Свое первое дело Фома Крысин обладил просто: над ювелирным магазином Фуремса была пробита в потолке маленькая дыра, в нее просунули и раскрыли большой пляжный зонтик. И весь остальной мусор, когда долбили широкий лаз, падал в зонтик. Все было сделано тихо (железный костыль, по которому били кувалдой, обмотали тряпкой) и без следов. Два специалиста вскрыли сейфы с драгоценностями за десять минут. Смести золотишко и камушки в кожаный саквояж понадобилось и того меньше — три минуты.
И только одна оплошность была допущена при этой, в общем-то, образцовой операции — пляжный зонтик со следами потолочной известки и штукатурки был забыт на чердаке над магазином Фуремса.
— В ж… они у меня открыли этот зонтик, в ж…! — отчаянно кричал утром старый Фуремс, держась руками за голову, когда прибывшая в магазин милиция нашла на чердаке зонтик и определила его назначение.
Сыновья Фуремса, крепкие ребята, мрачно смотревшие на отца во время этой сцены, молчали. При всей невосполнимости убытков их разбирал смех. Раскрыть зонтик у старика именно в том месте, которое он назвал (за то, что, ворочая миллионами, скупится нанять ночного сторожа), представлялось им делом весьма заманчивым.
— Гражданин начальник! — хватал тем временем хозяин магазина за рукава сыщиков. — Если мне не изменяет память, а она мне не изменяет никогда, Советская власть стала наконец такой умной, что теперь она защищает частную торговлю. Так я вас спрашиваю — и где же эта защита? Приходит бандит и забирает все, что семья горбом нажила за долгие годы!.. Как я открою сегодня магазин? Чем я буду торговать? Зонтиками?.. Это же позор! Меня знают в Европе!.. Фуремс — это же фирма! И что от нее осталось? Дырка в потолке… Ой, зачем я только поверил вам, что вы сумеете защитить торговлю?
Сыщики отмалчивались. Заботы фирмы «Фуремс и сыновья» мало волновали их. Беспокоило другое — дерзость и остроумие ограбления, а главное — совершенно незнакомый почерк грабителей. Если допущена такая оплошность и забыт на месте главный предмет дела — зонтик, значит, орудовавшая шайка еще совсем свежая, без опыта, значит, банда только еще сложилась и в ближайшем будущем от нее надо ждать новых преступлений.
…Сыщики не ошиблись. Через неделю Фома «залепил скок» на квартиру миллионера Хмельницкого. Нужны были наличные деньги, и по старательно сделанной наводке удалось установить, что Хмельницкий хранит наличность дома, укрывая часть выручки от налога, и по ночам любит пересчитывать кредитки у себя в спальне.
Наводку окончательно довели через горничную. Прислугу Хмельницких заманили в подворотню. Фома потащил из кармана финку и тут же спрятал ее. Горничная взвизгнула.
— Тебя твой хозяин угнетает? — участливо спросил Фома, зажимая ей рукою рот.
Горничная мелко тряслась.
— Ксплотацию от барина ощущаешь? — повторил Фома.
Девушка молча таращила на него глаза.
— Барыня тебя бьет? Работать сверху силы заставляет? — нажимал Крысин. — Сколько разов на день убираешь? По ночам стираешь?
Горничная заплакала и на всякий случай кивнула головой.
Фома отпустил руку.
— А мы простые люди, такие же страдающие от купцов, как и ты, — сказал он, глядя девушке прямо в глаза. — Возьми кольцо, твое оно. А за это сделаешь нам услугу. Вечером, когда хозяева лягут, оставишь дверь на лестницу незакрытой. Сама уйдешь к себе, и твое дело сторона — ничего не видела, ничего не слышала… А ежели обманешь, кольцо отниму назад, а тебя на мелкие куски разрежу, поняла?
Финка, кольцо и классовый подход («ксплотация») сделали свое дело. Горничная выполнила все указания Крысина.
В полночь Фома с двумя подручными (остальная банда стояла на шухере) вошел в квартиру Хмельницких. Везде было тихо. Фома сам, никому не доверяя, тщательно закрыл входной замок и подкрался к спальне хозяев. Дверь в спальню была закрыта, из-под нее пробивался свет. Резким движением фомки Крысин сломал замок и распахнул дверь. Хозяин дома в ночной рубашке сидел на кровати. Напротив него в халате сидела жена. В руках у Хмельницкого была толстая пачка денег.
Фома в два прыжка подскочил к кровати, замахнулся фомкой.
— Ни слова, курва! — сдавленным шепотом крикнул он. — Отдашь деньги, жить будешь. Не отдашь — снесу череп.
Хмельницкий, на удивление почти не испугавшийся, молча протянул Фоме деньги.
— Где остальные прячешь, купец? — усмехнулся Крысин. — В матрасе?
Хмельницкий напряженно молчал.
Один из бандитов ткнул пахана пистолетом в спину. Фома обернулся и в слабом свете ночника увидел на стоящем около стены диване раскрытый футляр от скрипки. Он весь был туго набит пачками кредиток.
Крысин шагнул к дивану. Жена Хмельницкого слабо застонала.
— Молчи, — строго приказал ей муж, — жизнь дороже…
— Правильно рассуждаешь, папаша, — деловито сказал Фома, застегивая футляр. — Жизнь ни за какие деньги не купишь.
Он взял «скрипку» и вплотную приблизился к хозяину дома.
— Теперь уговор, — Фома упер фомку в грудь Хмельницкого. — Обо всем этом в уголовку не стучать. Деньги не казенные, а твои, государство не страдает. А налоги с них ты все равно не платишь. Будешь молчать — будем дружить. Мои ребята тебе помогут, если хорошо попросишь. Но только без мокрых дел, мы их сами не любим.
— Дай хоть стакан воды, ирод! — неожиданно грубым голосом сказал Хмельницкий и ткнул пальцем в сторону жены. — Не видишь — женщина почти при смерти.
— Обойдется, — прищурился Фома. — Пальчики мои на стакане срисовать хочешь?
— О господи! — вздохнул Хмельницкий. — Пальчики… Мне бы твои заботы.
Фома двинулся к двери. Двое, пришедшие с ним, держали хозяина и хозяйку под прицелом двух наганов.
— Уберите оружие, сумасшедшие, — поморщился Хмельницкий. — Вы что, будете стрелять, если я закричу? Так я не закричу. Кому это надо? Сбежится весь дом… Вы же видите, я не трогаюсь с места.
Налетчики, не опуская револьверов, медленно отступали спиной к двери.
— Где я тебя найду? — крикнул Хмельницкий вдогонку Фоме. — Визитных карточек, насколько я понимаю, ты еще заказать не успел!
— Я сам тебя найду, — усмехнулся Фома, — ежели уговор исполнишь.
— Исполню, не волнуйся, — успокоил его Хмельницкий, — связываться с милицией нет расчета.
Удача была редкая. В скрипичном футляре оказалось без малого двести тысяч рублей.
И еще один квартирный «скок» слепила вскорости банда Крысина. Фома упорно искал по Москве клиентов, хранивших большие деньги при себе. Он знал по опыту — банда дело недолговечное. Хотя пока крепко держал всю шарагу в кулаке.
Надо было быстрее брать живые деньги. Золото и камни, взятые у Фуремса, лежали неоцененные. Высовываться с ними было нельзя — лягавые дежурили во всех скупках. Из денег Хмельницкого он выдал ребятам мелочишку, по тысяче рублей — на мелкое обзаведение, обещая главный дележ впереди.
Однажды от Сухаревки блатная почта принесла новость — на Журавлевой горке, возле электролампового завода, где сливаются Хапиловка и Яуза, старичок из «бывших» толкнул особняк с мебелью. Сам переехал в какую-то лачугу. Похоже, что намыливается за кордон. Живет один. Копейку держит в доме, но где — неизвестно. Может, зарыл.
Фома решил «оформить» старичка из «бывших». Тем более что Журавлева горка находилась в двух шагах от собственного дома, от Черкизовской ямы. Это было и легко, и опасно. Но Фома уже начинал наглеть.
К лачуге подошли вечером. В одном из окон горел свет. Фома постучал.
— Кто там? — раздался высокий дребезжащий голос.
— Милиция, — коротко объяснил Фома.
Дверь открылась. Фома шагнул через порог и схватил хозяина высокого голоса сразу за обе руки.
Но неожиданно был отброшен назад с такой силой, что чуть было не сломал себе шею на каких-то ведрах, коромыслах и чугунах.
Со стариком еле справились всей бандой. Втащили в комнату, привязали к стулу. Фома, потирая ушибленную спину, с интересом разглядывал человека из «бывших». Это был седой, широкоплечий, костистый мужчина лет под шестьдесят, не больше, с продолговатым лицом, сильно развитым подбородком и голубыми навыкате глазами. Порода и военная выправка чувствовались в нем за версту.
— Ты чего же дерешься, дед? — миролюбиво спросил Фома. — К тебе из милиции пришли, а ты пихаешься.
Старик каменно молчал.
Крысин пошарил глазами по комнате. Обстановка была элементарная, бедная, но в углу мигало углями какое-то сооружение из кирпичей, нечто вроде самодельного камина. На краю камина лежали железные щипцы.
— Не хочешь, значит, разговаривать с милицией? — покачал головой Фома. — Ну, да ладно. Обманывать тебя долго не будем. Мы, дедушка, не из милиции, мы уголовнички. Где у тебя деньги-то зарыты? Сам покажешь, или щипчиками тебе вот этими немного уши прижечь, а?
Старик неожиданно громко расхохотался.
— Ми-ли-ция! — нараспев, передразнивая Фому, повторил он. — Я-то думаю, почему милиция похожа на уголовников, а выясняется, что это уголовники похожи на милицию! Ха-ха-ха!
Крысин поскучнел лицом.
— Давайте щипцы, — тихо приказал он.
Ему подали щипцы.
— Осведомлены вы неплохо, — презрительно глядя на Фому снизу вверх, сказал старик, — деньги у меня действительно есть. Дом вот продал фамильный, отцовский…
— И мебель фамильную, — добавил Фома.
— И мебель, — согласился хозяин.
— Ну, где деньги? — шевельнул щипцами Крысин. — Добром прошу. Не заставляй грех на душу брать.
— Дай закурить! — властно сказал вдруг старик и кивнул головой на стол, на котором лежал раскрытый портсигар.
И Фома неожиданно для себя послушно взял из портсигара папиросу, сунул ее хозяину дома в рот и зажег спичку.
— Так ты думаешь, — окутался дымом старик, — что я, аристократ и боевой офицер, испугаюсь твоей пытки?
Он бешено вскочил на ноги вместе с привязанным к нему стулом, но тут же, потеряв равновесие, упал на пол.
— Вор, бандит, сволочь! — орал старик с пола. — Жги, пытай, калечь! Я не скажу тебе ни слова!