– Давайте дожимайте, – безнадежно махнул рукой следователь. – По-моему, это бесполезное занятие. Она совершенно конченая…
– Попытка не пытка, – проронил сыщик. – Леший в коридоре под охраной моих оперов. Завести?
– Давай. Найдите мне адвоката Карташову, она несколько раз мне звонила, а теперь пропала, – попросил следователь сыщиков.
Допрос длился до поздней ночи. Когда следователь распорядился увести Лешего в изолятор, оперативники собрались у него в кабинете.
– Трудный человек этот Леший, – посетовал следователь. – Все так замутил, замудрил, одни признания исключаются другими, много противоречий – еле закончили допрос. Думаю, когда он сядет в тюрьму, начнет отказываться от своих показаний, поэтому вам, операм, придется работать и доказывать другие его преступления. Если дело отправим в суд по одному только Андрейченко, он может отскочить, тем более имея такие связи в судах. Кстати, после допроса Леший шепотом спросил у Карташовой, знает ли Бедова о его аресте. Карташова подмигнула ему, мол, все нормально. Все это я видел и слышал, заполняя протокол – слух и боковое зрение у меня развиты преотличнейше.
– Но, кроме его показаний, будут же результаты экспертизы по краске, следам, протектору автомашины, показания сварщика, – Чижов на пальцах перечислил имеющиеся доказательства. – Еще что-нибудь найдем…
– Все это будет. Уверен, что результаты экспертизы будут работать против Лешего. И показания сварщика, – Олейник потряс протоколом. – Но ты же знаешь наши суды… Одним словом, надо работать дальше.
В это время в кабинет заглянула женщина, следователь поинтересовался у нее:
– Вам кого?
– Меня направили к Олейнику.
– Это я.
Женщина шагнула в кабинет:
– Я жена Андрейченко. Только прибыла в Якутск из Нерюнгри и сразу к вам.
– Присаживайтесь.
Олейник пододвинул к женщине стул и обратился к оперативникам:
– Все, идите, работайте, а я допрошу гражданку.
Перед тем как выйти из кабинета, Чижов спросил у женщины:
– У Александра, кроме вас, родственники были?
– Да, отец на Украине. Он уже купил билет, завтра днем будет в Якутске.
– А сколько лет отцу-то? – недоуменно спросил оперативник. – Такие перелеты для пожилого…
– Семьдесят четыре… Он бодрый старик, – всхлипнула женщина.
– Тело мужа повезете на Украину?
– Я об этом не думала… Поговорю с отцом.
На второй день Чижов встретил отца Александра. Оперативник знал, что мужчина будет одет в коричневую куртку и такого же цвета кепку. Увидев его издалека, Чижов отметил про себя, что тот строен и подтянут, выглядит лет на десять моложе своего возраста.
– Василий Петрович?
– Вас прислала Маша? – спросил мужчина, разглядывая сыщика.
– Да. Мария Евгеньевна сейчас занимается похоронами, поэтому я приехал по ее просьбе. Меня зовут Олег Чижов, мы сейчас поедем к следователю, он вас быстро допросит, а потом можете вместе с невесткой решать насущные вопросы.
Старик, ничего не ответив, сел в машину, Чижов разместился рядом и приказал водителю:
– В прокуратуру.
Когда машина выехала и направилась в сторону города, старик глухо спросил:
– Как он умер?
– Невестка не рассказывала?
– По телефону сказала, что умер, а как – не объяснила.
– Его убили.
Старик ненадолго замолк, а потом еле слышно спросил:
– Кто?
– Есть тут один коммерсант, Лешим зовут, ваш сын у него работал водителем. Вот этот Леший и убил Александра, – ответил оперативник, отчаянно жалея пожилого человека.
– А как убил?
– Отравил в газовой камере.
– Повторите, я не расслышал! – с дрожью в голосе воскликнул старик. – Как убили сына?!
– Леший отравил его в газовой камере, сооруженной из контейнера.
По телу старика пробежала судорога, он схватился за сердце и простонал:
– Остановите машину!
Когда машина прижалась к обочине, Чижов открыл дверцу, чтобы впустить свежий воздух. Старик дрожащими руками порылся в кармане куртки, достал таблетку, положил в рот. Посидев немного с закрытыми глазами, он тихо проронил:
– А меня же немцы тоже травили в газовой камере… Вы правду мне сказали, что его таким способом убили?
– Вас травили в газовой камере?! – чеканя каждое слово, спросил Чижов, пораженный услышанным. – Как и сына?.. Вернее, сына, как вас?!
– Да, я прошел через газовую камеру, не дотравили тогда фашисты, наши спасли… Меня не смогли убить – достали моего сына! Говоришь, он в камере закончил жизнь? – еще раз переспросил старик опера, до конца не веря его словам.
– Да, в контейнере, из которого соорудили газовую камеру специально для убийства.
– Разве такое возможно сейчас?.. Не думал, что потомки тех фашистов еще живы и продолжают свое черное дело, – недоуменно проговорил старик.
– Я сам был потрясен, когда узнал про это, – тихо проговорил сыщик. – Уму непостижимо, такого у нас никогда не было… Вы были в плену у немцев?
– Да, был, – ответил старик, продолжая держаться за сердце. – Воевал-то я всего четыре дня, но убил немцев столько, сколько некоторые не убили за всю войну. Попал без сознания в плен… А ведь сыну я всегда говорил, что он родился в счастливое время и никогда не увидит газовую камеру. А получилось так же, как со мной… Как зовут этого убийцу?
– Леший. Фамилия такая.
– Знал одного надзирателя в концлагере с такой фамилией – вроде бы сочувствовал нам, но оказался провокатором. Жаль, не удавили гада – убежал с немцами. А семя его гнилого племени взошло здесь, на холодной северной земле.
– Однофамилец, наверное, – проговорил Чижов, впечатленный рассказом старика. – Леших-то много ходит-бродит по миру, среди них хороших людей, думаю, достаточно.
– Для меня они навсегда останутся предателями, – твердо заявил старик и приказал водителю: – Сынок, трогай.
Прошло десять дней. Леший был арестован и отправлен в следственный изолятор, его подругу Глашу отпустили за неимением улик, сварщик Сергей Лихов стал основным свидетелем обвинения и исправно посещал следователя.
Чижов перерыл все журналы по учету неопознанных трупов в морге, изучил разыскные дела по фактам обнаружения тел безымянных мужчин.
Оперативнику однажды улыбнулась удача: ему удалось найти сведения об обнаружении трупа Онищенко Мирона на тыльной стороне городского парка у водоема. Личность жертвы была установлена по пальцам, которые успели разбухнуть на весенней полынье. Много трудов приложил эксперт, чтобы снять дактилоскопию с внутренней стороны эпидермиса пальцев. Вскрытие показало, что Онищенко скончался от острой сердечной недостаточности, был похоронен как безродный. К сожалению, судебный медик, занимавшаяся вскрытием тела Онищенко, уволилась и уехала на постоянное место жительства за пределы республики, поэтому оперативник решил встретиться со знакомым медицинским экспертом и поговорить про обстоятельства исследования трупа.
Эксперта он застал на работе.
– Павел Игнатьевич, здравствуйте, – поприветствовал опер судебного медика. – Нужна консультация.
– Здравствуй, Олег. Слушаю, говори.
– Мы взяли одного убийцу, который травил людей угарным газом. Он признался еще в нескольких убийствах, но я запутался в трупах. Вернее, преступник специально нас запутал, меняя обстоятельства совершенных преступлений. Речь идет о некоем Онищенко Мироне, труп которого обнаружили недалеко от парка, но убийца утверждает, что выбросил его еще до ледохода в реку.
– И какая нужна от меня помощь? – глянул поверх очков медик. – Это не по моей части. Докажите, что он выбросил труп не в реку.
– Павел Игнатьевич, это докажем. Меня волнует другой вопрос. Вскрытие трупа проводила Владимирова, но ее сейчас нет…
– Да, Ольга Ивановна переехала в Калугу к дочери. Какие вопросы появились по поводу исследования трупа этого Онищенко?
– Дело в том, что преступник признается, что убил его путем отравления угарным газом, а Владимирова причиной смерти указала острую сердечную недостаточность.
– Вполне возможно, одно другого не исключает. Оксид углерода при соединении с гемоглобином образует карбоксигемоглобин – крайне стойкое соединение, неспособное выполнять функции переносчика кислорода к тканям и потому обуславливающее развитие их острого кислородного голодания. Сохраняется двое-трое суток после смерти, имеет ярко-красный или розовый цвет. В случае наличия у исследуемого лица при жизни выраженной сердечно-сосудистой недостаточности или если он на момент смерти находился в состоянии алкогольного опьянения, то эти обстоятельства могли вызвать моментальную смерть. А если в постановлении о назначении экспертизы следователь или участковый конкретно не задал вопрос, отравился ли человек оксидом углерода, то гипотетически эксперт мог упустить этот факт из виду.
– А внешний вид трупа – розовый цвет кожных покровов, алая жидкая кровь – неужели эксперт не обратила на это внимание?
– Это смотря через какое время после смерти труп поступил к нам. В силу своей значительной стойкости карбоксигемоглобин выявляется в трупе в течение длительного времени, но если он пролежал на улице месяц, то я не знаю…
– Полгода.
– Ну, тем более.
– Но он сохранился хорошо, была зима.
– Химические процессы идут даже при отрицательной температуре.
– Получается, убийство мы не сможем доказать? – с досадой проронил оперативник.
– Будет очень сложно, если не сказать невозможно. Хочешь подкинуть хорошую пищу адвокатам?
– Адвокаты дьявола!.. – со злостью воскликнул опер. – Павел Игнатьевич, откуда пошли такие защитнички? Я помню адвокатов советской эпохи, их сейчас остались единицы. Я наслаждался их речью во время суда – это ораторское искусство! Они не отрицали явное – если убил, так убил. Защитник с советской школой подготовки в каждом преступнике искал его положительные человеческие качества, причины, толкнувшие к убийству. Уже во время суда человек начинал очищаться от греха. А сейчас что? Адвокаты тупо предлагают убийцам отка