– Ну это раз плюнуть! – воскликнул редактор, радуясь в душе, что привалило такое счастье. – В следующем же номере выйдет информация о вас, только дайте текстовку.
С того дня в газете на постоянной основе восхвалялся «крупный предприниматель и меценат Леший», а на ее лучших страницах размещались его проспекты и рекламы. В случае, если Лешего задерживали за кражу строительных материалов, в газете появлялась заказная статья о его честности и порядочности с бичеванием милиционеров, посмевших поднять руку на чуть ли не святого человека.
Как-то раз Ложкин в присутствии Лешего посетовал, что корреспондент конкурировавшего издания Спиридонов постоянно поносит его и что не помешало бы его «облить дерьмом», чтобы больше не дергался насчет достойного человека. Посетовал и забыл. Через три дня Леший явился в редакцию и доложил:
– Все, облили дерьмом!
– Кого? – не понял редактор.
– Спиридонова.
– В какой газете, где материалы?! – удивленно воскликнул Ложкин, с нетерпением протягивая руку Лешему. – Дай посмотреть!
– Какая газета? – победоносно воскликнул Леший. – Облили его с ног до головы реальным дерьмом!
– Серьезно? – поразился услышанному редактор. – Настоящим?!
– Самым что ни на есть настоящим, человеческим!
Редактор оторопело замолчал, а потом задал неуместный по своей глупости вопрос:
– Где ж столько дерьма достали?
– Моих рабочих, они ходят в ведро, – бодро доложил Леший.
Оказалось, Спиридонов поднимался в свою квартиру, а в это время на лестничной площадке к нему подбежали двое и надели на голову ведро с фекалиями. Журналист утаил инцидент от милиции и действительно притих, оставив в покое противную газету.
Ложкин в душе ликовал, стыдливо пряча радость под благообразной личиной представителя четвертой власти.
Часть 4. Газовая камера. Тюрьма и чудесное освобождение. Обретение семьи
Василия Андрейченко призвали в армию накануне войны, он попал в войсковую часть, расположенную недалеко от Киева. Дивизия, куда поступил на службу новобранец, только-только формировалась. Молодого парнишку, успевшего поработать в колхозе трактористом, назначили механиком-водителем легкого танка «Т-26». За короткое время Василий освоил технику и к началу войны стал одним из лучших водителей части. С первых дней войны 19-я дивизия 22-го механизированного корпуса Пятой армии, где служил Василий, вела ожесточенные сражения с фашистскими ордами. Уже на четвертый день войны танковые армады вермахта и Красной армии сцепились в смертельном противостоянии под Дубной. Настал Армагеддон, крупнейшее танковое сражение в истории человечества. Война машин. Немецкие войска были оснащены самой современной техникой, на них работала вся экономика Европы, успех битвы был предрешен. Советские танкисты сражались и умирали с отчаянностью обреченных, нанося врагу сокрушительные удары. На восьмой день сражений все было кончено. От танковой дивизии, где служил Василий, остались лишь несколько танков, которые с другими частями отошли и закрепились на дальних рубежах.
Это было поражение. Но поражение, которое ковало будущую Победу – блицкриг Гитлера провалился. Некоторые историки утверждают, что именно после этого сражения Гитлер, с прогулочной легкостью оккупировавший европейские страны, впервые в жизни задумался о правильности своего решения напасть на Советский Союз.
В последний день сражения, 30 июня, в танк Василия попал немецкий снаряд, и он загорелся. Он этого не помнил, поскольку от удара болванки по броне потерял сознание. Очнулся Василий возле горящего танка, рядом лежал мертвый командир, а чуть поодаль немецкие солдаты, гогоча на своем языке, фотографировали его низвергнутого стального коня. Увидев шевеление, немцы подошли поближе и, убедившись, что Василий жив, под конвоем отвели его в сборный пункт для военнопленных. Затем были два месяца ада в пересыльном пункте, огороженном колючей проволокой где-то в чистом поле под Ровно. Рядом пролегала железная дорога, по которой беспрерывно на восток следовали поезда, нагруженные вражеской техникой. Фронт все отдалялся.
В конце августа пленников загрузили в вагоны, и поезд направился на запад. Через неделю пути поезд остановился возле маленького немецкого городка. Пленников разместили по баракам и каждое утро выгоняли на сельхозработы. Здесь Василий пробатрачил около полутора лет.
Однажды всех выстроили перед бараками, и человек в немецкой форме на чисто русском языке обратился к пленным:
– Красная армия терпит поражение. Доблестные немецкие войска успешно продвигаются вглубь страны, скоро Москва падет, Сталин будет повешен на Красной площади [10]. Настоящий патриот России генерал Власов перешел на сторону немцев, чтобы искоренить коммунистов и евреев. В связи с этим я обращаюсь к вам, русские солдаты! Если у вас в душе осталась любовь к родине, если вы желаете очистить страну от скверны, вступайте в ряды Русской освободительной армии Власова! Желающие вступить в РОА, три шага вперед!
Из ста двадцати человек вперед шагнули девять. Их сразу отвели в сторону, а оставшихся загнали в бараки, где Василий с горечью обратился к товарищу, попавшему в плен под Киевом:
– Если ты любишь родину, если ты патриот, получается, надо служить врагу? Чем мне могли помешать коммунисты и евреи? Отец мой – батрак, и я всю жизнь батрачил бы, да Советская власть дала мне образование и путевку в жизнь. А сосед дядя Яша мне подарил ботинки на выпускной вечер. Черта с два, лучше сдохну в плену, но предателем никогда не стану!
Однажды Василий попытался организовать с группой пленных побег, но кто-то донес об этом, и всех заговорщиков бросили в застенки гестапо. Оттуда еле живого Василия и нескольких его товарищей отправили в концлагерь.
Капо (староста) барака – уголовник из поляков, продавший душу дьяволу – лютовал. Пытаясь прислуживать немцам за жирную похлебку и возможность один раз в неделю выходить за пределы лагеря, он каждый день избивал пленных, приговаривая с садистской улыбкой на лице:
– Всех вас в газовые камеры, дохляки проклятые!
По мере приближения Красной армии поляк свирепел все сильнее, наказания его становились изощреннее и больнее. Он обливал пленных холодной водой и выгонял на улицу, заставляя всю ночь делать бессмысленную работу по перетаскиванию камней из одной кучи в другую.
Когда всем стало ясно, что поражение вермахта – это дело времени, немцы стали вывозить пленных в неизвестном направлении. Однажды зондеркоманда (спецотряд) появилась в бараке, где содержался Василий. Всех их, человек двести, привезли в соседний лагерь и впихнули в небольшое строение, похожее на баню. Люди стояли как сельди в бочке, не имея возможности даже присесть или повернуться. Кто-то крикнул:
– Робяты, щас будут морить!
Началась было паника, но из-за плотной скученности толпа только колыхнулась и замерла в тревожном ожидании. Вдруг с потолка потянул сизый дымок. Тот же голос крикнул:
– Робяты, это конец!
Запахло выхлопными газами, начались страшные предсмертные крики, люди умирали стоя. Ноги Василия подогнулись, он словно повис, зажатый со всех сторон умирающими людьми.
Очнулся он в госпитале у своих. Оказалось, что танковая дивизия Красной армии прорвала оборону немцев и стремительным броском углубилась в тыл врага. Увидев грозные «Т-34», зондеркоманда разбежалась, оставив трупы в чистом поле. Из двухсот человек смогли выжить тринадцать. Очевидно, немцы в последнее время торопились, поэтому срок «обработки газом» пленных сократили почти вдвое, полагая, что остальное довершит огонь – поскольку крематории не справлялись с огромной массой трупов, погибших вывозили за город и сжигали на кострах.
Родные танкисты спасли Василия от смерти.
Пролежав в госпитале полгода, поздней осенью сорок пятого Василий вернулся к себе домой в Полтавщину. Сельчане его не узнали – перед ними стоял седой старик, а ему тогда стукнуло всего-то двадцать четыре года. Он сразу стал работать в колхозе трактористом. Жизнь постепенно стала налаживаться, а здоровье поправляться. В год смерти Сталина Василий сделал предложение молодой хохотушке из бухгалтерии колхоза, и та с радостью согласилась – в селе мужиков считали по пальцам. Через год у них родился сын, которого назвали Александром. Мальчик вырос, после школы пошел служить в армию. Демобилизовавшись, он сказал отцу:
– Батя, хочу уехать на стройку БАМа. Мои однокашники все уже там, в Тынде. Тут, в совхозе, никакой перспективы, а там Стройка Века!
– Что ж, Саша, это твое решение, ты уже мужчина и волен поступать, как хочешь. Только не забывай нас, родителей, – проговорил отец, в душе гордясь своим сыном.
Накануне отъезда Александра на всесоюзную стройку вся семья и родственники собрались в доме у Василия. Он встал и произнес тост:
– Дорогой мой сын Александр! Ты уезжаешь на большую стройку. Будь там честным и добросовестным работником, не подводи нас, стариков, своих многочисленных родственников и сельчан. Советую тебе никогда не прогибаться под ударами судьбы и упорно идти к своей цели. А вообще, вашему поколению повезло родиться в мирное время. Ты, в отличие от меня, никогда не увидишь газовую камеру, тебя никогда не будет бить и обливать холодной водой какой-нибудь капо. От тебя требуется только одно – жить честно и работать. Прощай, сын!
Александр приехал в Тынду и с головой окунулся в интересную ему работу. Когда железная дорога дошла до Беркакита, он остался там жить, встретив свою любовь. Вскоре у молодых родились двое детей, и семья перебралась в Нерюнгри. Там он работал на крупном предприятии водителем большегрузного самосвала, денег получал достаточно, семья была счастлива.
Когда пришли девяностые, Александр остался без работы. Посидев без дела полгода, он стал подряжаться на временные работы. Былых денег уже не водилось, семья если не голодала, то жила очень скромно, ограничивая себя во всем. Так прошло три года.