1
Первым делом Тимур решил посетить друзей. После окончания Хабаровской школы милиции Дмитрий Школов и Григорий Шаула работали в Приморском крае, а три года назад оба перевелись в Подмосковье, где работали в одном отделе уголовного розыска: Школов – начальником отделения, а Шаула его заместителем. Тимур постоянно держал с ними связь, те настоятельно приглашали его посетить Москву, но известные события помешали этому. А теперь он решил воспользоваться представившимся случаем и встретиться со своими друзьями, которых не видел уже четыре года.
Трубку поднял Школов и, узнав, кто звонит, радостно воскликнул:
– Тимур, ты ли это?! Откуда?!
– Отсюда, Дима, отсюда!
– Ты что, в Москве?!
– Да.
– Когда приехал?
– Дней пять назад.
– А что не звонил?
– А все некогда было. Мы тут хлопнули фальшивомонетчиков, я и закрутился. Сейчас полностью свободен, почему и звоню тебе. Где Гриша?
– Ах вон оно что! – удивленно воскликнул Школов. – Показывали по телевизору, как сотрудники уголовного розыска из Якутии задержали фальшивомонетчиков. Я сразу про тебя вспомнил, но не думал, что конкретно ты этим делом занимаешься. А Гриша в отпуске, поехал в Белоруссию, у него там родня. Где ты сейчас находишься? Я тебя заберу.
– Не надо забирать, сам приеду, я на тачке.
– Ты что, на такси раскатываешь по Мааскве? – акающе протянул Школов на столичном диалекте. – Москвичом уже стал?
– Нет, машину с водителем одолжил в одном отделении милиции.
– Как это на тебя похоже! – восхитился Школов. – Записывай мой домашний адрес.
Радости друзей не было предела! Поздоровавшись и обняв друга, Школов сразу приступил к делу:
– Идем в сауну! Если бы я не знал твоих принципов «изменить жене – изменить Родине», то пригласил бы девочек…
– Да вы что тут все рехнулись со своими девочками?! – воскликнул Тимур. – Вот, начальник Сергея, майор Лыско, тоже предлагал отдохнуть в сауне в компании девчонок. Что, других развлечений тут больше нет?! А своим принципам я никогда не изменяю!
– Да просто Москву заполонили гарные дивчины из Украины и Молдовы, «Червону руту не шукай вечорами», – вдруг запел Школов. – Цену сбили ниже плинтуса.
– Так боритесь с ними! – в сердцах отозвался Тимур.
– Мы и боремся, – ответил Школов и, мягко улыбнувшись, произнес: – А боулинг тебя устроит? Когда-нибудь приходилось играть? Там отличное чешское пиво подают.
– Нет, ни разу не бывал. Давай туда!
Немного потренировавшись, Тимур довольно сносно стал отправлять шар в атаку на кегли и один раз даже умудрился уложить все одним броском.
– Хорошая игра! – восхищенно заметил Тимур после удачного броска. – И у нас в Якутске надо такое же, чтобы народ немного отвлекся от этой серости и безысходности.
– Сколько дней собираешься побыть в Москве? – спросил его Школов, потягивая чешское пиво с сушеной мойвой. – Я б тебе цирк показал…
– Цирк уехал, а клоун остался, – сыронизировал Тимур над собой и над «летучим отрядом». – Не до цирка, есть у меня одно дело в Москве. Расскажу – не поверишь.
Когда он закончил рассказ о якутском Хейге, Школов свистнул от удивления и поинтересовался:
– И где собираешься искать своего… Как его там?
– Хейга. На Черкизовском рынке.
– Рынок-то огромный, найти просто так человека там невозможно.
– У меня есть адрес: павильон номер двадцать шесть, место тринадцатое. Хозяином является какой-то турок, который продает кожу, мой работает у него в качестве продавца.
– А где живет этот урод?
– Там же, в подсобках.
– Когда хочешь поехать туда?
– Да хоть сейчас.
– Сейчас уже поздно… Давай сделаем так. Ты отпусти Сергея, а мы поедем ко мне домой, посидим еще, поговорим за бутылочкой виски, а завтра с утра и рванем на рынок. Я предупрежу, чтобы меня на работе не искали.
– Добро, – согласился Тимур с предложением друга и обратился к Шмакову: – Сергей, поезжай домой, а завтра в девять будь у Дмитрия дома, поедем на Черкизовский рынок.
2
Тимур представлял, как огромен Черкизовский рынок, но, когда увидел наяву, был поражен его масштабами: бесконечные торговые ряды, многочисленные павильоны, вместившие в себя тысячи торговых точек, разношерстная публика из бывших республик некогда великого Советского Союза, огромные, с гору, тюки и баулы, складированные то тут, то там…
Оперативники с трудом нашли павильон номер двадцать шесть, который, оказывается, был переименован в прошлом году в тридцать седьмой. Нумерация торговых точек внутри павильона тоже изменилась: большого труда составило Тимуру и его спутникам разобраться в этих хитросплетениях всевозможных коридорчиков и проходов, чтобы установить бывший тринадцатый номер, который теперь обозначался цифрой «51».
В магазине продавались джинсы, кофты и куртки разных фасонов. За прилавком стояла женщина сорока лет и неприветливо поглядывала на посетителей.
Тимур представился и спросил ее:
– Давно здесь работаете?
– Полгода. А что случилось?
– А хозяин где?
– Какой хозяин? Тут хозяев много.
– Турок, который два года назад здесь работал.
– Мехмет, что ли? Его же убили, что, не знаете?
– Как?!
– Как сейчас убивают – застрелили, и все.
– Когда?
– Полгода назад, нашли возле дома с простреленной головой.
– А тут у него парень работал. Где его сейчас можно найти?
– А я откуда знаю? Он сильно обгорел тогда, долго лежал в больнице. А недавно заявился и хотел пройти в подсобку, говорил, что забыл там вещи. Какие вещи?! После пожара мы оттуда все выгребли, вычистили, подсобка совершенно пустая была. Я вызвала охрану, они его избили и выгнали из павильона.
– А что за пожар был?
– После убийства Мехмета кто-то бросил в магазин бутылку с бензином. Этот парень сильно прогорел, а магазин полностью…
– А что за разборки, вы сможете объяснить?
– Не знаю, место-то хорошее, может, кому-то приглянулось.
– А как вы здесь оказались?
– После пожара Акрам договорился с администрацией, что восстановит магазин, и в счет этого приобрел точку себе. Он меня и поставил сюда.
– А кто такой Акрам?
– Азербайджанец. Он теперь хозяин всего павильона.
– Он и «мочканул», наверное, турка, – заметил Шмаков.
– Нет, Акрам хороший, он не будет поджигать в своем павильоне, – ответила женщина, укоризненно глянув на Сергея.
– А где нам найти все-таки этого парня? – повторил вопрос Тимур. – Вы его видели после того, как он приходил сюда в последний раз?
– Да, видела. Он стоял вдалеке и смотрел на меня… Такой страшный, лицо обгорелое, похож на мертвеца. Я снова вызвала охрану, но он успел убежать.
– Что он все-таки хотел взять в подсобке? Если второй раз появился тут, значит, придет и в третий раз. – Тимур с усмешкой на губах незаметно подмигнул Школову и громко сказал: – Гражданка, ваша жизнь в опасности! Он хочет отомстить за поджог!
– Ой, я боюсь! – прижала руки к груди женщина. – Что мне делать?
– Проводите нас в подсобку, мы осмотрим помещение.
– Пожалуйста, проходите!
Подсобка представляла собой глухое помещение размером шесть на четыре метра. Бегло осмотрев внутри, убедившись, что в стене невозможно устроить тайник, Тимур спросил у продавщицы:
– Что под линолеумом?
– Деревянные полы, они обгорели, мы сверху застелили линолеум.
– Давайте вынесем все вещи в магазин и поднимем линолеум. Я хочу осмотреть полы.
Не прошло и двадцати минут, как подсобка усилиями четырех человек была освобождена от товара. Тимур со своими друзьями стали с одного края поднимать покрытие и внимательно рассматривать полы, изъеденные сажей. В одном месте, ближе к торцу, оперативников смутила доска, прикрученная саморезами к лагу: на других досках саморезов не наблюдалось, очевидно, они прикреплялись к основанию потайными гвоздями. Шмаков попросил у продавщицы отвертку, та сбегала в соседний магазин и принесла инструмент. Открутив саморезы, Тимур извлек из-под пола сверток. В свертке находились документы: паспорт на имя Мокрецкого Александра, второй паспорт на имя Кунициной Эммы Анатольевны, 1947 года рождения, уроженки Москвы, прописанной в Москве, по ул. Лосиноостровской, 20, кв. 108, документы на эту же квартиру.
– Где находится улица Лосиноостровкая? – спросил Тимур у Шмакова.
– Черт его знает, надо карту достать. Но где-то близко.
– Да тут же рядом! – воскликнула продавщица, слушавшая разговор оперативников. – Здесь все квартиры кругом арендованы торговцами рынка. Наверное, тот, кого вы ищете, живет у этой тетки.
Завернув документы и положив их в карман, Тимур обратился к своим спутникам:
– Давайте по указанному адресу!
Квартира оказалась закрытой, оперативники постучались к соседям. Дверь открыл обрюзгший мужчина, который недоверчиво рассматривал оперативников, наверное, полагая, что перед ним очередные торговцы, ищущие временную жилплощадь.
– Квартиру не сдаем, – неласково проговорил он, собираясь захлопнуть дверь.
– Постойте, мы из милиции, – представился Шмаков. – Нас интересуют жильцы сто восьмой квартиры. Где они сейчас?
– Наконец-то заинтересовались, – проворчал мужчина. – Человек как полгода пропал, а они только сейчас интересуются.
– Кто пропал? – не понял Тимур.
– Вы еще и не знаете, кто пропал! – возмутился мужчина. – Тогда зачем интересуетесь?
– Мы ищем квартиранта, который здесь живет.
– Ах, этот раздолбай! Давно его надо было взять за шкирку!
– Так кто пропал?! – Тимур начал уже злиться на мужчину.
– Хозяйка пропала, Эмма. С весны ее уже нет, а этот охламон тут и живет.
– А как зовут «охламона»?
– Черт его знает! – бросил мужчина и с силой захлопнул дверь.
– Идиот! – выругался Шмаков. – Дать бы ему по роже!
Опера постучались в соседнюю квартиру. Тут их встретили с точностью до наоборот. Любезный хозяин пригласил в квартиру, предложил чай, от которого опера отказались, и только после этого поинтересовался:
– Что вам угодно?
– Мы интересуемся вашими соседями из сто восьмой квартиры. Что можете сказать о них?
– Наша соседка Эмма, не знаю отчества, пьющая баба. Зимой привела хахаля, молодого парня, с которым устраивали пьяные оргии. Весной она перестала появляться, а парень так и живет в квартире. Из соседей никто с ним не общается, поэтому не знаем, что у них творится. Пьянки прекратились, мы и рады.
– А лицо парня обгорелое, шрамы там всякие?
– Да-да, в последнее время лицо у него изменилось! Точно, шрамы от ожогов!
– А у вас имеются топор и монтировка? Мы будем вскрывать квартиру, – попросил Тимур.
– Есть в гараже. Сейчас схожу, принесу.
– Будьте добры!
Скоро мужчина принес инструменты, и через несколько минут оперативники оказались внутри квартиры. Двухкомнатная квартира встретила их запустением и запахом затхлости. Осмотрев ее, тщательно обследовав ванну на предмет отсутствия эмали и, не обнаружив ничего подозрительного, Тимур обратился к Школову:
– Дима, поезжай к себе, а мы тут остаемся. Будем ждать нашего Хейга.
Было пять часов вечера, опера сели на диван и тихо ждали появления чудовища, которое, скорее всего, не пожалело и вторую жертву, а вот каким образом он расправился с ней, опера даже думать боялись.
Шмаков удобнее устроился на диване, запахнулся в куртку и закрыл глаза, проговаривая:
– Если не явится до завтра, придется поднимать территориальных сыщиков. Пусть ориентировку дадут – приметы-то убийцы хорошие – и в засаде посидят.
– Придет, никуда не денется, – успокоил его Тимур. – Тут много примет того, что он был с утра в квартире.
– И какие же? – Шмаков плотнее укутался курткой и улыбнулся: – Вы там все охотники и следопыты…
– Давай начнем с поверхности мебели. Где достает рука человека – там нет слоя пыли. Хоть какой бы неряшливый человек ни был, пыль он поневоле все равно смахивает. На столе стоит чашка с остатком чая. Если бы она стояла долго, вода бы испарилась или, если бы чая было много, на стенках чашки остались бы строго очерченные линии от заварки по мере испарения, а их нет. Далее, срез вареной колбасы свежий, лимонад изготовлен вчера.
– Когда ты все это успел?! – Шмаков вскочил на ноги и, открыв холодильник, покачал головой: – Действительно срез на колбасе свежий. А зачем ты мне все это так долго рассказывал, если лимонад произведен вчера? Этого было бы достаточно!
– Ты спросил – я и ответил, – улыбнулся Тимур. – Срок изготовления лимонада я заметил в последнюю очередь.
– Дедуктивный метод, Шерлок Холмс? – рассмеялся Шмаков, плюхаясь на диван.
– Какой Шерлок Холмс! – махнул рукой Тимур. – Я действительно охотник и следопыт, могу точно определить по следу, когда зверь прошел мимо. Постоянно тренирую свою наблюдательность.
Ближе к ночи началась борьба со сном. Для оперативника, находящегося в засаде, самый главный враг не преступник, которого он ожидает, а предательский сон, укутывающий его теплым, мягким одеялом и уносящий куда-то за горизонт. Бороться со сном практически невозможно, пресловутые крепкий кофе, обтирание снегом, обливание холодной водой дают кратковременный эффект. Потом сон возвращается с новой силой. Поэтому появление преступника для оперативника сродни появлению родного существа, в этот миг сыщик любит и лелеет его, заботливо застегивая на его запястьях наручники.
Тимуру приснилось, что он в Якутске, в квартире у Лидии Ивановны. Добрая и отзывчивая старушка своей мягкой ладонью гладила его по голове, приговаривая:
– Вставай, милый, ватрушки готовы…
Он вдруг открыл глаза и резко привстал, услышав шорох за дверью – кто-то пытался открыть ее, но испорченный оперативниками замок не поддавался. Быстро бросил взгляд на Шмакова – тот, устроившись удобнее, видел уже третий сон. Тимур вытащил из-за ремня пистолет с заблаговременно передернутым затвором, спустил предохранитель…
Он всегда досылал патрон в патронник еще до входа в квартиру, где предстояло посидеть в засаде. Многие игнорировали это, боясь ненароком выстрелить и нанести увечье себе или коллеге. «Если у тебя есть голова на плечах, ты никогда не выстрелишь по нечаянности, – говорил он этим товарищам. – А если ее нет, то и не следует сидеть в засаде, когда порою счет идет на секунды. Да и передергивание затвора в ночной тиши по звуку приравнивается к выстрелу – преступник почувствует засаду».
Шорох за дверью усиливался, Тимур еще раз без надежды посмотрел на сладко спящего Шмакова и рывком открыл дверь. Там стоял человек с бледным, как у мертвеца, лицом и от неожиданности хватал ртом воздух. Тимур взял его за грудки, затащил в квартиру и бросил на диван, где только что дремал сам. Шмаков от неожиданности вскочил на ноги и схватился за пистолет.
– Отставить! – крикнул ему Тимур. – Все нормально!
– Как он здесь очутился?! – разразился оперативник криком, пытаясь отойти от сна.
– Молча! – хмуро ответил ему Тимур. – Меньше спать надо! Да и я хорош – уснул, как сурок.
Во время этого разговора оперативников задержанный молча полулежал на диване, не смея или не имея сил двигаться, и ожидал своей участи. Лицо его было действительно ужасным: скукоженная от ожога левая часть лица, полузакрытый левый глаз, обвислая нижняя губа.
«Хоть сейчас отправляй без грима сниматься в фильме ужасов. Не Хейг, а законченный Фредди Крюгер», – подумал Тимур, рассматривая урода, а затем кивнул Шмакову:
– Надень браслеты!
Через полчаса довольные удачным задержанием оперативники везли убийцу в отделение милиции.
3
До отделения ехали целый час, и за это время ни сыщики, ни задержанный не проронили ни слова, каждый думая о своем.
Зайдя в кабинет и посадив убийцу на стул, Тимур начал допрос.
– Александр, предстоит поездка в Якутск. Ты погулял на свободе достаточно, уже два года, пора ответить перед законом. Будешь говорить или придется тебе все доказывать? А доказательств у нас достаточно: ванна, изъеденная кислотой, стояк канализации, останки матери, – схитрил Тимур, прекрасно зная, что ничего этого у него нет и в помине.
Он надеялся на то, что убийца признается в содеянном – только в этом случае можно было везти его в Якутск. «Благодаря» стараниям Карлушина и его сподручных уголовное дело так и не было возбуждено, все вещественные доказательства утеряны, поэтому увозить его с собой не имело смысла, если только Мокрецкий не изъявит желания сознаться в убийстве матери. В этом случае якутская прокуратура могла бы возбудить уголовное дело, да и то не факт: теория Хейга об идеальном убийстве, когда отсутствие трупа убиенного оправдывало преступника, жила и существовала в судебной системе России.
– Гражданин Мокрецкий, – продолжил Тимур. – Я даю тебе возможность написать явку с повинной, это учтется в суде как смягчающее обстоятельство. Будем говорить?
– Да, – наконец отозвался задержанный. – Будете писать или я сам?…
– Сначала расскажи, а потом напишешь.
– С какого момента рассказать?
– С детства. Я тебя слушаю.
– Тогда слушайте, рассказ будет долгий.
И преступник поведал свой страшный рассказ, от которого стыла кровь в жилах:
– Я рос без отца. Мать никогда не говорила, кто он, да я и не интересовался сильно. В школе учился довольно хорошо, мама была учительницей в этой же школе, поэтому мне всегда помогала, если где-то отставал в учебе. Был домоседом, близких друзей практически не имел, кроме Геры из соседнего подъезда. Когда окончил школу, в армию меня по состоянию здоровья не взяли – плоскостопие и плохое зрение. В этот же год поехал в Москву, чтобы поступить на авиационного техника, но по конкурсу не прошел и остался жить в столице на некоторое время. Это был восемьдесят пятый год, когда к власти пришел Горбачев. В Москве появились очереди за винно-водочными, и я приткнулся к группировке, которая подпольно торговала алкоголем. Поболтавшись в Москве более года, по настоянию мамы, которая мне писала регулярно, вернулся в Якутск. Сначала работал заправщиком в аэропорту, а с девяностого года уже не имел постоянного рода занятий, перебивался случайными заработками. Пристрастился к анаше. Мне все больше и больше не нравилось жить в Якутске, хотелось московских просторов и свободы. Однажды поговорил с матерью насчет переезда в столицу. Она категорически отказалась, ссылаясь на то, что там нет ни одного знакомого человека и мы пропадем в большом городе. По этому поводу у нас с ней было несколько серьезных разговоров, я предлагал продать нашу квартиру и подыскать подходящую в Москве. Она меня и слушать не хотела, однажды даже ударил ее в лицо, столько во мне было злости на нее! Я задыхался в Якутске, я уже не мог там жить, а она упорствовала!..
Летом девяносто второго устроился в аккумуляторный цех, меня туда позвал работать Гера, который там уже работал. Я согласился, поскольку немного разбирался в аккумуляторах, сталкивался с этим во время работы в аэропорту. Хозяин цеха был хамло, бывший бандит, за каждую провинность избивал нас. Один раз он принес мышеловки, изготовленные из металлической сетки с мелкой ячейкой, и велел их расставить по цеху, поскольку в большом количестве завелись мыши. Устройство мышеловки позволяло ловить грызунов живыми, пойманных зверьков мы топили в воде. Однажды во время дежурства решил провести эксперимент и, слив в стеклянную банку немного кислоты, опустил туда живую мышь. Она, конечно, сразу сдохла, а я результаты эксперимента забыл выплеснуть на улицу. Утром банку нашел хозяин, тряся ею перед моим лицом, он спросил, что там внутри. Я увидел, что кислота превратилась в жижу – мышь полностью растворилась! После очередного скандала с матерью вдруг вспомнил про эту мышь. Я уже давно собирался покончить с матерью, так она меня достала, но не знал, как избавиться от тела, чтобы милиция не обнаружила ее и не заподозрила меня. Теперь мне представлялось, что проблема с сокрытием трупа решена. Работая с кислотой, я знал ее свойства, что при реакции будет выделяться запах и тепло. Тепла не боялся, поскольку все это будет происходить в чугунной ванне, а вот с запахом… Я решил использовать старый, но довольно мощный пылесос, чтобы отводить хотя бы часть запаха на улицу. С этой целью нашел два шланга длиной примерно по пять метров и положил на балкон. В последнее дежурство (я уже решил уйти с работы) взял из цеха две бутыли концентрированной серной кислоты и занес к себе на балкон. Однажды мама меня спросила, что за жидкость и шланги валяются на балконе, и велела их вынести, поскольку они мешали ей вешать выстиранное белье. В эту ночь я ее и убил…
Преступник вдруг разрыдался, вытирая обезображенное лицо серой тряпкой, которую достал из кармана. Выпив воды, он продолжил:
– Я задушил ее спящей в постели, накинув на лицо подушку и прижав своим весом. Когда она притихла, я выпил водки и уснул. Утром встал примерно в десять, убедился, что мама мертва, и отнес ее в ванну. Вы, наверное, знаете, что она некрупного телосложения и спокойно поместилась на дне ванны. Соединил шланги с пылесосом, один конец которого вынес на балкон. Затем тонкой струйкой, как учили в аккумуляторном цехе, стал лить кислоту прямо на нее. Она на глазах начала скукоживаться и меняться. Залив две бутыли в ванну, прикрыл ее клеенкой, а сам пошел прогуляться, поскольку едкий запах кислоты заполнил квартиру. Пылесос оставил работающим. Вернулся только поздно вечером. Пылесос уже не работал, очевидно, пары кислоты его испортили, но запах ощущался не так сильно, как при начале реакции, тем более балкон у меня был отрыт настежь. Развернув клеенку, увидел то, что осталось от мамы: какие-то красные сгустки плоти, оголенный череп, кости руки и ноги. Убедившись, что реакция идет нормально, шваброй размешал содержимое ванны, во время которого некоторые части конечностей и голова отчленились от тела. Но я заметил одну вещь, которая меня озадачила: эмаль в ванне стала слезать, я даже испугался, что кислота разъест ванну и польется вниз к соседям. Обследовав ванну, убедился, что чугун толстый, кислоте не поддается, и успокоился. Всю ночь пил, уснул только под утро и проспал до двенадцати. Проснувшись, заглянул в ванну – кислота сделала свое дело, чего-то похожего на маму там не осталось, за исключением некоторых костей, которые она так и не смогла разъесть. Я их собрал и упаковал в целлофановый мешок, а позже все это выкинул в канализационный люк…
– Ну, и урод же ты! – воскликнул сидевший рядом начальник отдела Лыско. – Она тебя девять месяцев носила под сердцем, родила, кормила своей грудью, одевала и воспитывала, а ты с ней так!..
Убийца угрюмо молчал.
– Сразу уехал в Москву? – задал вопрос Тимур.
– Я хотел получить справку, что она пропала без вести, и продать квартиру. Ответственный квартиросъемщик – мама, а без нее я не мог продать квартиру, потому и хотел получить эту справку. Но мне объяснили, что такой документ можно получить только спустя полгода после пропажи человека, и я на это время уехал в Москву.
– А почему рано вернулся, спустя всего два месяца?
– Нуждался в деньгах. Решил продать квартиру авансом, до официального оформления купли-продажи. Нашел покупателя, но вы меня спугнули…
– С этим более-менее прояснили, – проговорил Тимур и со злой иронией добавил: – Можешь гордиться собой, ты единственный в мире поганец, растворивший в кислоте свою мать! Теперь расскажи, как убил Куницину и где ее тело? Тоже растворил?
– Нет, утопил…
– Как?! – воскликнул Лыско в предвкушении раскрытия убийства и возможности тем самым отличиться в глазах руководства. – В каком месте?!
– В пруду, недалеко от ее дома.
– Расскажи поподробнее! – майор был взвинчен до крайности.
– Я работал у турка Мехмета на Черкизовском рынке. Зимой познакомился с Кунициной, которая продавала собственные пирожки на рынке. Я купил у нее пирожок, так и познакомились, стали сожительствовать. Она сильно выпивала. Однажды я выкрал ее паспорт и документы на квартиру и спрятал у себя на работе. Она устроила скандал, подозревая, что это моих рук дело, а потом смирилась. Весной на Мехмета начались наезды со стороны Акрама и его людей, и в конце концов его застрелили. Хозяйкой магазина стала жена Мехмета, но Акрам наседал и на нее. В это время я уже переехал из подсобки магазина к Кунициной, но продолжал работать продавцом. В один из вечеров после распития спиртного я позвал Куницину в лес, где у меня якобы были спрятаны деньги Мехмета. На мостике через пруд я толкнул ее, она упала в холодную воду и сразу утонула. Через месяц милиция нашла ее труп, но все прошло тихо и мирно, очевидно, ее личность так и не установили, потому что в квартиру к ней никто не приходил. А почему я ее убил? Хотел квартиру продать кому-либо из торговцев, так же как и в Якутске – без оформления договора. Не было отбоя от желающих… А вскоре после этого меня подожгли…
– Я же говорил, что Акрам убил турка! – воскликнул Шмаков. – А мне никто не поверил!
– Да, это он, – кивнул Мокрецкий. – И меня поджег он же, его люди.
– Достаточно, – решил Тимур. – Напиши подробно все, что ты нам рассказал. Про московские преступления напиши отдельно, ребята переправят твое объяснение в территориальный отдел милиции – пусть проверят. А я тем временем куплю авиабилеты, завтра вылетим в Якутск. Кстати, знаешь, кто такой Хейг?
– Нет, а кто такой?
– Ничего, просто так…
Вечером Тимур пригласил в свой номер гостиницы начальника отдела Лыско и Шмакова.
– Содержательная командировка у меня выдалась, – произнес он свой тост. – Ждал этого момента долгие два года, за это время успел и в тюрьме посидеть. Но когда-то этот день должен был наступить, я представлял его, даже сидя в камере, когда, казалось бы, надежды на возвращение в милицию полностью угасли. Я надеялся, и вера моя оправдалась. Давайте выпьем за НАДЕЖДУ и ВЕРУ, за эти два понятия с названиями, олицетворяющими прекрасных женщин, которые нас сопровождают всю жизнь и не дают угаснуть нашим мечтам и стремлениям!
– Ты забыл про третье понятие – ЛЮБОВЬ, – улыбнулся Лыско. – Тоже с названием, олицетворяющим прекрасную богиню.
– Опять ты за свое! – игриво-осуждающе посмотрел Тимур на начальника отдела. – Любовь – это тема отдельного разговора!
Проводив гостей далеко за полночь, он уснул крепким сном человека, умиротворенного исполнением самой желанной мечты, но ночью его разбудил телефонный звонок:
– Это я, Лыско, срочно подойди в отделение милиции!
– А что случилось? – Сердце у Тимура тревожно забилось.
– Мокрецкий удавился в камере.
– Как?!
– Разорвал рубашку, сплел веревку и повесился.
– А что, он в камере был один?!
– Да, один. Мы хотели его уберечь от других сокамерников, которые могли его сами удавить за маму, а получилось вот так…
– Сейчас бегу! – крикнул Тимур, думая про себя: «И кончина ваша одинаковая с британским Хейгом – оба сдохли с петлей на шее!»