абочем движении – факта, который ныне особенно сильно бросается в глаза, – посредством «казенно-оптимистических» (в духе Каутского и Гюисманса) рассуждений такого рода: дело противников капитализма было бы безнадежно, если бы именно передовой капитализм вел к усилению оппортунизма или если бы именно наилучше оплачиваемые рабочие оказывались склонны к оппортунизму и т. п. Не надо обманываться насчет значения такого «оптимизма»: это – оптимизм насчет оппортунизма, это – оптимизм, служащий к прикрытию оппортунизма. На самом же деле особенная быстрота и особенная отвратительность развития оппортунизма вовсе не служит гарантией прочной победы его, как быстрота развития злокачественного нарыва на здоровом организме может лишь ускорить прорыв нарыва, освобождение организма от него. Опаснее всего в этом отношении люди, не желающие понять, что борьба с империализмом, если она не связана неразрывно с борьбой против оппортунизма, есть пустая и лживая фраза.
Из всего сказанного выше об экономической сущности империализма вытекает, что его приходится характеризовать, как переходный или, вернее, умирающий капитализм. Чрезвычайно поучительно в этом отношении, что ходячими словечками буржуазных экономистов, описывающих новейший капитализм, являются: «переплетение», «отсутствие изолированности» и т. п.; банки суть «предприятия, которые по своим задачам и по своему развитию не носят чисто частнохозяйственного характера, а все более вырастают из сферы чисто частнохозяйственного регулирования». И тот же самый Риссер, которому принадлежат последние слова, с чрезвычайно серьезным видом заявляет, что «предсказание» марксистов относительно «обобществления» «не осуществилось»!
Что же выражает это словечко «переплетение»? Оно схватывает лишь наиболее бросающуюся в глаза черточку происходящего у нас перед глазами процесса. Оно показывает, что наблюдатель перечисляет отдельные деревья, не видя леса. Оно рабски копирует внешнее, случайное, хаотическое. Оно изобличает в наблюдателе человека, который подавлен сырым материалом и совершенно не разбирается в его смысле и значении. «Случайно переплетаются» владения акциями, отношения частных собственников. Но то, что лежит в подкладке этого переплетения, – то, что составляет основу его, есть изменяющиеся общественные отношения производства. Когда крупное предприятие становится гигантским и планомерно, на основании точного учета массовых данных, организует доставку первоначального сырого материала в размерах: 2/3 или 3/4 всего необходимого для десятков миллионов населения; когда систематически организуется перевозка этого сырья в наиболее удобные пункты производства, отделенные иногда сотнями и тысячами верст один от другого; когда из одного центра распоряжаются всеми стадиями последовательной обработки материала вплоть до получения целого ряда разновидностей готовых продуктов; когда распределение этих продуктов совершается по одному плану между десятками и сотнями миллионов потребителей (сбыт керосина и в Америке и в Германии американским «Керосиновым трестом»); – тогда становится очевидным, что перед нами налицо обобществление производства, а вовсе не простое «переплетение»; – что частнохозяйственные и частнособственнические отношения составляют оболочку, которая уже не соответствует содержанию, которая неизбежно должна загнивать, если искусственно оттягивать ее устранение, – которая может оставаться в гниющем состоянии сравнительно долгое (на худой конец, если излечение от оппортунистического нарыва затянется) время, но которая все же неизбежно будет устранена.
Восторженный поклонник немецкого империализма Шульце-Геверниц восклицает:
«Если в последнем счете руководство немецкими банками лежит на дюжине лиц, то их деятельность уже теперь важнее для народного блага, чем деятельность большинства государственных министров» (о «переплетении» банковиков, министров, промышленников, рантье здесь выгоднее позабыть…) «…Если продумать до конца развитие тех тенденций, которые мы видели, то получается: денежный капитал нации объединен в банках; банки связаны между собой в картель; капитал нации, ищущий помещения, отлился в форму ценных бумаг. Тогда осуществляются гениальные слова Сен-Симона: «Теперешняя анархия в производстве, которая соответствует тому факту, что экономические отношения развертываются без единообразного регулирования, должна уступить место организации производства. Направлять производство будут не изолированные предприниматели, независимые друг от друга, не знающие экономических потребностей людей; это дело будет находиться в руках известного социального учреждения. Центральный комитет управления, имеющий возможность обозревать широкую область социальной экономии с более высокой точки зрения, будет регулировать ее так, как это полезно для всего общества и передавать средства производства в подходящие для этого руки, а в особенности будет заботиться о постоянной гармонии между производством и потреблением. Есть учреждения, которые включили известную организацию хозяйственного труда в круг своих задач: банки». Мы еще далеки от осуществления этих слов Сен-Симона, но мы находимся уже на пути к их осуществлению: марксизм иначе, чем представлял его себе Маркс, но только по форме иначе»[121].
Нечего сказать: хорошее «опровержение» Маркса, делающее шаг назад от точного научного анализа Маркса к догадке – хотя и гениальной, но все же только догадке, Сен-Симона.
Комментарий
Мы последовательно знакомимся со взглядами вождя революции на все сферы общественного развития и общественной жизни. Вдумчивый читатель уже, конечно, заметил, что практически в каждом томе ленинского Собрания сочинений имеется основная (центральная, если можно так сказать) работа, задающая тон всей книге. В 27-м томе это, безусловно, «Империализм, как высшая стадия капитализма». И мы, приступая к ее чтению, вступаем на более высокую ступень понимания процессов, происходящих в мире. До сих пор речь шла о капитализме свободной конкуренции. И вот наступил момент, когда, столкнувшить с изменениями в капитализме, Ленин должен был выступить как самостоятельный теоретик. Дело в том, что капитализм принял другую форму и содержание, развившись до следующей (она же высшая и последняя) своей стадии – империализма. То, что она высшая, – это очень важно. Больше никакой новой стадии не будет, и государственно-монополистический капитализм в это вполне укладывается.
Раньше капитализм характеризовался очень просто – как товарное хозяйство на том этапе развития, когда рабочая сила становится товаром. Все производство работает на рынок. Даже более того – на неизвестный и свободный рынок. Во втором томе у Маркса описано обращение капитала, а в третьем томе – уже различные «гримасы» рынка. (Впрочем, до этого мало кто дочитывает.) Капиталистам же неважно, чем именно заниматься. Главное для них – капитал и прибыль.
Ленину пришлось столкнуться с таким явлением, которого не было при Марксе. Что произошло в экономике капитализма? Кажется, рынок еще царит, но он уже подорван. Раньше было производство на свободный рынок, а теперь стало производство на заказ. Раньше делали – а уж потом думали, как продать. А теперь если мы хотим что-то сделать, то сначала выясняем, нужно ли это кому-нибудь. Сначала заказ, потом работа. Это еще не планирование, конечно, но уже близко к нему.
Поэтому будет ошибкой считать, что если вы прочитали «Капитал», то знаете все о современном положении дел. Без ленинской работы, о которой мы сейчас и говорим, нельзя стать современным экономистом. В ней содержится систематическое изложение информации о том капиталистическом мире, который готов к социалистической революции.
Итак, работа «Империализм, как высшая стадия капитализма». Она оформлена как популярный очерк, но это фундаментальнейшее произведение, которое наполнено множеством фактов, подтверждающих выводы. Здесь приведено доказательство того, что современное понимание капитализма изменилось. Империализм – его высшая и последняя стадия: загнивающий капитализм.
Первая глава – «Концентрация производства и монополии».
Громадный рост промышленности и замечательно быстрый процесс сосредоточения производства во все более крупных предприятиях являются одной из наиболее характерных особенностей капитализма. Самые полные и самые точные данные об этом процессе дают современные промышленные переписи. ‹…›
Почти половина всего производства всех предприятий страны в руках одной сотой доли общего числа предприятий! ‹…›
Это превращение конкуренции в монополию представляет из себя одно из важнейших явлений – если не важнейшее – в экономике новейшего капитализма, и нам необходимо подробнее остановиться на нем. ‹…›
Не в каждой отрасли промышленности есть большие предприятия; а с другой стороны, крайне важной особенностью капитализма, достигшего высшей ступени развития, является так называемая комбинация, т. е. соединение в одном предприятии разных отраслей промышленности, представляющих собой либо последовательные ступени обработки сырья (например, выплавка чугуна из руды и переделка чугуна в сталь, а далее, может быть, производство тех или иных готовых продуктов из стали), – либо играющих вспомогательную роль одна по отношению к другой (например, обработка отбросов или побочных продуктов; производство предметов упаковки и т. п.).
К чему ведет конкуренция? Если мы, например, с вами конкурируем, то кто-то из нас проиграет. В ходе конкурентной борьбы количество компаний сокращается. Постепенно в отрасли остается одна или две компании.
…свободная конкуренция порождает концентрацию производства, а эта концентрация на известной ступени своего развития ведет к монополии. Теперь монополия стала фактом.
Маркс изучал капитализм свободной конкуренции. А Ленин изучил уже капитализм монополистический