — После этих слов Бийке постелила себе отдельно на полу. — А что обо мне родные скажут, ты об этом не думаешь?
— Я ни о чем но думаю… — искренне сказал горец. — Я думаю только о тебе.
— «О тебе, о тебе», — передразнила Бийке и показала ему язык.
— Ты чудо, Бийке, ты радость…
— Радость, да не твоя!
— Моя, моя! И ничья больше!
— Да тише ты, что подумает хозяйка?
— Она уже подумала…
— Что?
— Что мы муж и жена. Бийке и Ризван. Ризван и Бийке! Звучит, звучит.
— Совсем не звучит. Даже вот столечко не звучит. — Бийке показала кончик мизинца, потушила свет. Но от лампочки, что горела за окном, в комнате все равно было светло. — Отвернись, я разденусь.
— Не отвернусь, не отвернусь!
— Ненормальный какой-то…
— Да, да, я ненормальный Ризван. Совсем ненормальный Ризван. — Горец не мог унять свою радость, сам не узнавал себя. — Ничего у меня нет, у меня только ты есть.
— Отвернись.
— Зачем? Я всю тебя уже видел, я все видел, я знаю, где у тебя какая родинка…
— Поздравляю. Если ты видел меня один раз, так думаешь, я буду демонстрировать себя каждый день? Во-первых, нечестно подглядывать. Кроме того, я очень устала и хочу спать.
— Я тоже. Что я говорю? Я не устал, ни чуточки не устал, и спать мне не хочется. И тебе я не дам спать!
— Тогда я пойду к хозяйке.
— Нет, нет, спи здесь!
— А что бы ты делал, если бы не встретил меня? — Бийке быстро разделась и юркнула под простыню.
— Искал бы тебя.
— Но ты же не знал бы, кого искать.
— Все равно искал бы тебя.
— Смешно.
Неправда, неправда, что Бийке оставалась равнодушной и безразличной к юноше. Она только удивлялась самой себе, как это она так легко согласилась остаться ночью наедине с незнакомым до этого дня парнем. И не чувствовала никакого страха. Молодые люди уже не мыслили с этой ночи своей судьбы друг без друга.
— Вовсе не смешно. Я не хочу спать. Разреши, я сяду рядом с тобой…
— Не разрешу…
— Но я буду только смотреть на тебя.
— Не хочу, не хочу!
— Хорошо. Я отсюда буду смотреть. — И он, не раздеваясь, уселся на тахту.
Неизвестно, сомкнул ли кто-нибудь из них глаз в эту ночь. Едва ли. Горец то смущенно молчал, то возбужденно говорил. Говорила и Бийке. Как вы уже догадались, любезные мои, это была дочь почтенного Уразбая и его жены-кумычки. В ту ночь молодые люди много узнали друг о друге. Они говорили без конца, говорили, перебивая друг друга, чтобы заглушить те чувства и желания, которые все сильнее овладевали ими и звали их. С Бийке так еще никто никогда не разговаривал.
Да, в этот день и в эту ночь сын чабана из далекого горного аула, молодой зоотехник Ризван был пленен и покорен ногайской девушкой Бийке. Они захотели встретиться еще раз, потом еще, и вот они лежат на широкой тахте, в белой постели, в полусвете зеленого ночника в крепких объятиях друг у друга. Загорелые их тела сильны и гибки. На гладкой мускулистой спине парня выступили капельки пота, словно роса в предутренний час на бархатистом листке травы. Девичья рука скользит вверх по спине, стирая росу, затем растопыренные пальцы, как гребешок, входят в плотные курчавые волосы юноши, давят на затылок, прижимают голову к себе, и вот уже рука слабнет, соскальзывает с затылка, бессильно застывает на простыне.
— Ты плачешь, Бийке?
— Нет, что ты…
— А глаза мокрые.
— Это я от радости, от счастья. Я люблю тебя.
— Не говори этих слов, я знаю.
— Я не могу не говорить. Что чувствую, то и говорю.
— Я хочу пить.
— А я не хочу, чтобы ты вставал. Ты уйдешь. Встретишь другую у заброшенного артезиана.
— Другой такой нет, и не хочу.
— То-то же. Ты мой, и никому я тебя не отдам. И никуда я тебя не отпущу, ты останешься здесь, в степи…
— Завтра снимаются отсюда отары овец. Мне надо ехать в горы.
— Нет! — звонко крикнула Бийке. — Нет, никогда! Я не отпущу тебя в горы!
— Почему?
— Я говорю серьезно, — нахмурилась Бийке. — В старину одна черноокая горянка по имени Бахтина своей красотой пленила нашего полководца Ногая, увела в горы, и больше не видели его в степи. С тех пор горы прокляты ногайцами…
— Ты хочешь мне отомстить за своего предка?
— Да. Я, дочь стеней, говорю: тебе нет возврата в горы, ты не вернешься туда, как Ногай не вернулся в степь.
— Когда ты хмуришься, нравишься мне еще больше.
— Ты не хочешь понять меня. Я с тобой говорю очень серьезно, — отстранилась она от Ризвана.