Частухин мог бы, как говорится, в одночасье забрать и посадить все это «высшее» общество, но широкие оперативные интересы контроля за всей барахолкой сразу диктовали более гибкие методы работы. Время от времени старший лейтенант, наблюдая возросшую активность некоторых барыг из контролируемой им группы, брал пять-шесть королей толкучего рынка и начинал «оформлять» их по соответствующей статье. Остальные «аристократы», гулявшие пока на свободе, резко уменьшали масштаб своей деятельности, на освободившейся «площадке» появлялись новые лица, Частухин тут же засекал их, и, таким образом, тактика гибкого балансирования в борьбе со спекуляцией и наживой вполне оправдывала себя.
Кроме того, контроль за «лидерами» барахолки позволял с их помощью как бы сдерживать напор начинающих спекулянтов в стремлении прорваться вверх и присоединиться к рядам «гвардейцев». «Лидеры» не очень-то охотно пропускали в свои ряды новеньких и в случаях, когда те самовольно укрупняли торговлю, своими силами осаживали их, а это в конечном итоге значительно облегчило работу старшего участкового инспектора Частухина.
Система постепенного давления на барахолку неуклонно вела к тому, что количество наиболее активных, профессиональных спекулянтов постоянно уменьшалось. Леонид Евдокимович Частухин чувствовал себя хозяином положения на толкучем рынке. Контроль за «избранным» кругом барахолки день ото дня давал все более и более ощутимые результаты — снижение масштабов спекуляции уменьшало и число всех остальных преступлений, совершавшихся вокруг барахолки, с которыми боролись городские и районные оперативные группы. Например, наиболее распространенным преступлением в окружающих рынок домах, в том числе и в наших новых домах, где жил сам Частухин, была такого вида квартирная кража. Два-три человека (продавец и покупатель) под предлогом проверить исправность трофейного радиоприемника «Телефункен» стучались в какую-нибудь квартиру и просили разрешения включить приемник в электросеть.
Хозяева квартиры охотно разрешали пробу «Телефункена». Это было абсолютно понятное житейское дело.
Барахолка бушевала рядом, под окнами. Хозяевам иногда и самим приходилось по мелочи спекульнуть на рынке сотни на две, на три — не упускать же такую возможность, если она у тебя под самым носом.
Поначалу в большинстве случаев проба приемника происходила вполне нормально — продавец втыкал штепсель в розетку, шкала делений трофейного радиоизделия загоралась, покупатель на радостях кидал хозяевам за использование розетки трешку, посетители уходили, и все были довольны.
Но очень скоро черкизовское, измайловское и сокольническое ворье поняло, что проба трофейного радиоприемника в квартире таит в себе богатейшие возможности. Два-три громилы, появляясь с «Телефункеном» в одной из трехсот пятидесяти квартир наших новых домов, быстро выясняли, кто есть в квартире. Если в квартире находились взрослые, особенно мужчины, происходила обыкновенная проба, кидалась трешка, и громилы удалялись не солоно хлебавши.
Но если взрослых не было (в дневное, рабочее время), если в квартире находились только дети или, на худой конец, какая-нибудь престарелая бабушка, проба «Телефункена» оборачивалась для хозяев квартиры весьма печально. Тюкнуть бабушку по голове гирькой, заткнуть рты детям и связать их было минутным делом. Потом громилы дочиста обчищали квартиру, увязывали узлы, упаковывали чемоданы и исчезали.
Так же, как и радиоприемники, использовались преступниками и прочие трофейные электроприборы — электробритвы, полотеры, пылесосы, патефоны и разные кухонные принадлежности — электрические хлеборезки, мясорубки, соковыжималки, маслобойки, картофелечистки и так далее. Все это было в такую диковину для какой-нибудь приехавшей из-под Тамбова понянчить внуков бабушки, не подозревавшей даже никогда о том, что картошку можно чистить «без рук», электричеством, что она охотно пускала бандитов в квартиру, ахала и охала, впервые в своей жизни наблюдая, как хитрая немецкая машинка снимает кожуру с картофелины, и в результате, заглядевшись, и получала гирькой сзади по голове…
Когда связь между продажей электроприборов и квартирными кражами была установлена, старший лейтенант Частухин мгновенно арестовал на барахолке всех спекулянтов приемниками, пылесосами, хлеборезками, картофелечистками и прочими электроизделиями. Одновременно по своим каналам он пустил на толкучий рынок информацию — каждый, продающий любой электроприбор, может стать потенциальным участником уголовного преступления.
И барыги с трофейными электрическими «машинками» начали исчезать с Преображенской барахолки, а квартирные кражи, связанные с опробованием «Телефункенов», прекратились совсем.
С некоторых пор Леонид Евдокимович Частухин стал замечать, что в его хорошо отлаженной системе контроля за Преображенской барахолкой начали возникать какие-то новые, неуправляемые процессы. И выразилось это прежде всего в том, что к очередному намеченному и даже отчасти запланированному Частухиным этапу сокращения количества наиболее активных, профессиональных спекулянтов число их на Преображенском толкучем рынке, несмотря на все принятые «постепенные» оперативные меры, не только не уменьшилось, но и как бы даже возросло.
Это было неожиданное и весьма неприятное открытие. Леонид Евдокимович (одетый, разумеется, в потрепанный штатский костюм — телогрейка, стоптанные сапоги, низко на глаза надвинутая кепка) обошел свои владения и отметил какое-то незнакомое ранее выражение на лицах нескольких хорошо известных ему барыг.
Выражению этому трудно было даже сразу подыскать точное определение. Это было какое-то новое осознание уверенности в своих возможностях. Знакомые спекулянты поглядывали на Частухина с известной долей скрытой дерзости и независимости. Все это очень не понравилось Леониду Евдокимовичу. Вернувшись в отделение, он получил санкцию на задержание нескольких надоевших всему отделению старых спекулянтов и всех тех новых барыг, которые своим массовым появлением на барахолке как раз и нарушили запланированное Частухиным очередное сокращение преступности в процентном отношении.
Но больше всего остального обеспокоила старшего участкового инспектора вот какая картина, увиденная в сквере перед пятым корпусом новых домов на берегу Хапиловки: около самого края крутого обрывистого берега Хапиловки в окружении Кольки Крысина, «Суворова», Батона и Люлюти — двух младших братьев Николая Крысина (они недавно снова объявились на «вшивом дворе», освободившись после амнистии) стоял известный всей Преображенке спекулянт Цопа и отсчитывал из рук в руки Николаю Крысину, по всей вероятности, весьма приличную сумму денег.
В ближайшие дни старший лейтенант Частухин получил сведения о том, что младшие братья Крысины в кровь избили во дворе кинотеатра «Орион» среднего Ковальчука, который давно уже мозолил Леониду Евдокимовичу глаза своими слишком нахальными операциями с американскими консервами, неизвестно откуда десятками банок попадавшими в семейство Ковальчуков. Мысленно Частухин даже поблагодарил младших «крысиков» — всех Ковальчуков давно уже пора было сажать за неумеренную спекуляцию продуктами. Руки участкового инспектора, занятые барахольщиками, никак не доходили до этой справедливой акции. Может быть, теперь, слегка поученные Крысиными, Ковальчуки несколько ослабят свой продуктовый бизнес?
Одновременно старшему лейтенанту стала известна следующая безобразная сцена, происшедшая в Черкизовской яме. Гроза привозного рынка, диктатор овощных рядов рябой однорукий инвалид «Суворов» зазвал к себе домой знаменитого на всю Преображенку дурачка Володю, по прозвищу Сопля, торговавшего на рынке самодельными портновскими сантиметрами, изготовленными из клеенки, и в «лоскуты» напоил его пьяным. Спустя час Володя, валясь с ног, появился на барахолке на Преображенской площади, орал песни, толкал граждан, непрерывно со всеми задирался и громко кричал:
— Метр, метр, сантиметр! Налетай, подешевело! Все равно пропал Володя! Метр, метр, сантиметр!
Окончил Сопля свое веселье тем, что заснул в канаве около бензоколонки под монастырской стеной, что, однако, не помешало ему на следующее утро явиться ни свет ни заря в коммерческий буфет ресторана «Звездочка» и передать буфетчику Силычу для Николая Крысина пачку мелких денег, в основном рублями и трешками, на общую сумму в пятьсот рублей.
В то же утро, когда Колька Крысин уже занял свое законное место у стойки и потягивал из стакана свое законное красное вино, его посетил средний из братьев Ковальчуков и передал ему какой-то газетный сверток — по всей вероятности, с деньгами.
События разворачивались с нарастающей быстротой. Через неделю на берегу Архиерейского озера в Черкизове произошла довольно любопытная встреча — о ней Леонид Евдокимович узнал от необходимых ему в его сложной работе людей. С одной стороны, во встрече принимали участие несколько крупных спекулянтов футбольными билетами, которые во время матчей известных московских команд «Динамо», «Спартак», «Крылья Советов», ЦДКА и так далее продавались с рук не дешевле ста рублей за каждый.
С другой стороны, во встрече принимали участие «Суворов» и братья Крысины (их было уже четверо — из заключения освободился и прибыл на родимый «вшивый двор» еще один «крысик», по прозвищу Кесарь). Речь держал в основном «Суворов». Его слова, обращенные к билетным барыгам, по-видимому, настолько не понравились последним, что на берегу Архиерейского озера чуть было не вспыхнула драка, но в это время молчаливо сидевший в стороне на траве Николай Крысин поднялся с места, вытащил что-то из кармана и показал билетным барыгам, после чего они сразу успокоились и отправились на стадион занимать около касс очередь на следующий матч.
А утром после матча один из билетных спекулянтов нехотя поднялся по каменным ступенькам ресторана «Звездочка» на Преображенской площади, нашел в буфете Кольку Крысина и протянул ему туго набитый почтовый конверт. Николай вежливо поблагодарил барыгу, культурно предложил выпить с ним стаканчик красного вина, и после этого они тихо-мирно расстались с тем, чтобы дружески увидеться здесь же, в буфете, после следующего матча, а также после каждого очередного большого футбола. И надо сказать, что встречи эти происходили с такой регулярностью и аккуратностью,