Избранные детективы Компиляция кн. 1-17 — страница 149 из 206

Грибной убийца

Наступил тысяча девятьсот девяносто первый год. Вместе с падением Советского Союза прекратил свое существование и Комитет государственной безопасности. За полгода до этих событий Крупенко, старый волк еще тот, почувствовавший неладное, уволился и переехал жить на свою малую родину в Ивано-Франковск, разбежались и основные разработчики дела прокурорских работников. Теперь оперативные материалы по пропавшим девушкам пылились где-то на полках архива бывшего КГБ, окончательно убив едва теплящуюся надежду Смирного и Овсянникова, что истина когда-то восторжествует, и суд поименно назовет всех участников того кровавого пиршества пятилетней давности.

Истомин продолжал работать в прокуратуре. Теперь его двоюродный брат Сергеев и Демченко по гроб жизни были обязаны своему благодетелю, спасшему их от долгой отсидки в местах не столь отдаленных. Калюжный притаился, и, вздрагивая от каждого звонка и стука в дверь, трудился следователем прокуратуры.

Хозяин дачи Мельчанов был вызван в прокуратуру Энска к следователю, где сделал удивленное лицо и круглые глаза, что, мол, ничего не видел и ничего не знает о пропавших девушках. Осмотр дачи не увенчался успехом, да и следователь сильно не стремился что-то найти, проведя мимоходом поверхностные следственные действия.

Черепков, который находился в тот роковой день на даче у Мельчанова, но незадолго до убийства покинувший ее, через год повесился. Все отнесли самоубийство Черепкова к его чрезмерному пристрастию к горячительному, что, может быть, была и правдой. Поговаривали, что в последнее время он очень сильно страдал по поводу пропажи Руты, догадываясь, кто замешан в ее исчезновении и, возможно, винил в этом себя. Очевидно, он только перед смертью понял, что девушка для него была не пустым местом.

Показания Нефедовой Людмилы о том, что она видела пропавших девушек в автобусе и, что они сели в машину Руслана, следствие по злому ли умыслу, по халатности ли, поставило под сомнение. Нашлись «свидетели», которые якобы видели девушек в ночь на двадцать второе июля в переговорном пункте. Эти утверждения явных лжесвидетелей, изобилующих абсурдностью, устраивали следователя прокуратуры.

Были установлены рабочие Руслана, которые утверждали, что тот подговаривал их подтвердить, что в ночь с двадцать первого на двадцать второе июля он находился с бригадой на разгрузке парохода. Следствие сочло недостоверными эти показания рабочих ввиду того, что те могли перепутать дни и постоянно находились в нетрезвом состоянии.

Родственники пропавших девушек написали жалобы везде, куда только можно, но Генпрокуратура СССР с упорством, достойным лучшего применения, направляла их в местную прокуратуру, отдав расследование такого громкого дела на откуп должностным лицам, которые не были заинтересованы в установлении истины.

Эта пронзительная кровавая драма будет будоражить не одно поколение честных сыщиков и следователей, она была у всех на слуху, теребя души и сердца многих правоохранителей. Все они знали, кто замешан в этом чудовищном убийстве ни в чем не повинных девушек, поражаясь тому, что преступники разгуливают на свободе, состоят при больших должностях, наслаждаются жизнью, получают почести…

Тайна, покрытая мраком, продолжала оставаться таковой, даже не помышляя сбросить с себя покров неразгаданности.

Пошли подвижки по службе и у наших оперативников. Заместитель начальника милиции города Энска Коромыслов ушел на пенсию, вместо него стал Смирный, а должность начальника уголовного занял Овсянников.

Маньяк, который убил Коптеву и тяжело ранил другую женщину, ничем себя больше не проявил, и все стали забывать про него, решив, что он покинул Энск или где-то сидит в тюрьме, если к этому времени не умер естественной или насильственной смертью.

Известные события с пропажей Сатаровой и Вожжиной и, последовавшие за ними отстранения от должностей заинтересованных в установлении истины оперативников, отвлекли Смирного и Овсянникова, этих честных и добросовестных милиционеров от качественного и всеобъемлющего расследования дела маньяка. Но сейчас, когда преступник так долго не давал о себе знать, успокоились и они, иногда с осадком горечи вспоминая раздирающее душу убийство женщины возле детского сада.

Но милиционеры жестоко ошибались. Маньяк успел убить еще одну женщину в соседнем городе, изнасиловал нескольких женщин, которые из-за стыда не обратились в правоохранительные органы. Но самым мерзким и трудно представляемым фактом для любого нормального человека было то, что этот нелюдь в пылу своей необузданности надругался над родной дочерью, когда ей было всего-то восемь лет, а потом посредством ее постоянно удовлетворял свои низменные потребности. Любое живое существо бережно относится к своему потомству, ибо это необходимо для продолжения рода. Природой так продумано. Но только среди людей, этаких «венцов природы», гордо носящих имя «человек», находятся такие выродки, способные поднять руку на свою кровиночку, испоганить ее, обесчестить.

Все описанное выше станет достоянием правоохранителей гораздо позже, спустя годы. Когда маньяк был уже в руках милиции, от подробностей его чудовищных злодеяний стыла кровь в жилах даже у видавших виды оперативников. Но, прежде чем это случится, утечет много воды.

— Сдох, наверное, собака! — ругался Овсянников, когда удавалось выкроить свободное время и поговорить со своим старшим товарищем о неуловимом маньяке.

— Однозначно его в городе нет, — неизменно задумчиво кивал Смирный. — Нутром чуя сущность этих нелюдей, уверен — если бы он был здесь, то обязательно пошел бы на следующее преступление.

Знали бы эти умудренные опытом оперативники, что маньяк уже готовится выйти на очередную смертельную охоту!

1

Осень девяносто первого в Энске выдалась грибной. Люди, не видевшие сей лесной дар уже несколько лет, семьями или в одиночку, на машинах или пешком, устремились на природу. Хорошие грибные места были за речкой Ольховкой, что в трех километрах от города, но там народу было не протолкнуться, поэтому многие предпочитали ездить к синеющим вдали горам — уж оттуда-то никто не возвращался с пустыми руками.

В субботний день семьи Крохалевых и Цивиных, проживающие соседями в одном доме каменной постройки, скооперировавшись, решили поехать по грибы. Загвоздкой в исполнении вожделенного выхода на природу являлось то, что молодые семьи имели дочерей пяти и шести лет, звали их Марика и Галюша, которых не хотели брать с собой, дабы дети не стали им помехой. Любой грибник знает, сколько километров надо ходить по буреломам и буеракам, чтобы добыть достаточное количество лесного трофея, а уж если таскать за собой малышей, то о хорошем сборе грибов можно и не мечтать.

Посоветовавшись, семьи решили оставить малышек бабе Мане, доброй и приветливой старушке из тринадцатой квартиры. Она жила одиноко, муж давно уже умер, а единственный сын служил офицером Советской армии где-то в Забайкалье. Бабушка была любимицей подъезда, при встрече всегда мило улыбалась, ненавязчиво справлялась о семье, о здоровье, о детях. Если какая-нибудь соседка вечерами, торопясь домой с работы, попадалась ей на пути, то семья этой женщины садилась за ужин на полчаса позже, чем обычно — такой интересной собеседницей была баба Маня. Иногда в выходные она в духовке готовила удивительно вкусные пышки и угощала соседских детей. Доставались эти булочки и взрослым. Женщины подъезда пытались повторить бабушкины сдобы у себя дома, а для этого гурьбой ходили к ней за рецептом, но ни у кого не получалось так, как у нее: то твердые, то мокнущие, то недопеченные или передержанные в жару…

На переговоры пошли женщины — Зинаида Крохалева и Марта Цивина, заранее обнадежив своих мужей:

— Мы-то ее уговорим. Пообещаем по приезду из леса угостить грибочками.

Бабушку не надо было упрашивать — она с удовольствием согласилась присмотреть за детьми, и довольные родители, поцеловав своих ненаглядных детишек, ранним утром отправились в далекий путь.

Ближе к полуночи, когда уазик грибников заехал во двор дома, все заметили сгрудившихся возле их подъезда людей.

— Ой, что они там собрались?! — воскликнула Зинаида.

— С бабой Маней что-то случилось?! — испуганно предположила Марта.

Когда машина подъехала к толпе, женщины одновременно выскочили из машины. Люди, заметив их, молча расступились, и они увидели плачущую на скамейке старушку.

— Что случилось?! — крикнула Зинаида, подбежав к ней и схватив за плечи.

— Пропали детишки, — простонала она, размазывая слезы по щекам.

— Как пропали?! — закричала Зинаида, сильно тряся старушку за плечо. — Куда они ушли?!

— Не знаю, — пробормотала старушка. — Играли во дворе на песочнице и исчезли.

Тут навзрыд завопила Марта:

— Как они исчезли?! Почему не смотрели за ними?!

— Я пошла домой делать пышки, а они оставались во дворе, — понуро объяснила женщина. — Вышла их звать домой, а детей уже нет.

Подошли мужья Зинаиды и Марты и поинтересовались:

— Милицию вызывали?

— Нет, искали всем домом, — ответил мужчина из толпы. — Думали, что найдутся.

— Так что сейчас стоим?! Срочно надо вызвать милицию!

Весть о пропаже двух девочек застал начальника уголовного розыска Овсянникова дома. Он только пришел домой и собрался пить чай, в это время зазвонил телефон. На том конце провода был дежурный офицер, который сообщил плохую новость:

— Вячеслав Иванович, пропали две девочки. Вы будете выезжать на место?

Оперативник бросил взгляд на часы, которые показывали половину первого ночи.

— Когда пропали?

— Звонили только что. А пропали вроде бы днем.

— Сколько им лет?

— Пять и шесть.

— Выезжаю. Назовите адрес.

Возле дома Овсянникова встретили плачущие мамы пропавших девочек. Узнав от них, кто оставался с девочками в их отсутствие, сыщик направился к «бабе Мане», которую соседи успели увести под руку домой.

Дверь у нее была открытой, она лежала на диване, приложив к голове мокрое полотенце. Увидев мужчину, она с трудом села на диван и вопросительно посмотрела на него.

— Я из милиции, — представился оперативник. — Как к вам обращаться?

— Силина моя фамилия, — еле выговорила она слабым голосом. — Мария Федоровна.

— Мария Федоровна, дорога каждая минута, поэтому возьмите себя в руки и быстро расскажите, что здесь случилось, — попросил ее Овсянников.

Женщина попыталась подняться на ноги, пошатнулась и вновь опустилась на диван, попросив опера:

— Молодой человек, подайте мне, пожалуйста, валериану со стола и налейте в чашечку водички. Сейчас я вам все расскажу.

Выпив лекарство, она приступила к рассказу:

— Я живу здесь одна, муж умер, сын в другом городе. Сегодня с утра пораньше ко мне пришли мои соседки Зина и Марта и попросили присмотреть за их девочками, покуда они будут собирать грибы. Согласилась на свое горе!..

Женщина от бессильной злобы на саму себя стукнула кулачком по колену и продолжила рассказ:

— Девочки-то хорошие, послушные, поэтому подумала, что мороки с ними не будет. До обеда они сидели у меня в квартире, играли в куклы, рисовали, пускали с балкона мыльные пузыри. После обеда я решила поставить тесто, чтобы к приезду родителей девочек приготовить пышки, но оказалось, что дрожжи кончились. Сходила по соседям, но у всех двери были закрыты — суббота же, все выехали в лес. Тогда решила сходить в магазин, а девочки увязались за мной. В магазине купила дрожжи, еще взяла конфеты, которыми угостила детей. Когда подошли обратно к дому, девочки попросились поиграть на улице в песочнице. Я строго-настрого предупредила их, чтобы они не выходили за пределы двора, а сама пошла ставить тесто. Поставив тесто, я немного отдохнула и вышла во двор, а их там уже не было…

Женщина всплакнула, обессиленно опустив голову на грудь.

Сыщик подал ей чашку с остатком валерианы и задал вопрос:

— Во сколько это было?

— Я вышла из дома примерно в четыре дня.

— Сколько времени девочки оставались на улице без присмотра?

— Где-то часика два.

— Хм, многовато без догляда, — хмыкнул опер и задумчиво констатировал: — Окна ваши не выходят во двор.

— В том-то и дело, что не выходят, — досадливо махнула Силина. — Так бы постоянно приглядывала.

— Мария Федоровна, когда шли обратно домой, ни с кем не встречались? И вообще, что-нибудь такое не показалось вам подозрительным?

— Да нет. Все было спокойно, ни с кем не встречалась, людей на улице было мало.

— Машины во дворе были?

— Были несколько штук.

— А водители там были?

— Вроде бы нет. Только сосед ковырялся в своем моторе.

— А какой сосед?

— Барагозов. Он с соседнего подъезда.

— Какая у него машина.

— Желтая.

— Я спрашиваю про марку.

— А черт его знает. Желтая да желтая, а какой марки, не знаю, не разбираюсь я в них.

— Где работает этот Барагозов?

— Не знаю. Тоже в моторах где-то ковыряется. Механик, что ли…

— Автомеханик?

— Да, наверное.

— Мария Федоровна, а тесто ваше поднялось?

— Уже поднялось, через край пошло. Заморозила в холодильнике, не до пышек сейчас…

— Покажите.

Женщина осторожно встала с дивана и открыла холодильник.

Удостоверившись, что тесто находится в холодильнике и продолжает подниматься, вспучив целлофановый пакет, сыщик попросил женщину:

— Мария Федоровна, быстро покажите мне вашу квартиру. Укажите, где играли дети в комнате.

Осмотрев квартиру, Овсянников поинтересовался:

— Телефон работает?

— Да, работает. Хотели позвонить?

— С вашего позволения.

— Пожалуйста.

Овсянников набрал домашний телефон Смирного. Тот поднял трубку и, опередив своего подчиненного, спросил:

— Нашлись? Дежурный уже доложил мне.

— Нет, пока не нашлись… Николай, что-то попахивает криминалом — либо украли, либо убили.

— Неужели объявился наш маньяк?

— Нет, наверное, — засомневался Овсянников. — Тот на взрослых женщин нападал, а тут дети…

— Времена идут, люди меняются, — философски изрек Смирный и спросил: — Что намерен делать?

— Николай, поднять бы личный состав отдела. Если до утра дети не найдутся, не миновать большого скандала.

— Хорошо, я подниму личный состав и прибуду на место, — ответил Смирный и приказал: — А ты работай дальше, к нашему приходу обрисуешь полную картину произошедшего.

Положив трубку телефона, сыщик обратился к хозяйке:

— Мария Федоровна, будьте постоянно дома, мы к вам еще наведаемся.

— Конечно, буду дома, — сокрушенно вздохнула она. — Куда я могу пойти на ночь глядя.

На улице народ не расходился, все, как могли, пытались успокоить убитых горем матерей девочек.

Овсянников громко объявил:

— Товарищи! У кого есть какие-нибудь предположения относительно пропажи детей?

— Могли уйти со двора и дойти до реки, — высказался один из присутствующих, мужчина тридцати лет.

— И? — спросил его сыщик.

— Могли утонуть.

— Допустим. Как ваша фамилия?

— Барагозов.

— Барагозов? — переспросил сыщик. — Вот вы то как раз мне и нужны. Пока не уходите домой, я с вами переговорю.

— А зачем? — недовольно буркнул мужчина. — Я больше ничего не могу добавить.

— Мне надо с вами поговорить, — тоном, не терпящим возражений, повторил оперативник. — Стойте здесь, никуда не уходите.

Затем Овсянников обратился к людям:

— Товарищи, если у вас нет никаких предположений и подозрений, то можете расходиться по домам. Сейчас мы поднимаем весь личный состав отдела милиции и будем проводить поисковые мероприятия. Родители пропавших детей будьте дома, скоро подъедет следователь, он будет с вами разговаривать.

Когда все разошлись, оперативник спросил Барагозова:

— Как зовут?

— Андрей.

— Сколько лет?

— Тридцать.

— В какой квартире проживаешь?

— В двадцать восьмой.

— Где работаешь?

— В автотранспортном предприятии.

— Кем?

— Автомехаником.

— Андрей, расскажи-ка мне подробно, что ты делал сегодня весь день?

— А зачем такой допрос? — со злостью отреагировал мужчина. — Вы меня в чем-то подозреваете?

— Пока не подозреваю, — мотнул головой сыщик. — Мне надо знать, чем ты занимался весь день. Если ты отказываешься отвечать на вопросы, я вынужден буду увезти тебя в отдел милиции. Там, я думаю, ты будешь сговорчивей.

— Пожалуйста, сейчас все расскажу, — нехотя сдался мужчина. — Я сегодня весь день был на работе. В семь пришел с работы и узнал, что пропали дети. Мы еще всем домом ходили и искали их по окрестностям.

— Андрей, а днем тебя видели во дворе дома — ты ковырялся в моторе своей машины. Кстати, где твоя машина?

— Правильно, я приезжал домой на обед. Когда хотел поехать обратно на работу, забарахлило зажигание, поэтому открывал трамблер и почистил контакты. А машина моя стоит вон там.

Мужчина пальцем указал в сторону желтой «Нивы», которая стояла напротив его подъезда.

— А ты не заметил двух девочек, которые играли в песочнице? — спросил его сыщик. — Они как раз зашли во двор, когда ты корпел над машиной.

— Нет, не обратил внимание, — мотнул головой Барагозов. — Тут детей ходит много, всех не углядишь. Тем более, песочница от меня далековато.

— Машину постоянно ставишь во дворе?

— Летом постоянно.

— А зимой?

— В гараже.

— Где гараж?

— За домом на отшибе.

— Андрей, пойдем, посмотрим машину, — предложил сыщик.

— Пожалуйста, — недовольно протянул мужчина. — Нет, товарищ милиционер, вы все-таки меня в чем-то подозреваете.

Овсянников, ничего не говоря, направился к машине. Осмотрев машину и не найдя ничего, заслуживающего внимания, он кивнул Барагозову:

— А сейчас покажи гараж.

В гараже также ничего интересного не было обнаружено, и сыщик продолжил допрос:

— Андрей, судим?

— По малолетке за кражу из магазина. Отсидел почти три года в детской колонии.

— Семейное положение?

— Женат, двое детей — мальчик и девочка, трех и восьми лет соответственно.

В это время во двор дома заехало несколько машин с милиционерами, и Овсянников указал Барагозову:

— Иди домой и будь на месте, мы к тебе еще зайдем.

2

Смирный, поставив всем задачу, распределил милиционеров по участкам поисков и обратился к Овсянникову:

— Ну что, Слава, очередное скандальное дело? Если с детьми что-то случилось, то с нас сдерут три шкуры. Как ты думаешь, куда они могли запропаститься?

— Черт его знает, очень странная пропажа. Дети до реки вряд ли дошли бы незамеченными — все-таки топать полтора километра. Надо с утра везде расклеить объявления, может быть, кто-то их видел.

— С утра… Думаешь, что до утра они не найдутся? Может кто-то подобрал их на улице и уложил спать?

— Сомнительно. Любой нормальный человек позвонил бы в милицию — ведь детей же будут искать родители. Нет, Николай, тут что-то нехорошее. Кстати, на примете у меня один мужичок. Он ковырялся в машине, когда девочки играли в песочнице. Пойдем к нему, посмотрим, как он живет, чем дышит.

— Ты с ним разговаривал?

— Накоротке. Поверхностно осмотрел машину и гараж, но ничего подозрительного.

Прежде чем зайти к Барагозовым, оперативники постучались к соседям. Дверь открыла заспанная женщина и спросила:

— Вы по поводу пропавших девочек?

— Да, в отношении них. Можно с вами поговорить?

— Пожалуйста, проходите.

Хозяйка пригласила оперативников на кухню и предложила чай. Овсянников отказался от угощения и спросил:

— Соседей хорошо знаете?

— Барагозовых?

— Да.

— Не совсем. Мы с ними не общаемся, они какие-то скрытные, неприветливые. В подъезде никто с ними не дружит.

— А давно они здесь живут?

— Года полтора-два. Эту квартиру им дали с автобазы, а до этого они жили на окраине.

— Шумы, драки были в их квартире?

— Несколько раз женщина громко плакала. Мы-то не вмешиваемся, дела семейные…

— Какое у них отношение к детям?

— Не знаю. Девочка какая-то тихая и зашуганная, а мальчик совсем маленький. Нет, ничего не знаю, как они их воспитывают.

— А жена?

— Тоже какая-то забитая. При встрече отводит глаза в сторону. Она моложе мужа, по-моему, девочку родила в семнадцать лет.

— Что-то всех замордовал этот тип, — ухмыльнулся Смирный и толкнул Овсянникова в бок: — Слава, пойдем, посмотрим, что за перец этот Барагозов. И фамилия-то соответствующая!

Когда оперативники зашли в квартиру, Барагозов настороженно поинтересовался:

— Раз вы пришли ко мне, значит, девочки еще не нашлись. Какие у вас ко мне вопросы, ведь я вроде бы на все ответил?

— Где родные? — спросил его Овсянников.

— Спят.

— Разбуди жену.

— А зачем она вам?

— Мне надо поговорить. Разбуди.

Вскоре появилась худенькая молодая женщина в халате. Она испуганно обвела взглядом оперативников и спросила:

— Что вам надо?

— Поговорить. Как вас зовут?

— Барагозова Таисия Альбертовна.

Тут в разговор вмешался Смирный, указав Овсянникову:

— Иди и переговори с женщиной на кухне, а я тем временем побеседую с Андреем.

Закрывшись в кухне, сыщик задал женщине вопрос:

— Чем сегодня занимались весь день?

— Целый день была дома с детьми.

— А муж?

— Он работал.

— Сегодня, то есть уже вчера была же суббота.

— Он в субботу работает полный день.

— Приезжал на обед?

— Да, пообедал и снова поехал на работу.

— Машина у него вчера ломалась?

— Не знаю. Она постоянно ломается.

— Он же механик. Почему не отремонтирует хорошенько свою машину?

— Сапожник без сапог, — криво усмехнулась женщина.

— Таисия Альбертовна, мы сейчас проведем в доме осмотр.

— А санкция прокурора у вас имеется? — с вызовом ответила женщина.

— В экстренных случаях закон нам позволяет проводить следственные действия с последующим уведомлением прокурора. А пропажа двух маленьких девочек более чем экстренный случай.

— Хорошо, осматривайте. Только предупреждаю вас — зря вы подозреваете моего мужа в чем-то плохом. Он не способен на такое.

— На какое «такое»? — удивленно спросил сыщик. — Что вы этим хотели сказать?

— Вы же подозреваете его в том, что он похитил девочек и изнасиловал их.

— Вот те на! — поразился сыщик. — Фантазии у вас, однако! Никто так не думает, но мы должны все исключить, чтобы сконцентрироваться на других версиях.

Осмотр квартиры оперативникам также ничего не дал, и они направились к родителям пропавших девочек. Там уже находились следователь прокуратуры и эксперт. Подозвав эксперта, Смирный приказал:

— Возьми с собой оперативника и проверь под ультрафиолетом автомашину, гараж и одежду Барагозова.

— А кто он такой? — спросил эксперт.

— Сейчас его сюда притащат. Надо у него еще изъять нижнее белье и осмотреть тело.

Следователь допрашивал убитых горем женщин, эксперт с Овсянниковым ушли просвечивать ультрафиолетовой лампой машину и гараж Барагозова, чтобы найти возможные следы крови, а Смирный не стал терять время даром и решил поговорить с отцом одной из девочек.

— Барагозова знаете?

— Нет. А кто он такой?

— Он из соседнего подъезда, у него еще желтая «Нива».

— А-аа, знаю, видел. А почему про него спрашиваете?

— Как он вел себя в отношении детей? Бил, ругал их во дворе, приставал?

— Нет, ничего подобного я не видел. Он постоянно копается в машине и больше ничего. А что, он в подозрении?

— Нет, просто, когда ваши дети играли в песочнице, он ремонтировал машину.

— Да, да, он постоянно ремонтирует, — кивнул мужчина. — Но это же не основание в чем-то его заподозрить. Я иногда тоже копаюсь в своем «Москвиче».

— Я же говорю, что мы пока никого не подозреваем, а проверяем всех, кто был рядом, когда пропали дети.

— Тогда понятно, — развел руками мужчина. — Будете проверять все дома вокруг нашего двора?

— Да, придется, — вздохнул Смирный. — Если только до утра кто-нибудь не приведет детей.

— Думаете, что их приютили на ночь? — обрадованно спросил мужчина.

— Ничего исключать нельзя. Надо надеяться на лучшее.

Вскоре пришел Овсянников и доложил:

— Просветили везде, где только можно, но нигде следов крови не обнаружено. У Барагозова изъяли нижнее белье, допросили на протоколе и оставили дома. С утра найдем директора автобазы и спросим, как он работал в субботу.

— Эх, сейчас бы собаку! — мечтательно произнес Смирный. — Дали бы понюхать вещи малышек и обследовать с помощью ищеек всю близлежащую территорию. На предстоящей коллегии будем ставить вопрос, чтобы у нас была кинологическая служба — хотя бы две-три собаки.

Уже забрезжил рассвет, стали подтягиваться милиционеры, которые обходили территорию и соседние дома. Из их отчета стало ясно, что пропажа детей приобретает серьезные масштабы — никто не видел девочек. Продавщица, поднятая среди ночи из дома, пояснила, что примерно в два часа дня в магазин заходила бабушка с двумя внучками, купила дрожжи и конфеты, и они ушли, никто за ними не увязался. По фотографии она опознала пропавших детей.

Теперь все надеялись на чудо и, забыв о сне, с трепетом ждали наступления воскресного утра. Если завтрашний день не принесет желаемого результата, то милиционеров впереди ждала многодневная работа на грани нервного и физического истощения, изнурительные доклады вышестоящему областному и федеральному начальствам, контроль со стороны различных ведомств с грозными оргвыводами, который бы съедал сил не меньше, чем сам поиск пропавших девочек.

3

Воскресный день ничем не смог обрадовать милиционеров — девочки так и не объявились. С утра, обклеив по городу ориентировки, в полдень Овсянников заглянул в кабинет к Смирному. Увидев в дверях оперативника, тот пригласил его за стол:

— Слава, садись, попьем чайку и обмозгуем, как нам дальше быть.

— Плохо дело, Николай, — вздохнул сыщик. — Дети словно сквозь землю провалились. Сейчас начнется свистопляска — понаедут с области, начнут пальцы гнуть, диктовать свои условия, требовать организовать баньку…

— Никаких банек! — резко отрезал Смирный. — Нам хватит одной баньки, до сих пор расхлебываем! Если приезжие сыщики что-то будут требовать помимо службы — сразу отказать!

— Ну, это ясно, — кивнул сыщик. — И пускай кормятся за счет своих командировочных, я им корки хлеба не подам. После того случая с Вожжиной и Сатаровой у меня стойкая неприязнь к областным оперативникам. Ни разу не помогли, а проблем наделали — выше крыши. И гонору-то сколько! Мол, вы тут, лапоть провинциальная, а мы столичные… Да ну их!

— Договорились. Как с Барагозовым?

— Ничего, — мотнул головой сыщик. — Он вчера целый день работал, отлучался только на обед. На работе характеризуется посредственно, ничем особо не выделяется, нет большого рвения к работе, но и не прогуливает. Одним словом, серая личность. Патологоанатом осмотрел его кожные покровы — ничего не обнаружил. Ничего интересного он не нашел и в его нижнем белье.

— Ладно, его пока исключаем. Надо сейчас начать проверять судимых. Агентуре дали задание?

— Сегодня до вечера всех оповестим. Но, Василич, это пустой номер. Если мы исходим из того, что девочек изнасиловали и убили, то такие дела совершает маньяк-одиночка. Они с нашей агентурой не общаются, держат свой секрет при себе. Потому-то появляются по стране серийные убийцы — их вычислить крайне сложно.

— Все равно агентуру надо ориентировать. Вдруг кто-то что-то слышал, кто-то что-то видел. Надо сцепляться за любую соломинку. Сейчас нам нужна любая малюсенькая информация, без нее мы слепы и глухи. Надо поднять список всех лиц, которые сидели за изнасилования, особенно в отношении детей.

— Список уже готовится. Мои опера пошли разговаривать с речниками на тот случай, если дети утонули.

— Конечно, маловероятно, что они утонули, но эту версию тоже надо проверить до конца. До зимы еще есть время, если они утонули, то до ледостава должны всплыть. А если не всплывут, то поминай, как звали — весенний ледоход накрошит их тельца на мелкие кусочки. Но это маловероятно, — повторил Смирный. — Их надо искать на земле, а, точнее, под землей.

— А тот вариант, что их похитили, чтобы удочерить? — испытующе посмотрел Овсянников на своего руководителя.

— Я бы об этом еще подумал, если бы пропала одна девочка. А тут двое… Нет, это исключено.

Прошла неделя. Дети не обнаружились, у милиционеров не было ни малейшей зацепки, ни одна информация, заслуживающая доверия, к ним не поступила. Бросив все дела, отдел милиции занимался только поисками пропавших девочек.

Вскоре из областного управления прибыл оперативник. Он без стука зашел в кабинет к Смирному и вальяжно подал руку, представившись:

— Старший оперуполномоченный уголовного розыска майор милиции Ягелев Юрий Александрович. Я являюсь куратором Энска, так что прошу любить и жаловать. Приехал по делу пропавших девочек, доложите, как идут поиски.

«Смотри-ка, какой прыщ — шишка на ровном месте! Ему еще и докладывать?! Нет уж, пусть соблюдает субординацию! — со злостью подумал Смирный, с неприязнью разглядывая долговязого и довольно молодого оперативника из центрального аппарата. — По-моему, нам в очередной раз не повезло с куратором — то был Демченко, а сейчас этот».

— Идите в уголовный розыск, — резко ответил он. — Почему ко мне-то зашли? Вам надо разговаривать с непосредственными исполнителями.

— А что, начальник криминальной милиции самоустранился от дела? — угрожающе высказался Ягелев. — Хорошо, доложим кому надо, мне составлять итоговую справку о проделанной работе по поиску пропавших детей.

— Доложите кому хотите, — отрезал Смирный, всем своим видом показывая, что разговор закончен. — А теперь идите, вас ждут в уголовном розыске.

Через час после этого неприятного разговора к Смирному зашел Овсянников и досадливо заметил:

— Ну и фрукта ты ко мне направил! Из себя строит великого сыщика, раздал всем поручения, приказал составить обобщенную справку… Нет, он приехал не работать, а контролировать, как мы работаем. И кстати: я позвонил сыщикам в область и выяснил очень интересные подробности про этого Ягелева. Он ученик того Демченко, по крайней мере, начинал работать у Демченко в группе. А Истомин их духовный отец, в авторитетах он у них.

— Фьють! — от удивления свистнул Смирный. — Час от часу не легче! Он сейчас нам будем мешать работать, замордует своими справками о проделанной работе. Короче так: ты его не пои, не корми, пускай все платит из своего кармана.

— Уже были попытки, — усмехнулся Овсянников. — Намекал на то, чтобы вечером устроить баньку. Я сразу отшил его, сказал, что надо работать. Сейчас он ушел в гостиницу, предварительно поинтересовавшись, где находится магазин. Очевидно, хочет купить водочки.

— Ну и пусть пьет, — махнул рукой Смирный. — Чем больше пьет, тем меньше будет мешать работе.

На следующий день Ягелев, изучив материалы дела о пропавших детях, потребовал к себе Барагозова. Поговорив с ним часа полтора, он резюмировал перед Овсянниковым:

— Он не при делах, зря вы столько много возились с ним, потеряли драгоценное время. Давайте, начинайте работать, а не отвлекайтесь на всякие незначительные мелочи! Кстати, Барагозов жалуется, что вы необоснованно подозреваете его в совершении тяжкого преступления, подвергли его унизительному осмотру, опозорили перед женой и сослуживцами. Скажите спасибо, что разговаривал с ним я, а не другой человек, иначе бы не избежали наказания.

— Спасибо за заботу, — ухмыльнулся сыщик. — Что бы мы делали без вас, наш благодетель.

Не уловив сарказма, Ягелев великодушно покивал головой.

Через два дня в отдел милиции прибежала женщина-грибница и сообщила о том, что недалеко от Ольховки она наткнулась на свежевскопанный бугорок земли. Дежурный офицер сообщил об этом Овсянникову. Как раз в это время у него находился Ягелев, который, услышав тревожную весть, схватился за телефон:

— Подождите, сейчас все вместе выедем, но сначала я доложу своему руководству.

Овсянникову изрядно надоели выходки приезжего оперативника и он, чтобы не наговорить дерзостей, направился к выходу, на ходу бросив:

— Мы будем в машине, быстрее доложите и выходите.

Как только была установлена линия, Ягелев бодрым голосом доложил:

— Товарищ полковник, вроде бы нашли! Я организовал рейд по лесному массиву за городом, в ходе которого мы обнаружили могилу. Сейчас пойдем их выкапывать. После извлечения тел сразу же доложу. Трупы есть, сейчас раскрытие дела пойдет веселее!

На месте обнаружения предполагаемой могилы Ягелев сам схватился за лопату и стал копать землю. Каково же было удивление присутствующих, когда под полуметровым слоем земли обнаружился труп большой собаки. Разочарованно проводив лопатой по боку животного, Ягелев приказал:

— Посмотрите под собакой, может быть, таким образом замаскировали могилу детей.

Милиционерам пришлось по прихоти сотрудника центрального аппарата вытаскивать из земли полуразложившуюся собаку и убедиться, что никаких других тел там нет.

Вечером, когда Овсянников рассказал об этом случае Смирному, тот, давясь от смеха, заметил:

— Я представляю лицо начальника Ягелева, который наверняка успел доложить генералу, что дети обнаружены.

— Василич, я не понимаю таких, — пожал плечами оперативник. — Что за привычка сразу докладывать начальству? Этим страдают многие приезжие опера. Им от этого легче, что ли?

— Выделиться хотят, чтобы начальство заметило, как они работают в поте лица. Вот мы с тобой ищем детей от души, из-за сострадания, а Ягелев мечтает о досрочном звании или о награде. Я таких людей вижу насквозь.

— Какой же это грех за счет жизни детей получать награды, — вздохнул Овсянников. — Даром они не нужны эти ордена и медали. У меня аж руки зудят, чтобы поймать преступника и припереть его к стенке, а о поощрении за это не мечтаю даже в дурном сне.

— Когда-то припрем злодея к реальной стенке палача и возмездие наступит, — в задумчивости произнес Смирный. — Но только чует мое сердце, что это произойдет без ягелевых и тому прочих.

Вот и наступила осень. На реке были обнаружены два утопленника, но девочки так и не были найдены в воде. Теперь у оперативников не было сомнения, что дети стали жертвой преступления. А раз это так, то следовало ждать следующих преступлений — ведь убийцы-педофилы, если их вовремя не остановить, никогда не прекращают своей попытки найти следующую жертву.

Потолкавшись полмесяца в Энске, Ягелев ни с чем вернулся обратно и рапортом доложил своему руководству, что местная криминальная милиция не владеет обстановкой, работа пущена на самотек, уголовный розыск отрабатывает ненужные версии. Теперь, если до очередной коллегии не раскроется дело, Смирному и Овсянникову предстояло наказание. Но оперативники не стали на это обращать внимание, к взысканиям им было не привыкать; они, стиснув зубы, продолжили кропотливую работу по поиску пропавших детей.

Однажды зимним вечером накануне выходного дня Смирный вызвал к себе Овсянникова и предложил:

— Слава, сегодня Марина приготовила дичь. Мы приглашаем тебя, пойдем посидим, поговорим.

— С удовольствием! — глотнул слюну сыщик. — Давно не пробовал дичи, охоту забросил, закрутился с этой работой!

Марина встретила мужчин с радостной улыбкой и вытащила из духовки запеченного зайца с картошкой. Хозяин достал соленую рыбу, нашинковал свежемороженой печени. Следом на столе появилась запотевшая бутылка водки. После первой рюмки разговорились. Не трудно догадаться — у оперов разговор только о работе.

— Слава, прошло уже восемь лет со дня убийства Коптевой. Как ты думаешь: пропажа девочек не связана с этим преступлением?

— Вряд ли, — засомневался Овсянников. — Убийца не проявлял себя восемь лет и вдруг — бац! — и пошел охотиться на детей. Сначала убил взрослую женщину, но потом, спустя годы, перекинулся на маленьких девочек? Педофил — он до конца жизни педофил. За эти восемь лет наделал бы трупов детей.

— Значит, похититель детей приезжий? — спросил его Смирный.

— Либо приезжий, либо только начал убивать, — предположил сыщик и выругался: — Черт! Под них нет нашей агентуры — они своими мерзкими тайнами ни с кем не делятся. Да и не по понятиям блатных убивать маленьких детей, потому-то маньяки одиночки. Так что, Василич, если мы его не вычислим сейчас, то следует ждать повторных преступлений.

— Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! — воскликнул Смирный. — Надо любой ценой до весны его найти, иначе в следующее лето нам не спать.

— А убийца может пойти на преступление и зимой, — заметил Овсянников, пододвинув к себе тарелку с тушеным зайцем. — Были же случаи.

— Может и пойти, — согласился Смирный и, немного поразмыслив, поинтересовался: — Надо бы этого Барагозова примерить к убийству Коптевой.

— Уже проверили. В это время ему было двадцать два года. Жил он тогда в другом конце города, в то время он не попадал в поле нашего зрения. А почему ты вспомнил про него сейчас?

— Да как-то так, — неуверенно произнес Смирный. — Такое ощущение, что мы его проверили не до конца.

— Аналогично! — воскликнул Овсянников. — И у меня он не выходит из головы. Взгляд у него какой-то нехороший, в них отражается жестокость и садизм. И семья какая-то не такая…

— Давай, Слава, заведи на него дело под кодовым названием…

Тут Смирный осекся, придумывая варианты названия дела, в это время Овсянников опередил его:

— «Грибник»!

— А почему «Грибник»? — удивленно вскинул голову Смирный.

— Пропажа детей связана со сбором грибов. Если бы родители не поехали в лес, то и дети не пропали бы… Хотя, кто его знает, он бы все равно нашел себе жертву — если не этих, то других. Кстати, Василич, идея! Коптеву же тоже нашли под детским грибком! Нет, тут как ни крути, везде грибы!

— Ладно, пусть будет «Грибник», — согласился старший. — Заведи дело и начинай его разрабатывать. Было бы хорошо зацепить его за какое-нибудь другое преступление и закрыть. В тюрьме-то мы быстро его расколем на девочек, если, конечно, это его рук дело.

4

Сразу после новогодних праздников состоялась коллегия областного Управления внутренних дел, где Смирному и Овсянникову за самоустранение от расследования дела о пропавших девочках и слабую оперативную позицию в криминальной среде раздали по выговору с занесением в личное дело. Оперативники прекрасно понимали, что это месть Ягелева за то, что его в Энске не встретили подобающим образом, как высокого гостя (разве он тогда не приехал работать?!), выразили неуважение, не предоставили баню (желательно с девушками), не угощали в ресторанах города. Оперативники только махнули рукой на эти проделки столичного куратора и головой окунулись в работу.

Овсянников завел оперативное дело под условным наименованием «Грибник» и потихоньку стал разрабатывать Барагозова. Фигурант в последнее время ничем себя не проявлял, исправно ходил на работу, ни с кем из ранее судимых не общался. Семья вела затворнический образ жизни, и однажды сыщик задался вопросом: — «Не сектанты ли?» Но эта версия не нашла своего подтверждения. Когда настали сильные холода, Барагозов поставил свою «Ниву» на прикол и ходил пешком, а свой гараж на печном отоплении заморозил.

Настало лето, а за ним пришла и осень девяносто второго года. Вся милиция Энска с тревогой ждала появления маньяка. Везде были усилены посты милиции, среди населения проводились разъяснительные беседы о недопустимости оставления маленьких детей без присмотра на улице, озадачены бабушки-пенсионерки, целыми днями проводящие время на скамейке возле подъездов домов, привлечены добровольные дружинники, которые совместно с милиционерами в гражданской одежде негласно патрулировали улицы.

Год выдался не грибным, да и ягод не было особо видно, так что осеннего ажиотажа с выездом в лес среди населения не наблюдалось, поэтому в выходные дни малыши оставались с родителями, в городе безнадзорных детей найти было сложно.

Наступила зима, преступник ничем себя не выдал, не было зафиксировано ни одного нападения и приставания к женщинам и детям. Возможно, маньяк уже выходил на охоту, но принятые милицией превентивные меры не позволили ему подыскать себе жертву для удовлетворения своей низменной страсти.

Однажды Смирный и Овсянников вновь поговорили о маньяке.

— Василич, опять этот урод пропал, — посетовал сыщик в бессильной злобе. — Что это такое с маньяками? Совершают по одному преступлению и пропадают на годы. Убийца Коптевой куда-то канул, похититель девочек пропал. Обычно такие преступления бывают серийными, а тут непонятно.

— Даже не знаю, что и сказать, — пожал плечами Смирный. — Возможно, испугался тех мер, которые мы приняли с целью профилактики и затаился? А, может быть, участковый даже разговаривал с преступником, предупреждал его, чтобы оберегал своих детей от маньяка?

— Думаешь, что у маньяка есть дети? — спросил сыщик.

— Практика показывает, что маньяки часто бывают примерными семьянинами, любящими отцами, жены уверены, что они самые верные мужья. И на работе они на хорошем счету.

— А Барагозов-то имеет двоих детей, — задумчиво произнес Овсянников. — Жена за него горой, и на работе к нему нет претензий.

— Кстати, как идет разработка по нему? — поинтересовался старший.

— Ни шатко ни валко, — вздохнул сыщик. — Проверили всю его подноготную, но ничего интересного не добыли. После нового года заканчивается срок ведения дела, я не буду его продлевать, а прекращу в связи с отказом фигуранта от преступных замыслов. Я уже физически не могу за ним наблюдать месяцами, других дел полно. Но, Василич, я про Барагозова никогда не забываю и буду примерять его ко всем аналогичным преступлениям сексуальной направленности, которые будут совершаться в нашем городе.

— Давай, прекращай, — согласился Смирный. — Вплотную займись другими делами, которых накопилось у тебя достаточно, скоро за них будут уже спрашивать, а к Барагозову мы всегда сможем вернуться, если это будет необходимо.

Наступило очередное тревожное лето девяносто третьего года. Про маньяка не было слышно ничего, и Овсянников, недоуменно пожимая плечами, обратился к Смирному:

— Василич, пропал! Неужели залетный маньяк? Совершил убийство и уехал, а сейчас где-то здравствует, наслаждается жизнью, а, может быть, продолжает совершать свои черные дела уже в другом регионе?

— Вряд ли, — засомневался Смирный. — Обычно маньяки, как волки, имеют свою территорию для охоты и редко нарушают ее границы. Нет, он затаился и ждет удобного случая. Нам никак нельзя расслабляться и уповать на то, что он уехал. Он здесь, рядом с нами, возможно, мы его знаем в лицо. Перетряси всю свою агентуру, он, может быть, среди наших добровольных помощников, потому-то и избегает проверки.

— Вообще-то, ты прав, Николай, — утвердительно кивнул Овсянников. — Сам чувствую, что он где-то рядом и знает наши ходы наперед. Расслабляться не станем, а будем его вычислять, пока он снова не похитил и не убил детей или женщин. А если он из числа нашей агентуры, лично сам застрелю его — рука не дрогнет.

— Стрелять не надо, — нахмурился Смирный. — Хочешь из-за какой-то мрази сесть в тюрьму? Нет, его надо судить и закрасить лоб зеленкой* (высшая мера наказания, расстрел), чтобы неповадно было другим, кто вздумает последовать по его пути.

Этот год, как и предыдущий, оказался неурожайным на грибы и ягоды, люди оставались в городе, но милиционеры продолжали патрулировать улицы, устраивать посты наблюдений, проверять неблагонадежных граждан. Преступник словно провалился сквозь землю, не было даже намека на то, что он может находиться в городе.

Незаметно пролетел и девяносто третий, наступил девяносто четвертый год.

Ранней весной, в середине марта возле городского парка было совершено нападение на женщину. Она возвращалась с работы, преступник настиг ее сзади, попав ножом вскользь в лопатку, повалил на снег и попытался изнасиловать, но осуществить задуманное помешали прохожие. Они же доставили женщину в больницу, где ей врачи сделали перевязку и отпустили домой, только после этого позвонили в милицию. Звонок застал Овсянникова за допросом мужчины, в пьяном угаре зарубившего своего собутыльника топором и закопавшего труп недалеко от дома. Бросив все, сыщик помчался к месту жительства потерпевшей.

Молодая женщина испуганно глянула на оперативника и осторожно осведомилась:

— Вы из милиции?

Сыщик протянул ей служебное удостоверение:

— Начальник уголовного розыска майор милиции Овсянников. Я хотел уточнить обстоятельства нападения на вас.

— Ой, я не хотела никуда заявлять, — засмущалась женщина. — Стыдно же, сейчас все узнают, на работе будут шушукаться. Откуда вы узнали про нападение?

— Позвонили врачи, они обязаны уведомлять милицию о таких случаях. Вы же ранены?

— Да пустяки, царапина. Вот только пальто жалко, муж осенью подарил.

— Жизни не жалко, а одежду жалеете? — улыбнулся сыщик женщине. — Покажите мне ваше драгоценное пальто.

Осмотрев одежду и удостоверившись, что на ней имеется небольшой надрез от ножа, сыщик заметил:

— Вы чудом избежали смерти. Как вы стояли в момент удара ножом?

— Как такового удара ножом я не почувствовала, — развела руками женщина. — Услышала, как кто-то бежит сзади и резко стала оборачиваться, в это время был тычок в спину. Узнала о том, что ударили ножом только тогда, когда люди подняли меня на ноги — ощутила липкость на спине, а потом кто-то подсказал, что на пальто дырка.

— Это и спасло вас, — осенило сыщика. — Вы резко обернулись, нож прошел вскользь по лопатке, легко ранив вас. А ведь маньяк целился в самое сердце…

— Ужас какой! — вздрогнула женщина. — На меня напал маньяк?!

— Да, без сомнения это маньяк, которого мы уже ищем. Вы запомнили его внешность?

— Откуда?! Было же темно.

— Рост, возраст, одежда?

— Ничего не заметила.

— Кстати, где ваш муж?

— Он в командировке, прилетает завтра… Ой, если он узнает, что на меня напал этот маньяк, он убьет его!

— Я бы сам с удовольствием поучаствовал в этом, — усмехнулся Овсянников. — Только вот где его найти?

— Ах да, его же сначала надо найти! — натянуто улыбнулась женщина. — Тогда что — будете проводить расследование?

— Да, возбудим уголовное дело и будем расследовать.

— А, может быть, не надо? Не хочу я огласки…

— От вас это уже не зависит. Уголовное дело будет возбуждено по факту. А вам следует помочь следствию, поскольку преступник до этого уже совершил несколько аналогичных преступлений, могут пострадать другие люди, в том числе и дети, если его вовремя не остановить.

— Это тот маньяк, который два года назад похитил и убил маленьких девочек?! — встревоженно осведомилась женщина.

— Возможно, что это так.

— Тогда я согласна, — обессиленно выдохнула она. — Дети не должны страдать.

— Кстати, как вас зовут? — поинтересовался у нее сыщик. — А то разговариваем достаточно долго, а имени вашей не знаю.

— Наталья Герасимовна Степаненко.

— А меня зовут Вячеслав Иванович. Наталья Герасимовна, вы сейчас можете со мной поехать?

— Ой, а куда?! — испуганно спросила женщина.

— Сначала съездим на место, где преступник совершил нападение, а потом отведу к следователю, он допросит вас, признает потерпевшей.

— А вы разве не следователь? — недоуменно поинтересовалась Степаненко.

— Я же представился — начальник уголовного розыска, а вас допросит следователь прокуратуры.

— А-аа, не разбираюсь я в ваших званиях и регалиях, — махнула женщина и направилась в комнату. — Сейчас переоденусь и поедем.

Осмотрев место происшествия и ничего не обнаружив, сыщик отвел Степаненко в прокуратуру, а сам зашел к Смирному.

— Василич, наш объявился! — с порога крикнул сыщик. — Ударил женщину ножом в спину, но промахнулся. Потерпевшую я отвел к следователю.

— Как раз по этому поводу жду тебя, — откликнулся тот. — Дежурный уже доложил, что ты выехал на место происшествия. Давай, доложи, как там?

— Один в один как нападения на Коптеву и Попову. Удар ножом между лопаток, попытка изнасилования.

— Неужели тот упырь до сих пор действует, прошло уже одиннадцать годков, — прищуриваясь, покачал головой Смирный и в очередной раз с сожалением воскликнул: — Эх, собаку бы сейчас пустить по следу! Уже давно подали заявку пока на две ищейки, область до сих пор молчит!

— Отсидел, вышел? — предположил сыщик.

— Не исключено. Слава, истребуй и проверь всех судимых, которые сели в то время, а освободились недавно. Подними дело Коптевой и повторно изучи лиц, которые прошли через нас, а это огромный массив, мы тогда проверили почти всю мужскую половину города.

— С завтрашнего дня и начну, — кивнул Овсянников. — Но сначала схожу к Барагозову.

— Сдался он тебе, — махнул рукой Смирный. — По-моему, это пустая затея.

— Все равно схожу, — упрямо повторил оперативник. — Лучше убедиться, чем потом чесать затылок.

Прежде чем Овсянников вышел из кабинета, Смирный распорядился:

— Ориентируй весь личный состав отдела, в район парка направь дополнительный наряд милиции, а с завтрашнего дня туда надо пустить сотрудников в гражданской одежде для негласного патрулирования.

Сыщик посмотрел на часы, которые показывали девять вечера, и ответил:

— Василич, ребята этим уже занимаются. До утра будем таскать людей — наших подучетных элементов.

5

Дверь открыла жена Барагозова, сыщик спросил ее:

— Где хозяин?

Увидев знакомого оперативника, она недовольно хмыкнула:

— Спит.

— А давно спит?

— С обеда как лег, так и дрыхает.

— А ночью чем будет заниматься? — усмехнулся опер.

— Не ваше это дело, — сердито ответила она. — Что хотели от него?

— Поднимите, — повторил оперативник. — Надо побеседовать.

Вскоре появился Барагозов, который зевая во весь рот, поинтересовался:

— По какому вопросу?

Овсянников, немного подумав, повел разговор на отвлеченную тему:

— Сегодня недалеко от вашего дома ограбили пожилого человека — сняли шапку. Что-нибудь по этому поводу можешь сказать?

— А во сколько это было?

— Примерно в семь часов.

— Я в это время спал.

— Почему сегодня не на работе?

— У меня отгульные. Вот и отсыпаюсь.

Сыщик обратился к женщине:

— Таисия Альбертовна, вы подтверждаете слова мужа?

— Разумеется, — пожала плечами жена.

Озадаченный, сыщик вышел от Барагозовых и пешком направился в отдел милиции.

Следователь прокуратуры возбудил уголовное дело за попытку убийства Степаненко неизвестным лицом, милиционеры по горячим следам не смогли найти преступника.

Через три дня Овсянникову позвонил из области куратор Энского отдела милиции Ягелев.

— Вячеслав Иванович, как продвигаются дела по нападению на женщину?

— Никак, Юрий Александрович, — ответил он, досадливо качнув головой, мол, нелегкая принесла.

— Как вы думаете, нападавший может быть тем преступником, который похитил детей?

— Все может быть.

— Какие планы?

— Планов много, работаем.

— Ладно, работайте. Пока у меня тут много дел, как освобожусь, приеду помогать.

— Лучше б не приехал, чертов куратор! — выругался сыщик, положив трубку. — Только будет мешаться и требовать справки.

Овсянников поднял старое дело Коптевой, и сыщики «прошлись» по тем лицам, которые ранее проверялись на причастность к данному убийству, но все безрезультатно. Нападение на Степаненко с целью изнасилования и убийства грозило стать следующим «глухарем» неуловимого маньяка, немым укором, бередя сердца оперативников.

Август месяц изобиловал частыми и теплыми дождями, пошли грибы. Изголодавшийся по лесному дару народ, не видевший ягод и грибов два лета подряд, устремился в лес.

Рано утром отец семейства Богдановых, крупный мужчина сорока пяти лет, с папиросой во рту копался в своем старом «Москвиче». Впереди предстояла длинная дорога до синих гор, куда семье предстояло выехать для сбора грибов. Вчера вечером за ужином был семейный совет, и родители решили взять с собой в лес только младшую дочь Серену, которой исполнилось семь лет, а старшая Оксана, двенадцати лет, оставалась дома.

— Оксана, может быть, все-таки поедешь с нами? — перед сном упрашивала дочку мама. — Что ты тут будешь делать одна — мы же вернемся поздно ночью.

— Не поеду, мама, мы же договаривались! — наотрез отказалась девочка. — С подругами сходим в кино, а потом я буду у Вики, вы меня от нее заберете. Не беспокойся, мама, скучать не буду…

Женщина вышла на крыльцо и крикнула:

— Тима, что там с машиной? Пора выезжать, уже восемь.

— Света, заканчиваю, — ответил Богданов, вкручивая последнюю свечу зажигания. — Оксанка не надумала поехать с нами?

— Да нет, откуда?! — махнула рукой женщина. — Уже билеты куплены в кино.

Перед уходом мама поцеловала спящую дочку, поставила на стол кринку парного молока, которую она постоянно покупала у соседки, держащей коров, и семья тронулась в далекий путь.

Нагрузив полный багажник грибов, они вернулись в город к полуночи и по пути заехали к Кормилициным, где должна была находиться дочь Оксана. Хозяева уже спали, на стук дверь открыла заспанная мама Вики и, увидев среди ночи родителей одноклассницы дочери, встревоженно спросила:

— Что-то случилось?

— Мы за Оксаной, — улыбнулась ей Светлана. — Извини, Клара, что так поздно. Зато я угощу тебя грибами.

Женщина, сделав круглые глаза, ахнула:

— А разве Оксана не с вами поехала?

— Нет, она осталась в городе, — удивленно вскинула голову Светлана. — Она что, не приходила к вам? Они же с Викой должны были идти в кино.

— Вика ждала ее по последнего, а потом одна побежала в кино. Говорит, что еле успела.

— Странно, — волнительно проговорила Богданова. — Заболела и лежит дома? Клара, Вика уже спит?

— Сейчас я ее разбужу, а вы проходите в дом.

Из спальни в сопровождении мамы появилась Вика, которая, щурясь от светлых лучей лампы, замерла в выжидательной позе. Светлана подошла к ней и, заглядывая прямо в глаза, спросила:

— Вика, где Оксана?

— Не знаю, — испуганно ответила девочка. — Я думала, что она поехала с вами по грибы.

— Вы где должны были встретиться? — с придыханием спросила Светлана.

— У меня дома, а отсюда идти в кино. Я ждала ее до без десяти два, потом одна побежала в кино.

— И в кинотеатре ее не было?

— Нет, ее билет остался у меня. На обратном пути я заходила к вам, чтобы узнать, почему она не явилась.

— И что?

— Дверь закрыта на замок.

— Клара, мы поехали домой! — заторопилась женщина и кивнула мужу: — Тима, с ней что-то случилось!

— Если что, дайте нам знать, — крикнула им вслед Клара.

Дверь действительно была закрыта на замок, ключ находился в потайном месте. С дрожью в сердце родители открыли дверь — дом был пустой, Оксаны нигде не было, кринка одиноко стояла на столе. Заглянув туда, мама убедилась, что дочь немного отпила молока. Изучив холодильник, она пришла к выводу, что к еде девочка не притрагивалась.

— Она спала до обеда, а потом, выпив немного молока, ушла из дома, — умозаключила женщина. — Куда она могла пойти?

— Уже ночь, надо вызывать милицию, — предложил мужчина.

— Так что стоишь, вызывай! — раздраженно бросила женщина, улаживая младшую дочь на кроватку.

Овсянников только лег в кровать, в это время зазвонил телефон. Узнав тревожную новость от дежурного милиционера, он быстро оделся и вышел во двор. На улице было прохладно, уже чувствовалось дыхание осени. Сыщик, размяв плечи резкими махами руки, трусцой побежал в отдел милиции. Его встретил дежурный Сафин, который подал лист бумаги:

— Вот их адрес. Фамилия Богдановы, у них сегодня днем пропала девочка двенадцати лет.

— Каковы обстоятельства пропажи? — поинтересовался сыщик.

— Пока ничего не известно. Сходи, узнай, а потом решим, направлять ли туда следственно-оперативную группу. Сейчас группа занимается по факту разбойного нападения, за это время, думаю, ты разберешься с этой пропажей ребенка — криминал или где-то гуляет.

Выйдя на улицу, оперативник также трусцой побежал в сторону дома Богдановых.

Встретила его встревоженная хозяйка. Когда она рассказала обстоятельства пропажи своей дочери, сыщик задал уточняющие вопросы:

— Раньше уходила из дома?

— Никогда. Она домашняя девочка.

— Среди подруг нет хулиганистых девочек? Пьющих, курящих или замеченных в неблагопристойных поведениях?

— Нет, конечно. Близкая подруга Вика Кормилицина, а потом Юля, Лена, Таня — все хорошие девочки.

— Значит, вы думаете, что она спала до обеда, а потом пошла к подруге Вике, но по какой-то причине не дошла до нее?

— Именно так, — кивнула женщина. — Никуда она больше не пойдет.

— Сколько идти по времени до Вики?

— Не знаю. Ну, минут двадцать, наверное.

— Получается, что чуть более одного километра?

— Да, где-то километр, — подтвердил хозяин. — Довольно далеко.

— А проживают ли по пути ее следования какие-нибудь знакомые, подруги дочери?

Женщина, немного подумав, отрицательно покачала головой:

— Нет, таких знакомых у Оксаны по пути до Вики нет.

Сыщик рукой указал на телефонный аппарат.

— С вашего позволения я позвоню своему начальству?

— Пожалуйста, — ответила хозяйка, пододвинув оперативнику аппарат.

Овсянников набрал номер дежурной части. Когда офицер поднял трубку, сыщик объяснил:

— Тут серьезная пропажа ребенка. Доложи начальнику и пусть он поднимает всех по тревоге. Район поиска обширный, чем больше людей поднимем, тем лучше.

Затем он набрал Смирного. Тот уже видел седьмой сон, поинтересовался заспанным голосом:

— Что случилось, Слава?

— Пропала девочка.

— Криминал?! — воскликнул старший, стремительно просыпаясь.

— Похоже на то. Девочка была домашней, раньше никогда не уходила из дома.

— Срочно надо поднять всех!

— Уже даны указания, по приказу начальника дежурный по отделу поднимает личный состав по тревоге.

— Отлично! Жди меня, я скоро подъеду!

6

Положив трубку, Овсянников увидел перед собой полные отчаяния лица родителей пропавшей девочки.

— Тут может быть криминал? — осторожно осведомилась женщина. — Почему вы так думаете?

— Надейся на худшее, лучшее само придет, — неуместно отшутился сыщик и, осознав свою оплошность, примиряюще обратился к хозяйке: — Извините, хотел сказать, что все будет хорошо. А сейчас возьмите лист бумаги и нарисуйте схему от вашего дома до дома Кормилициных. Мне нужно знать маршрут движения Оксаны, как она обычно добирается до своей подруги.

Когда хозяйка была занята рисунком, на веранде послышался топот ног. Женщина, крикнув: — «Пришла!» — бросила ручку на стол и побежала к двери, которая открылась ей навстречу, и в проеме показались Кормилицина со своей дочерью.

— Как Оксана? — взволнованно спросила она.

— Нет ее, — всхлипнула Светлана. — Уже милицию поднимают.

— Милицию?! Все так серьезно? — испуганно спросила Кормилицина.

— Да, Клара, милиция думает, что тут криминал, — сквозь слезы ответила женщина.

Клара обняла ее и, не выдержав, расплакалась сама.

— Света, найдется она. Где-то у подруги застряла, скоро объявится. У детей такое бывает.

— Нет, Оксана не могла так поступить, — ответила мама, вытирая слезы. — Милиционеры правы — с ней что-то сделали.

Овсянников спросил у Кормилициной:

— Разрешите, я поговорю с вашей дочерью.

— Да, да, конечно, — ответила женщина и кивнула дочери: — Вика, поговори с дядей-милиционером.

Усадив девочку за стол, сыщик задал вопрос:

— Вика, у тебя есть какие-нибудь догадки, где может находиться твоя подруга?

— Нет, — мотнула она головой.

— Вы дружите только с девочками или в вашей компании есть мальчики?

— Одни девочки. Нас пятеро: Юля, Таня, Лена, я и Оксана.

— А старшеклассники, взрослые парни не хотели с вами дружить?

— Нет, — смущенно ответила девочка. — Мы только своей компанией…

— Вчера в кино тоже ходили компанией?

— Да, кроме Оксаны.

— После кино ты была здесь. Ничего подозрительного не заметила?

— Мы были все вчетвером. Постучались в дверь, она была закрыта на замок, мы и разошлись по домам, подумав, что Оксана уехала с родителями.

— Вика, а ты знала, где Оксана прятала ключ от дома?

— Нет, не знала.

Овсянников обратился к Кормилициной:

— Все, вопросов больше нет, можете идти домой.

К этому времени Богданова нарисовала схему маршрута дочери и протянула оперативнику:

— Как смогла нарисовала. Зимой мы так и ходим в школу мимо дома Вики.

Посмотрев рисунок, Овсянников озадаченно скривился:

— Тут много домов, есть несколько многоквартирных. Д-аа, работа предстоит огромная.

В три ночи двор Богдановых был заполнен милиционерами. Перед ними выступил Смирный:

— Товарищи, пропала девочка. Это произошло днем, точное время неизвестно, но между одиннадцатью и часом дня. Она вышла из этого дома, должна была пойти по улице Свердлова, на перекрестке свернуть на улицу Пионеров в сторону памятника первопроходцам, а затем пройти несколько десятков метров по улице Майской, но до места назначения так и не дошла. Вам необходимо проверить все частные дома по этому маршруту, разговаривать с людьми, спрашивать, видели ли они что-либо подозрительное, заметили ли девочку, одетую в оранжевое платье, установить, какие машины в это время проезжали по улице. Сейчас подойдут еще сотрудники, которых мы направим к многоквартирным домам. По предполагаемому маршруту девочки таких домов шесть. После того, как обойдете все дома, напишите подробную справку о проделанной работе и подходите в отдел милиции. Штаб по поиску ребенка будет организован там.

Уже шагая по ночному городу, Смирный озабоченно проговорил:

— Опять грибы, опять пропал ребенок. Что за такая напасть!

— Помнишь, Василич, когда я заводил дело на Барагозова, придумал условное наименование «Грибник»? — спросил его Овсянников.

— Было дело! — хмуро кивнул старший. — Кстати, его бы проверить к этому исчезновению.

— Обязательно проверю, — с нескрываемой злостью ответил сыщик. — Вот придут все с обхода домов, а до утра девочка не найдется, я его выдерну в первую очередь.

Под утро стали подтягиваться милиционеры, Овсянников стал изучать их рапорты и справки о проведенном обходе и опросе граждан. Все документы были словно под копирку: ничего не видел, ничего не слышал, девочку в оранжевом платье не заметил. Изучая очередную бумагу, сыщик вдруг насторожился. Он стал повторно читать рапорт участкового милиционера Думцева:

Рапорт

По факту пропажи Богдановой Оксаны мною проверен частный дом по улице Свердлова, 16. По данному адресу проживает семья Ковальчук. Как пояснили хозяева, они вчера днем собрались по грибы. Выехали от дома примерно в 11 часов 30 минут. Когда они, проследовав по Свердлова, свернули на улицу Пионеров, то увидели желтую «Ниву», которая при их появлении резко рванула с места. Проехав прямо по улице Пионеров, «Нива» выехала на проселочную дорогу в сторону Ольховки. Ковальчукам надо было ехать в ту же сторону, поэтому они последовали за «Нивой». Перед речкой они потеряли машину из вида.

Участковый уполномоченный

старший лейтенант милиции К.И. Думцев

Овсянников с рапортом поспешил к Смирному.

— Новость! — крикнул он, испугав своего друга, который дремал, положив голову на стол. — Желтая «Нива»!

— Опять желтая «Нива»?! — встрепенулся Смирный. — Барагозов?!

— Да, да, он самый! Поехали к Ковальчукам, еще раз поговорим с ними, посмотрим место в районе Ольховки, а затем идем задерживать этого Барагозова!

Ковальчуки спали. Разбудив хозяина, оперативники стали с ним разговаривать:

— Михаил, еще раз повтори свой рассказ, который ты изложил участковому.

Когда мужчина закончил свое повествование, Смирный указал:

— Одевайся, покажешь, где стояла «Нива», и где ее вы потеряли.

На месте, где стояла машина, никаких следов сыщики не обнаружили, Овсянников уточнил у Ковальчука:

— Михаил, вот ты говоришь, что «Нива» резко рванула с места. В чем это выражалось?

— Как обычно резко трогается машина? — пожал плечами мужчина. — Из-под колес полетела пыль, водитель быстро свернул с обочины на проезжую часть. Нервно так завернул руль…

— Сколько человек было в машине?

— Это мы не заметили. До «Нивы» было метров двести, людей внутри не было видно.

— Вы все время ехали на таком расстоянии?

— Да, иногда даже отставали на разбитой дороге.

— Хорошо, Михаил, а теперь покажи нам то место, где вы потеряли «Ниву» из вида.

Когда Ковальчук показал это место, Овсянников озадаченно протянул:

— Д-аа уж! Тут столько дорог налево-направо. Куда он свернул? По любому тут все надо прочесывать.

— Работа аховая, — кивнул Смирный. — Придется дополнительно привлекать гражданских лиц — сами не справимся.

— Ну что, Василич, едем задерживать этого черта? — предложил сыщик, как только все сели в машину. — Время шесть, сейчас тепленького возьмем.

— Едем! — решительно ответил старший.

Заехав во двор, оперативники сразу отметили, что «Нивы» нет на обычном месте.

— Ого, он куда-то уехал, — предположил Овсянников. — Дал деру или прячет труп?

После настойчивого стука дверь открыла Барагозова и недовольно спросила:

— Что опять случилось? Когда же вы нас оставите в покое?

Ничего не говоря, сыщики оттеснили женщину в сторону и зашли в квартиру. Навстречу им из спальни вышел полностью одетый Барагозов, на которого Овсянников сразу же застегнул наручники.

— Барагозов, на этот раз ты от меня не уйдешь, — сквозь зубы процедил оперативник.

— Вы что опять занимаетесь беспределом? — угрожающе высказался хозяин. — Думаете, что на вас не найдется управа? Тася, позвони в прокуратуру, пожалуйся, что милиционеры учиняют беззаконие…

— Где твоя машина? — спросил его сыщик, перебив на полуслове.

— В гараже. А зачем вам понадобилась моя машина?

— Почему в гараже, а не во дворе как обычно?

— Темно стало, пацаны своруют радиолу. Уже воровали однажды, разбили стекло.

— Ты спишь или куда-то собрался?

— Разбудили же, да еще и спрашивают, — усмехнулся мужчина.

— А почему в верхней одежде?

— Как хочу, так и сплю, — ухмыльнулся задержанный и с сарказмом добавил: — Вам забыл доложить, как мы спим с женой.

— Вы в чем его на этот раз подозреваете?! — заверещала женщина, слушавшая весь этот разговор. — Уже надоело! Я сегодня же иду в прокуратуру!

— Это ваше право, — резко бросил сыщик. — Но, прежде чем посетить прокуратуру, вам придется поехать с нами в милицию.

— Никуда я не поеду, — взвизгнула хозяйка. — У меня дети малые.

Тут только сыщик заметил, что из спальни испуганно выглядывают девочка двенадцати лет и мальчик возраста первоклассника.

— Ладно, — кивнул Смирный в сторону Овсянникова. — Отведи задержанного в машину, пусть водитель присматривает за ним, а мы с тобой проведем обыск.

— Опять обыск! — крикнула Барагозова. — Где санкция прокурора?!

— Имеем основания, — спокойно ответил Смирный и указал сыщику: — На обратном пути прихвати двух понятых.

Обыск ничего не дал, и оперативники решили поговорить с хозяйкой.

— Таисия Альбертовна, чем занимались вчера весь день? — спросил ее Смирный.

— Чем, чем?! — недовольно буркнула женщина. — Отдыхали, были дома.

— А муж? Он куда-нибудь выезжал?

— Никуда не выезжал, был с нами.

— Точно, не ошибаетесь?

— Нет, не ошибаюсь.

— Хорошо, Таисия Альбертовна, мы к вам еще приедем, будьте дома.

— А мужа когда отпустите?

— Мы его уже не отпустим! — со злостью выкрикнул Овсянников. — И ты пойдешь следом! А детей в детдом!

— Все, с вами я больше не разговариваю, — сверкнула бешеными глазами женщина. — Встретимся у прокурора.

Сев в машину, Смирный поинтересовался у Барагозова:

— Где ключи от гаража и машины?

— Здесь, — похлопал задержанный себя по карману куртки.

Взяв в руку ключи, Смирный приказал водителю:

— Заворачивай за дом, там гараж задержанного. Проведем осмотр и изымем машину.

Осмотрев гараж, Смирный протянул Овсянникову ключ от «Нивы».

— Слава, пригони машину в отдел, поставь на стоянку. Пусть следователь хорошенько осмотрит ее.

В отделе милиции Овсянников стал допрашивать подозреваемого.

— Куда сегодня выезжал? — спросил его сыщик.

— Никуда не выезжал, — хмуро ответил Барагозов и спросил: — А куда я должен был выехать?

— Вчера между одиннадцатью и двенадцатью часами дня твою машину видели на улице Пионеров.

— Это не моя машина, — мотнул головой задержанный. — Я вчера никуда не выезжал. Да, был в гараже, заводил машину, отрегулировал клапаны, но никуда не выезжал.

— У нас имеются свидетели, которые видели твою машину.

— Да хоть сто свидетелей, — усмехнулся подозреваемый. — Они видели не мою машину.

— Значит, отрицаешь, что куда-то выезжал?

— Да, отрицаю. Никуда я не выезжал.

— Я тебя задерживаю на трое суток. За это время мы найдем полный набор доказательств, тогда пеняй на себя, — пригрозил ему сыщик.

— Ищите, доказывайте, — вызывающе бросил Барагозов. — Но учтите, это вам даром не пройдет. Старые времена прошли, сейчас за незаконный арест самому можно загреметь в тюрягу.

— Ну что ж, посидим вдвоем, — усмехнулся сыщик, заполняя протокол о задержании на трое суток подозреваемого в совершении тяжкого преступления.

В этот день милиционеры и гражданский актив (сейчас бы их называли волонтерами) прочесали местность в том районе, где Ковальчуки видели в последний раз «Ниву», но никаких следов преступления не было найдено. Следователь прокуратуры, осмотрев машину, также ничего не смог обнаружить.

Из ГАИ поступил список всех автомашин «Нива» желтого цвета, зарегистрированных в Энске и в близлежащих населенных пунктах. Таких автомашин набралось двадцать два, водители которых пояснили, что в день пропажи девочки они не проезжали по улице Пионеров.

На второй день после задержания подозреваемого Овсянникова вызвали к прокурору, который спросил:

— Какие доказательства имеются в отношении гражданина Барагозова, что он причастен к исчезновению Богдановой?

— Пока никаких. Проверяем различные версии.

— Как?! — оторопел прокурор. — Вы закрыли человека без доказательств?!

— Доказательства будут, если подозреваемый будет сидеть в камере. На свободе он никогда не признается в совершении преступления.

— Что за вольности в трактовке закона?! — воскликнул прокурор. — Жена написала жалобу в областную и Генеральную прокуратуры, обратилась к самому Ельцину. Немедленно освободить и написать объяснительную! Будете наказаны!

Скрепя сердце, сыщик освободил Барагозова. Прежде чем тот вышел из изолятора, сыщик схватил его за грудки и процедил:

— Гнида, живи и остерегайся!

7

Прошло несколько дней. Несмотря на все старания, Оксана не была обнаружена ни живой, ни мертвой, а это еще более усугубляло скверное настроение оперативников. Овсянников, еле скрывая свою бессильную злобу, возобновил дело «Грибник» и поклялся всеми святыми, что не прекратит его до тех пор, пока Барагозов не закончит жизнь расстрельным приговором. Он уже несколько раз вытаскивал фигуранта и вел с ним «душещипательные» беседы, после которых на него сыпались жалобы во все инстанции, что в конце концов встал вопрос о его наказании самым серьезным образом.

Как-то раз Овсянникову позвонил Ягелев и с издевкой спросил:

— Вы когда-нибудь собираетесь раскрывать убийства детей? Таким макаром в Энске не останется ни одного ребенка.

Ничего не говоря, сыщик бросил трубку. Через неделю из центрального аппарата поступил приказ о наказании руководителей энской милиции за слабую профилактику и раскрытие преступлений, связанных с пропажами детей, где Овсянников предупреждался о неполном служебном соответствии. Это говорило о том, что сыщик стоял одной ногой на гражданке.

— Твой Ягелев постарался, — усмехнулся Смирный, зачитав грозный приказ. — Всем всыпали по первое число.

— А с какой стати он стал моим? — оскорбился сыщик и выругался, вспомнив присказку из безмятежного детства: — Таких сволочей-ягелевых видали, через порог пинали!

— Но он же твой куратор, — рассмеялся старший, заметив удрученное состояние своего друга. — Ладно, не грусти, переживем и это.

Прошел почти год. Однажды Овсянников после работы зашел в магазин, чтобы по просьбе жены купить хлеба. Когда он стоял в очереди на кассу, к нему подошла женщина и тронула за рукав.

— Вы же милиционер, который искал Оксану? — спросила она.

Приглядевшись к женщине, сыщик еле узнал в ней маму пропавшей девочки Богданову: темные круги под глазами, морщинистое лицо, прядь седых волос. От той цветущей женщины не осталось и следа.

— Да, я искал ее, — ответил он, чувствуя угрызение совести, что не смог ей найти самое дорогое на свете.

— А знаете, она жива, — сказала женщина со счастливой улыбкой. — Живет у других людей, все у нее хорошо, но когда-нибудь она все равно вернется к маме.

Сыщик почувствовал, что Богданова не в себе и, как мог, успокоил ее.

— Да, конечно, надо верить всегда в хорошее.

В это время к ней подошла молодая женщина и со словами: — «Света, пошли домой», — под руку вывела ее из магазина.

Продавщица, видя недоуменное лицо Овсянникова, объяснила:

— Она потеряла ребенка и тронулась умом. Каждый день заходит в магазин и всем рассказывает, что дочка жива, обитает у каких-то людей и вскорости вернется домой.

Сыщик был потрясен услышанным. Купив хлеба, дополнительно попросил у продавщицы бутылку водки.

Дома он до ночи сидел в хмельном одиночестве, заглушая расстроенные чувства водкой и вытирая ладонями катившиеся по щекам слезы. В эти минуты, если бы перед ним предстал убийца, он вряд ли бы сдержался, чтобы не выпустить в него полную обойму из пистолета.

Наступил девяносто седьмой год. В начале августа, когда пошли первые подберезовики и подосиновики, сердце у сыщика тревожно забилось:

«Опять пошли грибы. Два года их не было, и маньяк затаился. Сейчас точно выйдет на охоту. Почему все пропажи связаны с грибным сезоном?» — думал он, массируя больную ногу, поврежденную накануне во время ночного рейда.

Конечно, в исчезновении детей Овсянников подозревал Барагозова. Но это была не абсолютная уверенность в его виновности. Сыщик не исключал и другие версии, но, до тех пор, пока не был проверен до конца подозреваемый, он всецело не мог посвятить себя отработке других вариантов преступлений, иногда очень даже заманчивых. Как опытный оперативник он понимал, что вину Барагозова можно было доказать только в том случае, если обнаружатся трупы детей. А искать их могилы в бескрайнем лесу было равносильно поиску иголки в стоге сена.

«Надо поговорить с Макарычем, он, может быть, что-то подскажет», — однажды подумал сыщик и взялся за телефон. Когда на том конце провода подняли трубку, он поприветствовал собеседника:

— Владимир Макарович, привет! Звонит тебе Овсянников, я хотел с вами поговорить на одну тему.

— Вячеслав, здравствуй! — обрадованно ответил тот. — Что за тема?

— Хотел бы встретиться с глазу на глаз.

— Давай. Я жду тебя в кабинете.

Владимир Макарович Сидихин был патологоанатомом. Немолодой уже мужчина, он был умнейшим человеком, блестяще разбирался не только в анатомии человека, но прекрасно знал психологию индивидуума; сыщики часто обращались к нему за помощью при расследовании сложных убийств, тяжких телесных повреждений и изнасилований. Был такой случай. На берегу реки обнаружили труп с размозженной головой. Сыщики быстро вычислили человека, который накануне пил с потерпевшим вино. Под тяжестью предъявленных улик тот признался в содеянном. Опера, довольные успешным раскрытием убийства по горячим следам, закрыли подозреваемого в камеру, а сами предвкушали удовольствие от предстоящего поощрения за «профессиональные действия при раскрытии неочевидного тяжкого преступления». Каково же было их удивление, когда Макарыч огорошил их своим заключением: — «Травма теменной области головы мужчины относится к легкому вреду здоровья… Причиной смерти мужчины явилась острая сердечная недостаточность…»

Озадаченные сыщики прибежали к патологоанатому и взмолились:

— Макарыч, как же так?! Мы подозреваемого уже закрыли, убедили следователя прокуратуры арестовать его!

— Товарищи милиционеры, разубедите следователя арестовывать вашего подозреваемого, — хохотнул врач. — Пока не поздно, освободите задержанного, иначе вас ждут большие неприятности за незаконный арест.

— Но его же голова была сильно разбита, даже проглядывались мозги! — не сдавались сыщики.

— А это не мозги, а обыкновенная деревенская сметана вперемежку с кровью. А рана, тьфу, царапина!

Слава богу, эта история закончилась благополучно — задержанный не стал никуда жаловаться, очевидно, в какой-то мере он осознавал свою вину в легком побитии товарища.

Когда Овсянников заглянул в кабинет к патологоанатому, тот радостно всплеснул руками:

— Вячеслав, проходи дорогой, я жду тебя. Рассказывай сразу, что тебя ко мне привело, я полностью к твоим услугам.

— Владимир Макарович, меня мучает один вопрос, — стал рассказывать свое видение произошедшему сыщик. — Вы же в курсе дела, что пропали три девочки. Немного поразмыслив, я сделал для себя интересное открытие: девочки пропали с разницей в три года, и эти годы были грибными. А между этими двумя годами грибы не росли. Вопрос такой: может ли маньяк активизироваться в грибной год?

— Вопрос, конечно, интересный, — оживился Сидихин. — Вячеслав, многое на земле зависит от солнца. Грибы растут не потому, что щедро полился дождь, дожди были и в другие годы, а от каких-то других природных явлений, неподвластных нашему пониманию, например, солнечной активности. Это же солнечная энергия, которая повлияла на грибы, одновременно может торкнуть твоего маньяка по мозгам, мол, настал твой час, и он пойдет на дело. Вот ты, Вячеслав, охотник. Скажи-ка мне, когда зайцев было очень много?

— В конце семидесятых, в начале восьмидесятых, я тогда еще был пацаном и охотился с одностволкой дедушки. Потом зайцы пропали. Появились вновь в конце восьмидесятых, в начале девяностых. А сейчас в лесу зайцев днем с огнем не сыщешь.

— Вот, вот! — счастливо рассмеялся врач. — Тут действует закон Швабе-Вольфа, а попросту одиннадцатилетний цикл активности солнца. Зайцев становится меньше не потому, что их истребили охотники наподобие тебя, а у них, подчиняясь вышеуказанному закону, периодически происходит всплеск и утухание рождаемости. Поэтому я всегда говорю, что в момент большой рождаемости зайцев надо разрешать круглогодичную охоту, поскольку слишком много зайцев тоже не есть хорошо — они начинают друг друга уничтожать болезнями. Лучше пусть великий охотник Слава Овсянников добудет тридцать зайцев, чем они умрут от болезни в лесу. И мне что-то перепадет от твоей добычи.

— Впервые слышу о зайцах такое, — удивленно покачал головой оперативник. — Теперь ждать начала двухтысячных, чтобы наохотиться вволю?

— Не факт, — мотнул головой Сидихин. — Природа вносит свои коррективы, нефтяниками и газовиками загаживаются охотничьи угодья, стремительно меняется климат, сказывается негативный человеческий фактор… Одним словом, одиннадцатилетний закон Швабе-Вольфа на этот раз может и не сработать.

— А трехгодичный закон гриба? — спросил сыщик насмешливо. — Есть опасность, что он сработает?

— Такой закон никто еще не выводил, кто его знает, может быть, ты станешь родоначальником этого наинтереснейшего явления, — улыбнулся медик и высокопарно добавил: — И будет называться этот закон Законом Овсянникова о влиянии солнечной активности на уродцев с аномальными сексуальными влечениями в отношении детей!

Посмеявшись над шуткой врача, сыщик поинтересовался:

— Владимир Макарович, нынче начинается грибной сезон: подосиновики и подберезовики прут вовсю, скоро пойдут и маслята. Стоит ли ждать появления маньяка?

Сразу посерьезнев лицом, патологоанатом задумчиво произнес:

— Если он дважды напал на детей в грибной год, то и в этом году он не откажется от своих темных замыслов. Слава, хорошо, что ты пришел сегодня ко мне. Я категорически запрещу дочери и внучкам ходить в лес по грибы, а то они, понимаешь ли, навострились.

— Спасибо, Владимир Макарович, за очень интересную беседу, — поблагодарил сыщик медика. — Мы учтем вашу информацию при поимке маньяка.

— Не стоит благодарности, мы делаем одну работу, — махнул рукой Сидихин. — Быстрее поймайте этого ублюдка, пока не натворил еще больше бед.

8

Когда Овсянников поведал Смирному о своем общении с патологоанатомом, тот принял рассказ сыщика вполне серьезно и приказал:

— Надо оповестить население, чтобы детей одних не отпускали в лес. В городе надо усилить патрули и следить за тем, чтобы маленькие дети не находились на улице без присмотра взрослых.

— Еще бы проверить Барагозова, чем он сейчас занимается, — проговорил сыщик и посетовал: — Захромал я не вовремя, придется отправить в разведку своего оперативника.

— Нога сильно болит? — поинтересовался старший. — Может быть, обратиться к врачу?

— Надо бы, — развел руками сыщик. — Но как идти-то к доктору, если со дня на день ждем нападения маньяка. Мои опера уже сутками не спят.

Вечером оперативник, отправленный в разведку, докладывал Овсянникову:

— Барагозов также, как и раньше, проживает в своей квартире с детьми. Дочери исполнилось пятнадцать лет, а мальчику десять. Жену год назад хватил удар, она долго находилась в больнице, а потом ее, как постельную больную, выписали домой, и она обездвиженная лежала полгода, пока три месяца назад не скончалась. Соседи характеризуют Барагозовых с нормальной стороны, хозяин не пьет, не буянит. Свою «Ниву» он продал и купил грузовик ГАЗ-66 с будкой. На этой машине он с детьми нынче несколько раз выезжал в лес.

— Тааак, значит «Ниву» он продал, — задумчиво протянул Овсянников. — Избавился от греховной машины? Сейчас заимел вездеход. Зачем? Чтобы насиловать прямо в машине и увозить трупы подальше? Тем более теперь у него руки развязаны полностью — жена ведь умерла.

— Ну и воображение у тебя, Иваныч, — усмехнулся оперативник. — Купил машину специально для убийства?

— А для чего же? Он не рыбак и не охотник. Зачем ему такая машина? Купил бы взамен «Нивы» «Москвича» какого-нибудь и раскатывал на нем, а тут с умыслом… Что ж, сейчас он становится более заметен с огромной машиной, будет легче вычислить его, если маньяком все же является он.

Теперь, когда были предприняты все необходимые меры, чтобы обезопасить детей от преступного посягательства, все милиционеры отдела с тревогой ждали того момента, когда маньяк чем-нибудь проявит себя.

В середине августа боль в ноге у Овсянникова стала невмоготу, и он обратился к травматологу. Тот, осмотрев больное место, отправил его на рентген, после которого вынес вердикт:

— У вас вывих лодыжки. Сейчас выправим и наложим лангет, после которого дней десять надо полежать дома. Иначе останетесь хромым на всю жизнь.

— Доктор, как я могу полеживать дома, когда маньяк вот-вот выйдет на охоту! — с отчаянием воскликнул оперативник. — Никак нельзя применить другое лечение?

— Это тот маньяк, который крадет детей? — поинтересовался врач.

— Тот самый. Он в этом году обязательно выйдет на охоту.

— Почему такая уверенность?

— Это долгая история, — махнул оперативник. — Как-нибудь расскажу на досуге. Так что, доктор, как мне быть?

Врач, немного подумав, принял решение:

— Я поставлю укол и наложу эластичную повязку. Но вам все равно придется три-четыре дня полежать и не беспокоить ногу, а на ночь снимайте бинт и дайте подышать коже. Потом можете потихоньку начать ходить, но только с тросточкой, а еще лучше — с костылями.

— Спасибо, доктор! — поблагодарил сыщик доктора. — Мне никак нельзя сейчас надолго покидать работу.

Ночью Овсянникову спалось плохо, тревожное чувство в груди его не отпускало, он вставал, опираясь на костыли, шел в кухню, жадно пил холодную воду и долго всматривался через окно в ночную темноту.

Утром сыщик позвонил на работу и поговорил со своим заместителем Иваном Дмитриевым, справился о проделанной работе за ночь, о планах на день и в конце приказал:

— Продолжайте в том же духе. Обратите особое внимание частному сектору, которая примыкает к Ольховке. Проследите, чтобы участковые посетили каждый дом и предупредили всех, чтобы взрослые хорошо смотрели за детьми и одних не отпускали в лес.

Вернувшись на кровать, он взял в руки любимую книгу, но смог одолеть только одну страницу — думы были совсем о другом. Он всей душой стремился на работу, чтобы держать руку на пульсе, а не прохлаждаться в домашней тиши под убаюкивающий шелест страниц исторического романа о доблестном рыцаре Айвенго.

Когда он в очередной раз направился в кухню, зазвонил телефон. Это был Дмитриев. Он дрогнувшим голосом сообщил страшную новость:

— В лесу нашли двух девочек девяти и двенадцати лет. Обе изнасилованы и убиты.

Бросив от неожиданности трубку, сыщик какое-то время молча постоял в растерянности, а затем, встав на обе ноги, с криком разбил один из костылей о дверной косяк. Затем вновь схватил трубку и услышал голос своего заместителя:

— Иваныч, что с тобой? Тебе плохо?

— Где нашли?! — криком спросил сыщик.

— За Ольховкой, в трех километрах от города.

— Кто нашел?!

— Отец одной из убитых девочек.

— Приезжай за мной, я выеду на место!

Сев в машину, Овсянников спросил Дмитриева:

— Есть какие-нибудь наметки?

— Абсолютно нет, — пожал плечами оперативник. — Надо посмотреть на месте, а потом решать, за что в первую очередь взяться. Мы даже не знаем, как убили девочек — все со слов отца одной девочки.

— А откуда ты взял, что они изнасилованы?

— Отец говорит, что они голенькие.

— А где сейчас отец девочки?

— Он выехал со следственно-оперативной группой показывать дорогу.

— Врагу не пожелаю такого, — покачал головой Овсянников, — чтобы отцу найти своего ребенка убитым!

Переправившись через брод на другую сторону речки Ольховка, водитель остановился и недоуменно пожал плечами:

— Дальше не знаю, куда ехать.

Дмитриев только взялся за рацию, сзади посигналили — оказывается, следственно-оперативная группа по какой-то причине задержалась в городе и лишь сейчас выехала на место происшествия.

Проехали полкилометра и, остановившись на обочине проселочной дороги, все вышли из машины. Отец убитой девочки лицом темнее тучи рукой показал в сторону леса:

— Там они лежат, в метрах двухстах.

Вскоре перед всеми открылась ужасающая картина, от которого стыла кровь в жилах: два полуголых окровавленных детских тела, наспех закиданных ветками. Беглого взгляда оперативников было достаточно, чтобы понять, что девочки перед смертью подверглись жестокому насилию.

Что испытывал в это время Овсянников, трудно было описать словами. Бессильная злоба душила его, он ругал себя самыми последними словами, его коробило от никчемности себя, как сотрудника милиции, которому доверили жизни таких вот детей, которых он не смог спасти от неуловимого маньяка.

Подошел Смирный и проговорил дрогнувшим голосом:

— Слава, мы должны это раскрыть. Если и после этого маньяк будет гулять на свободе, то грош нам цена. Напишем рапорты и уйдем на гражданку. Найдутся более достойные сотрудники, которые не дадут разгуляться всяким упырям, утоляющим голод кровью маленьких детей.

Отец девочки стал плакать навзрыд, Овсянников обнял его за плечо и тихо отвел в сторону:

— Пойдем пока отсюда, пусть следователь спокойно осмотрит место происшествия. Не будем ему мешать, а посидим в машине, ты расскажешь, как все случилось.

Сев в машину, Овсянников как мог успокоил мужчину и спросил:

— Как зовут?

— Петр, фамилия Шишкарев.

— А где родители второй девочки?

— У нее только мама, это ее единственная дочка, есть еще мальчик. Я отвез ее и жену домой, а сам поехал в милицию.

— Петр, расскажи все подробно, как они оказались в этом лесу.

Мужчина всхлипнул и начал свой рассказ, выслушать который под силу было не каждому человеку:

— Мы с женой и тремя детьми живем в частном доме недалеко от Ольховки. Жену мою зовут Влада, а детей Степа, Алеша и Сима. Старшему тринадцать, а младшей девять. Рядом с нами по соседству проживает Журавлевич Мария, у которой дочь Василина двенадцати лет и сын Юрик, который учится с моей Симой. Ребята дружат между собой, часто бывают в гостях друг у друга. Сегодня с утра Василина и Сима собрались в лес по грибы. За Ольховкой, то есть здесь, имеются хорошие грибные места, девочки прекрасно знают эту местность, не раз тут бывали одни, поэтому мы не боялись, что они заблудятся…

— Постой, — остановил мужчину сыщик. — Разве участковый не предупреждал, что детей нельзя отпускать одних в лес?

— Говорил. Но мы сильно не обратили на это внимание. Маньяк где-то далеко, думали, что нас это не коснется. Но, как видите, коснулось…

Мужчина вновь зарыдал, сыщик, успокаивая его, протянул ему бутылку с водой.

Отпив воды, он продолжил рассказ:

— Доченька должна была вернуться к обеду. Подождав их до полтретьего, мы забеспокоились и, прихватив Марию, поехали им навстречу. В лесу грибов было много, женщины стали собирать их, а я стал ходить по тем местам, где обычно ходят наши дети. Вдруг я заметил кучу веток, из-под которых проглядывалось что-то белое. Я раздвинул ветки и увидел трупы Симы и Василины…

Тут мужчина, обхватив голову руками, стал протяжно выть, сыщику стало не по себе от леденящей душу истории, он выскочил из машины и жадно хватал свежий осенний воздух.

Из лесу появился следователь прокуратуры в сопровождении Смирного. Последний приказал:

— Слава, я оставил милиционера охранять место происшествия. Быстро смотайся в город, найди грузовую машину и организуй доставку трупов в морг. Патологоанатом сообщил, что вскрытие произведет сегодня, я буду там присутствовать, а ты работай — знаешь, какие версии надо отрабатывать. После морга я приеду в отдел и проведем совещание.

9

Направляясь к машине, Овсянников поймал себя на том, что нога нисколько не болит, что он даже немного запутался, в какой ноге у него был вывих — то ли в правой, то ли в левой. Очевидно, сказалось выправление доктором вывиха или помогла тугая повязка с уколом. А, возможно, опер сконцентрировал все свои внутренние силы для поимки ирода-злодея, что незначительные болезни и травмы организмом не воспринимались, болевые сигналы притупились и исчезли совсем. Обычно на войне так происходит с ранеными солдатами.

Исполнив указание Смирного о доставке трупов в морг, Овсянников со своими операми вернулся в отдел. Было шесть вечера, он собрал весь личный состав уголовного розыска и поставил задачу:

— Всем выдвинуться в район Ольховки и отработать жилой сектор. Два оперативника находятся возле брода через Ольховку и разговаривают со всеми, кто проходит или проезжает на машине, мотоцикле туда и обратно. Надо установить, какие машины были в том районе с утра. Вся интересная информация должна стекаться в мой кабинет, я буду находиться здесь постоянно.

Когда все покинули здание отдела милиции, Овсянников, попросив у дежурного машину, выехал к Барагозову. Сыщик внутренним убеждением понимал, что его надо проверить в первую очередь. Возле дома не было видно автомашины ГАЗ-66, сыщик постучался к Барагозовым. Дверь открыла заплаканная девушка и поинтересовалась:

— Вам кого?

— Подзабыл, как тебя звали? — спросил ее сыщик.

— Ксения.

— Где отец?

— Он уехал к родственникам в деревню.

— Когда?

— Вчера вечером.

— Где брат?

— Он у друга.

— А ты почему плачешь?

Девушка замялась и, постояв в растерянности, ответила:

— Поссорилась с подругой.

— Как зовут подругу?

— А зачем она вам?

— Как зовут подругу? — повысил голос оперативник.

— Дьячкова Лена.

— Где живет?

— В соседнем подъезде.

— Когда отец должен возвратиться?

— Не знаю. Может быть, сегодня вечером.

Раздосадованный сыщик вышел на улицу и, сев в машину, приказал водителю:

— Срочно в отдел!

Приехав в отдел, Овсянников вызвал инспектора по делам несовершеннолетних, курирующего район Ольховки. Когда в кабинет зашла инспектор Полина Васильева, он спросил:

— Дьячкову Лену знаешь?

— Конечно! — воскликнула женщина. — Что она снова натворила?

— Она может что-то натворить? Расскажи про нее, кто такая.

— Трудная девочка. Несколько раз попадалась за пьянство, а весной чуть не покончила жизнь самоубийством. Врачи спасли.

— Расскажи поподробнее, что за самоубийство.

— Весной она и девочка-одноклассница порезали себе вены, чтобы умереть, но, как я говорила, их спасли врачи.

— Как зовут одноклассницу?

— Барагозова Ксения. Она проживает в соседнем подъезде.

— Барагозова?! — удивленно воскликнул сыщик. — Это уже интересно! Причина попытки суицида?

— Как они объяснили — несчастная любовь. Их разлюбили мальчики.

— Полина, у меня к тебе просьба: прямо сейчас вызови в отдел эту девочку Лену и обстоятельно поговори с ней, узнай всю подноготную Барагозовой. У нас есть веские основания подозревать ее отца в похищении и убийстве детей.

— Боже праведный! — вскрикнул от неожиданности инспектор. — Неужели это правда?!

— Полина, очень похоже. Давай, выдергивай эту девочку и разговаривай с ней до посинения. До утра я должен знать все, чем дышат эти Барагозовы.

Ближе к полуночи приехал Смирный, зашел к Овсянникову в кабинет и устало плюхнулся на диван.

— Мочи моей нет выдержать такое, — тяжело выдохнул он и поинтересовался: — Слава, у тебя в загашнике ничего не томится?

— Водка.

— Налей полный стакан.

Выпив одним залпом стакан водки, Смирный закусил рукавом и стал рассказывать:

— Только недавно закончили вскрытие. Картина ужасающая. Одну из девочек расстреляли из мелкокалиберной винтовки, пуля изъята, но очень сильно помята. Затем обеих убивали ударами по голове чем-то тяжелым, очевидно, девочки умерли не сразу, поэтому добивали ножом в сердце. После этого их изнасиловали, по крайней мере, есть все признаки надругательства.

— Из винтовки?! — поразился Овсянников. — Какой-то охотник?! Нет, охотники вряд ли пойдут на такое дело!

— Возможно, — кивнул Смирный. — Мне кажется, что убийцу кто-то вспугнул и он, забросав трупы ветками, убежал. Вероятно, он хотел прийти попозже и перепрятать трупы.

— Да уж, — хмуро изрек сыщик и со всей силы ударил кулаком по столу: — Я этого гада поймаю и лично застрелю! Нехрен расследовать такие дела — сразу к стенке!

— Нет, — мотнул головой Смирный. — Его надо судить, и чтобы на суде был весь город. Люди должны видеть маньяка воочию, услышать про его злодеяния и оберегать своих детей в дальнейшем, чтобы такое никогда не повторилось. Вот там-то этого гаденыша присудить к расстрелу. А то, что ты его расстреляешь, ни к чему не приведет: тебя посадят лет на десять, а люди не будут знать, что творил этот ублюдок.

Посидев в задумчивости, Овсянников налил себе стакан водки и, выпив, поклялся:

— Василич, я не буду выходить из этого кабинета, пока убийца не будет ликвидирован. Поставлю раскладушку и буду здесь жить. А если он и на этот раз ускользнет от меня, не задумываясь напишу рапорт на пенсию. С меня хватит!

С этими словами он достал из ящика стола свой пистолет и протянул его Смирному:

— Василич, возьми и положи в свой сейф от греха подальше. Я за себя не ручаюсь и лично могу привести в исполнение смертный приговор.

Смирный, взяв пистолет у своего друга, повертел в руках и вернул обратно.

— Держи себя в руках, не поддавайся эмоциям. Пистолет тебе будет нужен, но не в качестве орудия палача, а для задержания опасного преступника. Ты всегда помни то, что сегодня увидел в лесу — ради этих и других детей преступника надо взять живым.

Протянув руку за оружием, сыщик промолвил:

— Василич, все понял. Он будет цел и невредим.

— Никогда не сомневался в тебе, — изрек старший и попрощался: — Уже ночь, я пошел домой. Если пойдут какие-то движения, сразу сообщи — я буду спать возле телефона.

Далее события стали развиваться стремительно. Очевидно, сам дьявол, доселе покровительствовавший душегубу, ужаснувшись кровавых похождений своего отпрыска, решил сдать его правоохранителям.

Пришла Васильева и сообщила ошеломляющую новость:

— Вячеслав Иванович, в это поверить невозможно!

— Что случилось?! — крикнул от неожиданности сыщик.

— Я поговорила с Дьячковой Леной и узнала такое! Даже неудобно произносить то, что узнала!

— Рассказывай, Полина, рассказывай. Мне не терпится узнать, что ты там такого раздобыла.

— Одним словом так: весной обе девочки пытались покончить жизнь самоубийством, порезав себе вены. Ксения отделалась легким испугом, а Лена потеряла много крови, но ее откачали врачи. Я проводила проверку, тогда девочки в один голос твердили, что решили уйти в мир иной из-за неразделенной любви. Сегодня я поговорила с Дьячковой и узнала очень неприятную вещь. Короче, Ксению постоянно насилует отец, и это длится годами. Из-за этого она хотела свести счеты с жизнью, а Лена действительно хотела умереть из-за несчастной любви к одному молодому человеку, который на нее не обращает никакого внимания.

— Вот те раз! — воскликнул сыщик от неожиданной новости. — Ксения родная дочь Барагозова?

— В том-то и дело, что родная. Уму непостижимо, как такое можно сотворить со своим ребенком, — с грустью промолвила женщина.

— А где сейчас Ксения?

— У меня в кабинете.

— Уже привезла?! Молодец! А отца дома не было?

— Нет, с ее слов он уехал в деревню.

— Успела поговорить с ней?

— Пока еще нет, только что привезла.

— Полина, тащи ее скорее сюда, будем разговаривать!

Когда Васильева завела в кабинет девушку, которая смущенно села на предложенный стул, Овсянников без прелюдий начал свой допрос:

— Ксения, Лена нам все рассказала. Мы уже знаем, что тебя много лет насилует родной отец. Почему ты до сих пор молчала, почему не нашла возможность сообщить об этом учителю или не обратилась к нам?

Девушка, покраснев, склонила голову вниз, на платье упали капли слезы. Васильева протянула ей стакан с водой и успокаивающе погладила по спине:

— Ксюша, надо все рассказать. Такое не должно твориться с девочками, отец должен ответить за содеянное. Давай, Ксюшенька, не бойся отца, рассказывай, а мы тебя защитим.

Девушка вдруг разразилась рыданиями, Полина прижала ее к себе и, гладя по голове, успокаивала:

— Все будет хорошо, девочка. С сегодняшнего дня этот кошмар для тебя закончится.

Немного успокоившись и отпив из стакана воды, девушка стала рассказывать свою печальную историю:

— Родилась я восьмого декабря тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Мама родила меня в семнадцать лет. Перед смертью мама мне рассказала, что отец ее изнасиловал и она, боясь огласки, вышла за него замуж. В тысяча девятьсот девяносто первом году, когда мне было восемь лет, отец впервые стал меня трогать и заставлять трогать себя. Это продолжалось несколько лет, а потом он меня изнасиловал…

Девушка заплакала от воспоминаний пережитого, Полина погладила ее по руке и одобряюще кивнула:

— Продолжай, Ксюшенька.

— …а потом стал насиловать постоянно. Мама сначала не знала об этом, а когда узнала, то никаких мер не приняла, наверное, из-за того, что очень боялась отца. По этой причине я хотела покончить жизнь самоубийством, поделилась своим секретом с Леной, и она решила уйти вместе со мной, поскольку влюбилась в Верещагина из десятого класса, а он на нее — ноль внимания. Но нам не дали умереть…

— А когда у тебя это случилось с отцом в последний раз? — поинтересовалась Васильева.

То, что она сказала, ввел в ступор обоих милиционеров:

— Сегодня днем.

— Как днем?! — вскрикнул Овсянников. — Ты же говорила, что он уехал в деревню?!

— Отец попросил так говорить.

— Расскажи, что делал сегодня отец.

— Он с утра куда-то уехал. Я дома находилась одна, брат был у друга. После обеда отец вернулся домой, был какой-то возбужденный, стал приставать ко мне, а потом совершил это…

— А куда пропал потом?

— Не знаю. Он может ночевать в будке, поставив машину в лесу.

— Где он обычно ставит машину?

— За домом возле своего гаража.

Овсянников выхватил телефон и указал дежурному:

— Срочно машину, выезжаем на задержание!

Возле гаража Барагозова автомашины не оказалось, сыщик, передав всем ориентировку, чтобы задержали ГАЗ-66 и его водителя, вернулся к допросу девушки.

— Ксения, ты подозревала отца, что он может быть причастен к убийствам детей?

— Не знаю. По-моему, мама подозревала. Были какие-то разговоры, отец бил маму и угрожал убийством. Я была маленькая и плохо понимала, о чем они говорят. Сейчас, анализируя прошлое с высоты прожитых лет, могу сказать, что мама могла знать, если отец убивал детей. Но я точно не уверена, что отец убийца.

— Ладно, Ксения, иди с тетей Полиной в ее кабинет, пока мы отца не задержим, ты будешь находиться у нас, — распорядился сыщик и набрал номер домашнего телефона Смирного.

— Василич, только не падай. По-моему, мы вычислили убийцу.

— Как?! Расскажи подробнее!

— Оказывается, Барагозов в течение последних семи лет насиловал свою родную дочь. А в свое время он изнасиловал несовершеннолетнюю девочку, которая забеременела и вынуждена была выйти за него замуж. В результате этого греховного брака родилась Ксения. Тут я вывел некоторую закономерность в действиях преступника. В декабре восемьдесят третьего года женщина родила Ксению и, соответственно, не могла в этот период удовлетворять чрезмерные плотские потребности своего мужа. В это время Барагозов насилует и убивает Коптеву. Сколько потом было за ним трупов, я не знаю, но наступил девяносто первый год. В это время в голове у Барагозова что-то происходит, и он переключается на детей. Он начинает заниматься развратными действиями со своей дочерью, которой исполнилось всего восемь лет. В это же время с его двора пропадают две девочки. Какой вывод? Он украл их, изнасиловал и где-то закопал. В девяносто четвертом крадет и убивает еще одну девочку, а сегодня сразу двоих. Вот такая ублюдочная история получается с этим маньяком.

— Где он сейчас? — поинтересовался Смирный, впечатленный рассказом своего друга. — Кошмарнее истории я еще не слышал.

— Ищем. Теперь он от нас никуда не денется, поймаем.

— Ты не вывел еще одну закономерность, — с сожалением изрек Смирный. — Если бы Демченко и его команда не убили тех девушек, маньяк не существовал бы безнаказанно в течение почти пятнадцати лет. При кропотливой работе его бы вычислили по любому. А эти архаровцы мало того, что добавили нам лишнего «глухаря» в виде двух трупов ни в чем не повинных девушек, полностью дезорганизовали работу, нас с тобой в самый ответственный момент отстранили от работы. Я не снимаю с себя ответственности, что маньяк так долго действовал у нас под носом, но кому, как не областным сыщикам раскрывать такие сложные дела. У нас текучка, мы должны раскрывать и другие преступления, а областные сыщики обязаны быть нацелены на раскрытия таких преступлений, а не развлекаться в бане с бабами и водкой.

— Да, Василич, ты абсолютно прав. С области нам никогда, никто и ничем не помог. Они создавали только проблемы, которые мы «героически» расхлебываем. Вот Ягелев. Разве он чем-то сможет нам помочь? Личные амбиции на пустом месте и красивый доклад наверху. Больше за ним ничего нет. Ничтожество!

— Да-аа, куратор, — с сарказмом протянул Смирный. — С таким куратором далеко не уедешь. Ладно, Слава, не переживай, прорвемся! До утра, я думаю, ты задержишь этого смердящего пса.

10

В два ночи стали подтягиваться милиционеры, которые обходили район Ольховки и дежурили возле брода. Они пришли не с пустыми руками, а из толстой кипы бумаг достали два рапорта и протянули Овсянникову. Тот с нетерпением стал читать документы:

Начальнику уголовного розыска

гор. Энска Овсянникову В.И.

Рапорт

Докладываю, что во время обхода микрорайона Ольховка мною установлена гражданка Сидоренко, которая пояснила следующее: позавчера утром она с подругой Кашаповой Евгенией пошли по грибы за речку Ольховка.

Когда углубились в лес, навстречу им попался незнакомый им мужчина с блуждающим взглядом сумасшедшего. В руке у него была корзина, которая была пуста, и это удивило женщин: кругом много грибов, ступить негде, а у него корзина пустая. Мужчина, издавая какие-то утробные звуки, стал приближаться к ним, женщины заметили в руке у него длинный и широкий нож, предназначенный явно не для сбора грибов. Кашапова пронзительно крикнула, ей ответил чей-то мужской голос: — «Ау, я здесь!» Тогда грибник с корзиной повернулся и убежал вглубь леса.

Оперуполномоченный ОУР г. Энска

старший лейтенант милиции Пашаев И.Т.

— Ба, да это же должно быть где-то в том районе, где убили девочек! — воскликнул Овсянников и спросил оперативника Пашаева: — Женщины смогут опознать мужчину?!

— Да, они его хорошо запомнили.

— Срочно вези их сюда!

Когда за опером закрылась дверь, Овсянников стал читать второй рапорт оперативника, который дежурил возле брода через речку.

Начальнику уголовного розыска

гор. Энска Овсянникову В.И.

Рапорт

Докладываю, что во время патрулирования возле речки Ольховка в районе брода мною остановлена автомашина «Москвич-408», за рулем которой? находился Самойлов Сергей Федорович со своей женой и двумя детьми. Они возвращались в город после сбора грибов. Самойлов пояснил следующее: вчера примерно в двенадцать часов тридцать минут он с семьей выехал по грибы. Переехав речку Ольховка, он проехал метров триста-четыреста и застрял в грязи. В это время подъехала автомашина ГАЗ-66 с будкой, и водитель помог вытащить «Москвич» из грязи.

Оперуполномоченный ОУР г. Энска

лейтенант милиции Самохин В.М.

— Газ-66 с будкой?! Да это же машина Барагозова! — воскликнул оперативник.

— Да, Газ-66 с будкой, — подтвердил оперативник.

— Срочно привези Самойлова сюда! — приказал Овсянников Самохину. — Это точно был Барагозов, он уже ехал обратно после убийства и встретил Самойлова с застрявшей машиной! Значит, он машину где-то поставил в неприметном месте, а сам шарахался по лесу в поисках жертвы, наткнулся на девочек, которых и прикончил! А за день до этого чуть не напал на двух женщин!

Вскоре Пашаев привез Сидоренко и Кашапову, Овсянников бросил перед ними на стол с десяток фотографий, среди которых был и Барагозов. Женщины уверенно указали на него.

— Да это же тот тип! — воскликнула Сидоренко и протянула фотографию Кашаповой: — Женя, посмотри, это же он!

Женщина, мельком взглянув на фотографию, испуганно выдохнула:

— Да, это он и есть.

— Где вы встретили его? — спросил грибниц сыщик.

— Мы прошли от Ольховки метров семьсот и свернули в лес, — ответила Сидоренко.

Овсянников кивнул в сторону Пашаева:

— Это как раз то место, где убили девочек.

— Ой, нас чуть не убили?! — воскликнула Сидоренко. — Этот тип убил девочек?!

— Да, он убил девочек, больше некому, — ответил им Овсянников и приказал Пашаеву: — Виктор, веди женщин в свой кабинет и подробно допроси по этим фактам.

Как только сыщик увел женщин, прибыл Самохин в сопровождении высокого мужчины с сединой, возрастом сорока пяти лет, и представил:

— Самойлов Сергей Федорович.

Овсянников указал ему стул:

— Сергей, присаживайся, сейчас быстренько переговорим. Итак, ты застрял в грязи, подъехал ГАЗ-66 с будкой. Откуда эта машина появилась?

— Она ехала нам навстречу. Я помахал рукой, он остановился и помог вытащить машину из грязи. А потом поехал дальше в сторону города.

— Водителя сможешь опознать?

— Конечно. Мы с ним еще покурили перед тем, как расстаться. Он рассказывал, что нынче грибов много и, что он ездил далеко, за десять километров и собрал полбудки. Я попросил его показать собранный урожай, но он отказался, ссылаясь на то, что ему надо побыстрее доехать до города.

Овсянников, так же, как и в первый раз, бросил на стол десять фотографий. Мужчина, внимательно посмотрев все фотографии, отложил одну в сторону. Это была фотография Барагозова.

Приказав Самохину допросить Самойлова, Овсянников обратился к своему заместителю:

— Иван, уже нет никакого сомнения, что убийца Барагозов. Возьми трех оперов и устрой засаду в его квартире и в гараже. Ключи от квартиры возьми у его дочери Ксении, она находится в кабинете у Васильевой. Если во время засады появится сын Барагозова, его тоже надо доставить в инспекцию по делам несовершеннолетних. Детей придется устраивать в детский дом, отца они вряд ли еще увидят.

Отдав необходимые указания, Овсянников растянулся в кресле и с удовольствием вытянул вперед онемевшие ноги. Но отдохнуть ему не было суждено. Зашла Васильева и протянула лист бумаги.

— Вот, Вячеслав Иванович, прочтите, что говорит мой человек. По-моему, это тот маньяк и есть.

Оперативник недоуменно взял бумагу и стал читать:

Для служебного пользования.

Начальнику уголовного розыска г. Энска

Овсянникову В.И.

Рапорт

При встрече с ДЛ* (доверенное лицо, добровольный помощник милиции) «А», последняя сообщила следующее:

Где-то в начале июня гражданка Пришевич возвращалась через парк культуры и отдыха и столкнулась лицом к лицу с мужчиной, который демонстрировал ей свой детородный орган. Она вскрикнула от испуга и хотела убежать, но мужчина настиг ее и, угрожая ножом, попытался изнасиловать. В это время Пришевич стала умолять мужчину, чтобы он не убивал ее, а взамен она готова вступить с ним в половую связь, но только у нее дома. Мужчина согласился, и они пошли к ней домой, где вместе переспали, а утром он ушел.

Из-за ложного стыда Пришевич никуда не стала обращаться, а мужчина больше у нее не появлялся.

Инспектор ПДН

Старший лейтенант милиции Васильева П.С.

— Да что это такое! — удивленно воскликнул оперативник. — Информация все сыпется и сыпется, успевай только обрабатывать! По-моему, сегодня боги на нашей стороне! Бьюсь об заклад — это наш маньяк!

— И я так подумала, — вдохновленно кивнула Васильева. — Привезти ее?

— Конечно, Полина, привезти! Возьми машину и поднимай ее с постели.

Не прошло и получаса, перед Овсянниковым сидела моложавая женщина, которая зыркнула выразительными глазами и притупила взор перед тяжелым взглядом оперативника.

— Как вас зовут? — спросил ее сыщик.

— Пришевич Аделина Константиновна.

— Аделина Константиновна, нам стало известно, что в июне месяце вы подверглись нападению со стороны неизвестного вам мужчины. Расскажите подробности этого случая.

— Боже мой, откуда вы это узнали? — застонала женщина. — Я никому не говорила, не хотела огласки, ведь я же учительница, у меня ученики…

— Этот мужчина разыскивается нами за убийства, — резко бросил сыщик, перебив женщину на полуслове. — Вы учительница и должны понимать, что он убийца детей и представляет огромную опасность прежде всего для ваших учеников.

— Это он сегодня убил двух девочек? — осторожно осведомилась она.

— А откуда вам известно об убийстве двух девочек? — поинтересовалась Васильева.

— Да весь город об этом молвит, — проговорила женщина. — Хорошо, я все расскажу, как происходило. Это было в начале июня. Вечером я шла через парк домой и вдруг на тропинке дорогу мне перегородил какой-то тип со спущенными штанами. Я сначала ничего не поняла, а когда стала соображать, что предо мной эксгибиционист, было уже поздно — он подтянул штаны и двинулся в мою сторону с ножом в руках…

— Извините, что за слово эксгис…эксбис? — прервал повествование женщины сыщик.

— Правильно звучит так: эксгибиционизм. Это мы проходили во время переподготовки учителей в Москве, в разделе по безопасности учеников, ведь часто склонные к этому люди околачиваются возле школ, и детей как-то надо оберегать от них. У этих извращенцев сильная потребность демонстрировать свой половой орган перед окружающими, особенно перед детьми, девочками. Но нас во время учебы заверили, что эксгибиционисты не представляют прямой опасности для жизни и здоровья, а тут с ножом…

— Впервые слышу такое слово, — покачал головой сыщик. — Для нас они называются попроще, извините за выражение — п***р гнойный. Итак, продолжайте, мы слушаем.

— …я развернулась и попыталась убежать, но он быстро настиг меня, повалил на землю и, угрожая ножом, велел раздеться. Я поняла, что это последний день в моей жизни, приготовилась к смерти и вдруг внутри меня произошло нечто такое, что я спокойным голосом предложила:

— Давайте, совершим это в нормальных условиях. Приглашаю вас к себе домой, у меня никого нет, я живу одна.

Очевидно, мой умиротворяющий голос возымел действие, он сразу обмяк, встал на ноги и протянул руку и приказал:

— Идем!

— Абсолютно правильное решение, — кивнула Васильева. — Если бы вы стали взбрыкивать и сопротивляться, он, скорее всего, вас там и зарезал.

— Мне ничего не оставалось, как согласиться на его условия, — покраснела женщина и взмолилась: — Вы только никому не рассказывайте об этом, иначе мне придется покинуть школу.

— Аделина Константиновна, все будет между нами, — заверил ее сыщик и предложил: — Рассказывайте, мы вас слушаем.

— Пешком пришли ко мне домой, благо я живу недалеко от парка. Когда зашли в подъезд, меня охватил страх, я поняла, что в квартире он может меня убить, поэтому хотела вырваться, убежать от него, но, как назло, никого из соседей не было видно. Зайдя в квартиру, он положил свой нож на полку в прихожей, очевидно, намекнув мне, чтобы я не вздумала с ним играть в шутку. Далее было как в кошмарном сне, а ночью, почти под утро, он ушел, ничего мне не сказав.

— Извините, Аделина Константиновна, вы замужем? — поинтересовалась Васильева.

— Да, он в длительной командировке в Шпицбергене. Хотел взять меня с собой, а я отказалась — как я брошу школу? Ой, какая стыдоба-то, если про это узнает муж!

— Не беспокойтесь, никто об этом не узнает, — повторил Овсянников и положил перед женщиной несколько фотографий. — Кого-либо узнаете?

Женщина сразу же ткнула пальцем на Барагозова:

— Это он!

11

Время было пять утра, Овсянников позвонил Смирному.

— Василич, за то время после моего последнего звонка мы столько многого узнали! Информация посыпалась, как из рога изобилия!

— Давай, выкладывай, очень интересно послушать! — оживился старший, очевидно, уже вставший с постели. — По-моему, мы сегодня поставим точку в пятнадцатилетнем кошмаре нашего городка.

Впечатленный рассказом друга, Смирный воскликнул:

— Тут никакого сомнения, что Барагозов является именно тем неуловимым маньяком, который так долго прятал концы в воду! Слава, поздравляю тебя с раскрытием самых опасных преступлений, когда-либо случившихся в наших краях! Дело остается за малым — поймать самого маньяка!

— Засады расставлены, с часу на час он должен попасться в наши сети, — доложил сыщик и заверил: — До утра поймаем, и он расскажет про все свои кровавые похождения. Расколется, никуда не денется!

— Давай, Слава, удачи! — напутствовал Смирный. — Я скоро прибуду.

Достав раскладушку, Овсянников лег и провалился в глубокий сон. На душе у него было спокойно, внутреннее напряжение отпустило, он уже был уверен, что убийца в скором времени будет задержан; сейчас его состояние можно было бы сравнить с состоянием рыбака, расставившего свои сети и дремлющего в ленивом ожидании улова под тенью деревьев.

Когда кто-то потормошил его за плечо, он резко открыл глаза и увидел перед собой Дмитриева. Тот шепнул с придыханием:

— Есть! Взяли его!

Резко присев на раскладушку, Овсянников спросил:

— Где взяли?

— Подъехал к гаражу, мы его и скрутили. При нем нашли мелкокалиберную винтовку.

— Винтовку?! Отлично, орудие преступления у нас в руках! Где он сам?

— Держим у себя в кабинете.

— Давай, заводи его сюда, будем колоть.

Вскоре Дмитриев завел Барагозова в кабинет и посадил на стул напротив Овсянникова. В это самое время в кабинет заглянул Смирный. Увидев его, сыщик радостно воскликнул:

— О, ты уже пришел?! Давай, Василич, проходи, будем разговаривать с гражданином Барагозовым.

— Так, так, вот он какой, наш маньяк, которого мы ищем без малого пятнадцать лет, — проговорил Смирный, рассматривая с ног до головы задержанного. — А ведь в свое время строил из себя порядочного главу семейства, любящего отца, заботливого мужа. Теперь капкан захлопнулся, тебя от смерти может спасти только чистосердечное признание и помощь следствию.

— О каком маньяке вы говорите? — «удивленно» спросил задержанный. — Этот тот, который убил детей? Я к этому не имею никакого отношения.

— Барагозов, ты, по-моему, еще не понял, в какую ситуацию вляпался, — еле сдерживая себя, чтобы не сотворить с задержанным нечто похуже, стал объяснять Овсянников. — Все козыри в наших руках, у нас достаточно доказательств, чтобы приставить тебя к стенке. А для начала объясни, где ты был вчера с утра?

— В деревне у родственников.

— Врешь, ты там не был! — не выдержав, взревел оперативник. — У тебя изъяли мелкашку* (мелкокалиберная винтовка), из этого ружья ты убил девочек! Еще вспомни, как ты в течение семи лет насиловал свою дочку! Гнида, ты отсюда уже живым не выйдешь, в твоем положении лучше во всем признаться и надеяться, чтобы тебя не шлепнули!

Побагровев от услышанного, у Барагозова забегали глаза, он, вытерев испарину со лба, спросил:

— Дочь у вас?

— А где же еще? — усмехнулся Смирный. — Ни сына, ни дочь ты больше не увидишь. И вообще, какой ты отец? Ты насильник и развратник в отношении них.

— Нет, я люблю их! — отчаянно воскликнул задержанный.

— Любишь, но совсем другой любовью, — поправил его Смирный. — У тебя к ним не отеческая любовь, а плотская, мерзкая, зверская. Ты превратил свою родную дочку в средство для удовлетворения своих низменных потребностей. Более того, ты стал убивать других детей, чтобы утолить свою гнусную сущность. Немногим более шести часов назад мой коллега мечтал пристрелить тебя как бешеную собаку, я его уговаривал не делать этого, а теперь эта мечта передалась и мне, и я еле сдерживаю себя, чтобы не выхватить из кобуры свой пистолет.

— Тогда лучше пристрелите меня прямо сейчас, — проговорил задержанный, низко опустив голову. — Все равно мне не жить.

— Обязательно пристрелим, — жестко бросил Овсянников. — Но сначала ты нам расскажешь все свои похождения за последние пятнадцать лет. Барагозов, заруби у себя на носу — ты уже попался и никогда уже не увидишь свободу, поэтому даже не пытайся юлить и изворачиваться, а спокойно рассказывай, что творил за эти годы. Еще раз предупреждаю: будущее твое — тюрьма и, возможно, стенка палача, поэтому смирись с этим и не мечтай каким-то образом избежать сурового наказания. Поверь мне, если чистосердечно признаешься в своих грехах, то тебе от этого станет гораздо легче.

— Но с этого же года отменили смертную казнь, — пожал плечами задержанный. — Как меня могут расстрелять-то?

— Вот, урод, уже готовился и изучил законы, — усмехнулся Смирный. — Запомни, сволочь, когда тебе дадут пожизненный срок, ты будешь завидовать мертвым, прозябая где-то на Огненном острове* (колония для пожизненно осужденных).

— Ну что, Барагозов, мы обрисовали картину твоего безрадостного будущего, — изложил Овсянников перспективу дальнейшего существования задержанного. — Или ты прямо сейчас начинаешь сотрудничать со следствием, или мы начинаем доказывать все твои преступления, тогда держись в суде — никакого снисхождения не получишь. Итак, гражданин Барагозов, ты готов к даче признательных показаний?

По лицу задержанного было видно, что внутри у него кипит буря противоречий, он с обреченностью утопающего взвешивает в уме все за и против от признаний в содеянном и судорожно решает, идти ли ему на поводу у милиционеров, которые наверняка взялись за него серьезно. Он в душе признавал, что является плоть от плоти классическим маньяком и даже тайком гордился своим предназначением стоять выше остальных людей и вершить их судьбы. Его можно было бы поставить в один ряд с великими маньяками современности, но ареалу обитания этого чудовища были присущи малонаселенность и ограниченные территории, что не позволили ему превзойти своих собратьев из больших мегаполисов и регионов. Будь его воля, он бы стал одним из самых кровожадных убийц, он стремился к этому, но его планы нарушили сидящие перед ним милиционеры, которые сверлили его ненавидящими взглядами, их руки непроизвольно сжимались в кулаки, готовые растерзать маньяка при первой же возможности.

Наконец, вытерев ладонью с лица пот, он заговорил:

— Я все расскажу. Но сначала позовите сюда мою дочь.

Овсянников кивнул Дмитриеву:

— Приведи сюда Ксению.

Когда она зашла в кабинет в сопровождении оперативника, Барагозов вскочил на ноги и, упав перед ней на колени, взвыл по-волчьи:

— Доченька, прости меня за все! Я принес тебе ужасные страдания, теперь мне за это идти на голгофу! Ксюша, прощай, мы никогда больше не увидимся! Запомни, отец всегда будет любить тебя!

Девушка, заплакав, выбежала из кабинета.

Барагозов внезапно обмяк, опустился ниц и остался лежать недвижимо. Дмитриев брезгливо тронул его носком ботинка:

— Эй, ты живой?

Маньяк зашевелился и, кряхтя, поднялся на ноги, унимая дрожь в коленях, сел на стул.

— Дайте, пожалуйста, воды, — попросил он у сыщиков.

Дмитриев с тумбочки взял стакан, повертел в руке и поставил на место. Поискав глазами, он нашел в углу стеклянную банку, сдул с нее пыль и налил из бачка воды.

— На, пей и начинай рассказывать.

Жадно припав к банке, задержанный опустошил ее одним залпом и попросил:

— Теперь покурить.

Дмитриев нетерпеливо протянул ему папиросу и поторопил:

— Давай, покури быстрее, а то эти прелюдии меня начинают выводить из себя. Может быть, попросишь еще и водочки?

— Не отказался бы, — осклабился маньяк, жадно втягивая в себя дым от папиросы. — Не беспокойтесь, сейчас начну рассказывать.

Закончив с куревом, Барагозов устроился поудобнее и стал рассказывать свою мрачную историю, от которой хотелось закрыть уши и убежать куда подальше, чтобы не слышать эти отвратные откровения по-настоящему беспощадного убийцы-маньяка.

12

Андрей Барагозов родился в селе Среднее Нагорье вблизи города Энска в тысяча девятьсот шестьдесят первом году. Отец его во время войны служил у немцев в Закарпатье, за что был сослан в ссылку и обосновался в Энске. Был женат трижды, последняя жена Марфа была забитой и необразованной женщиной, работающей на ферме местного колхоза. За любые проделки отец жестоко наказывал сына, ставя коленями на крупную соль или стегая розгами по мягкому месту, поэтому еще с младенческого возраста он возненавидел его.

Зимой шестьдесят восьмого года семья переехала в Ужгород Закарпатской области, но там глава семейства бросил жену с сыном на произвол судьбы и женился на дочери своего покойного старого друга, с которым когда-то служил у кровопийца-националиста Степана Бандеры. Несчастная Марфа, помыкавшись без денег и жилья, решила на перекладных вернуться обратно в Энск. Андрей хорошо помнил это путешествие длиною в целое лето. Поздней осенью они на барже сердобольного капитана, предоставившего им место в каюте, доплыли до Энска.

В этом же году Андрей пошел в школу. Учеба давалась ему с трудом, он учился плохо, два раза оставался на второй год, не ладил со своими одноклассниками, обижал девочек. Его стали все сторониться, он стал наподобие изгоя. Однажды в пятом классе ученики пошли смотреть ледоход на реке, Андрей присоединился к ним. Подойдя к обрыву, дети заметили худенького котенка, который весь дрожа, жалобно мяукал и пытался пристать к ногам детей. Очевидно, он потерял маму и был очень голоден, да к тому же упал в воду, поскольку вся шерсть была мокрой. Все сгрудились вокруг него и, размышляя о том, чем бы его накормить и обогреть, осторожно гладили котенка пальцами по влажной спине. В это время Андрей, растолкав всех в стороны, схватил котенка и на глазах изумленных учеников бросил его с обрыва в реку. Котенок, упав в воду, с трудом забрался на льдину, и его унесло течением куда-то вниз. Кто-то крикнул от ужаса, несколько девочек заплакали. Самодовольно ухмыльнувшись, Андрей покинул своих одноклассников.

В шестом классе Андрей на окраине Энска ночью через окно проник в магазин и оттуда украл свыше двухсот рублей деньгами и продукты. Скоро ночного грабителя поймали, состоялся суд, ему присудили три года лишения свободы, и он этапом отправился в колонию для малолетних преступников под Ангарском. В колонии царили жестокие порядки, Андрей допустил несколько «косяков», за что был «опущен» самым изощренным образом и по-настоящему превратился в изгоя. Уважающий себя заключенный не имел права притрагиваться к нему и к его вещам, в столовой он ел из отдельной посуды, которую никоим образом не смешивали с общей посудой осужденных, каждый считал своим долгом пнуть его, если он попадался на пути.

Освободился он семнадцатилетним парнем в семьдесят восьмом году и устроился подмастерьем в автоколонне, специализирующейся на перевозке габаритных грузов для газовиков. Сначала в его обязанности входила помывка двигателя какого-нибудь КрАЗа перед ремонтом, а затем мастер стал доверять ему и частичный разбор могучего мотора «короля трассы»* (тот же КрАЗ).

В восемьдесят третьем году на вечере, устроенном работниками предприятия в честь международного женского дня, он познакомился со скромной и тихой девушкой, которую в автоколонне все звали Тасей или Таськой. Она устроилась работать сразу после школы, ей было семнадцать лет. После вечера Андрей вызвался проводить девушку домой. По пути он стал приставать к ней, повалил на снег и, сорвав одежду, изнасиловал. Девушка никуда не заявила, и все вроде бы забылось. Однажды Тася, улучив момент, поймала Андрея на улице возле мастерской и сообщила новость:

— Андрей, я беременна.

— Как?! — удивленно спросил он. — Я-то тут при чем?!

— Андрей, это от тебя, — со слезами промолвила девушка. — Если отец узнает, он меня убьет.

— А ты точно уверена, что это от меня? — стал допытываться Андрей. — У тебя, кроме меня, ни с кем не было отношений?

— До тебя я была девушкой! — вдруг взрыднула Тася и, повернувшись, быстрыми шагами направилась в сторону конторы.

Андрей догнал ее, схватил за рукав пальто и проговорил:

— Тася, давай поженимся.

Как-то раз в декабре того же года, когда Тася только родила дочку Ксению, Барагозов возвращался с работы домой. Недалеко от райкома партии впереди него в тумане замаячила фигурка стройной женщины в меховой шубе, и у него появилось непреодолимое желание овладеть ею. Распираемый похотью, он стал следовать за ней, нащупывая в кармане рукоятку ножа, с которым не расставался никогда. Возле детского сада он настиг женщину и ударил ножом между лопаток, целясь в сердце. Женщина сразу же обмякла и стала падать, убийца подхватил ее и потащил во двор детсада. Он поволок ее по снежной целине до стоящего вдалеке детского грибка и, разрезав одежду, пытался безуспешно вступить в половую связь. Рассвирепев за свою неудачу, он стал кромсать безжизненное тело женщины ножом, а затем, закидав ее снегом, ушел домой.

Тогда он впервые вкусил крови и станет страшным охотником на людей на многие годы вперед.

На третий день после этого случая Барагозов вновь напал на женщину с ножом, поранил ее, но помешали прохожие, и он, не завершив дело до конца, скрылся в зимнем тумане.

В это время зашевелилась милиция, стали обходить дома, искать возможных свидетелей, таскать людей в отдел. Однажды к Барагозовым поздно вечером зашел участковый милиционер и поинтересовался:

— Вы слышали, что в городе орудует насильник, который в темное время суток нападает на женщин?

— Вроде бы слышал, — пожал плечами Барагозов и кивнул в сторону жены, которая за детской кроваткой убаюкивала младенца. — У нас новорожденный ребенок, супруга никуда не выходит, сидит дома.

— Это хорошо, что сидит дома, — довольно крякнул участковый, — но все равно будьте осторожны, на улице ходите только вдвоем, покуда мы не поймаем этого изверга.

— А как мы узнаем, что его поймали? — поинтересовался душегуб у представителя закона.

— Узнаете, — самодовольно хихикнул милиционер. — Совсем скоро мы его поймаем и выставим на обозрение народа.

О данном разговоре участковый милиционер по своей халатности не отразил в справке, фамилия Барагозова не попала в список проверенных мужчин города, и его никто больше не теребил. Это было первое его везение, далее череда удачливости самым удивительным образом будет сопровождать маньяка на многие годы, завершившись сегодняшним числом.

После посещения участкового милиционера Барагозов затаился и не проявил себя ничем почти год. Однажды он в качестве экспедитора поехал в соседний город. Сделав все свои дела, водитель КрАЗа поставил свою машину на стоянку и направился к своим родственникам на ночевку, наказав Барагозову, чтобы он не отходил от машины ни на шаг. Оставшись один в кабине автомашины, душегуб стал испытывать неудержимый позыв к соитию и, увлекаемый этим инстинктом, вышел на охоту. Стояла тихая зимняя ночь. Он слез с машины и направился в сторону центра. Впереди возле ресторана кучковалась толпа явно выпивших молодых людей, среди которых были молодые женщины, которые громко смеялись и горланили популярную песню «Поворот». Устроившись поудобнее за домом, маниакальный насильник стал наблюдать за происходящим. Вскоре компания стала расходиться, две женщины, взявшись под руки, прошли мимо засады душегуба. Возле каменного дома женщины расстались: одна зашла в подъезд, а другая, слегка покачиваясь из стороны в сторону, продолжила свой путь. Когда женщина свернула с центральной улицы в проулок, Барагузов догнал ее, повалил на снег и, сев на нее верхом, рукой, одетой в меховую рукавицу, закрыл рот и нос своей жертве, перекрыв доступ воздуха. В свете уличного фонаря женщина с расширенными от испуга глазами смотрела на лицо своего убийцу, не в силах пошевелить руками, зажатыми между ног напавшего. Постепенно жизнь стала покидать жертву маньяка, глаза ее остекленели, продолжая взирать на своего мучителя через полузакрытые веки. Тут послышался лай собаки и матерный окрик со стороны ближнего двора, и маньяк, бросив свою добычу, поспешил убраться с места происшествия. Утром прохожие нашли на улице замерзшую женщину, милиция отнесла этот факт к несчастному случаю «в состоянии алкогольного опьянения», дело было закрыто.

Наступило лето восемьдесят шестого. Барагозов в субботу девятнадцатого июля работал — налаживал грузовую машину Анатолия Мельчанова перед дальним рейсом, который планировался в середине недели. Во время ремонта Мельчанов похвастался:

— В понедельник из области прилетают большие люди и будут гостить у меня на даче. Надо хорошенько подготовиться: через Руслана достать побольше водки, нарубить дрова, купить свининки для шашлыков.

— А кто они такие? — поинтересовался Барагозов.

— О-оо, это ведущие специалисты МВД и прокуратуры! Они едут сюда ловить того маньяка, который два года назад распотрошил одну женщину и порезал вторую.

От неожиданности Барагозов выронил гаечный ключ, которым собирался регулировать клапаны автомобиля. Взяв себя в руки, он спросил:

— А как они собираются его ловить? Им уже известно имя преступника?

— Наверное, уже известно. Эти люди просто так не ездят, они знают, что делают. До этого они были здесь дважды, собрали достаточно материалов, чтобы выгадать убийцу. В третий приезд наверняка будут его задерживать.

— Значит, хочешь их встретить у себя на даче? — переспросил Барагозов. — Они прилетают на самолете?

— Конечно, на самолете. Что они будут тащиться по реке, как простые смертные? В понедельник днем и прилетят.

— Быстрее бы задержать этого негодяя, — тяжело вздохнул Барагозов. — А то жену одну отпускать боюсь — не дай бог, попадется к этому маньяку.

— Не сомневайся, задержат, — заверил его Мельчанов.

— Ну, желаю им удачи, — мимоходом бросил Барагозов, возвращаясь к своим клапанам.

Не заметил тогда Мельчанов, как промелькнул хищный огонек в глазах у маньяка.

Барагозов прекрасно знал, где находится дача Мельчанова. Еще весной он по его просьбе помогал разгружать там списанный двигатель от грузовика. В голове у душегуба роились разные мысли, как поступить в этой ситуации. Сначала он хотел незаметно подкрасться к даче Мельчанова, дождаться, пока гости сильно опьянеют, и, когда они все соберутся в бане, подпереть дверь и сжечь всех большим количеством бензина. Немного поразмыслив, убийца решил повременить со своим страшным планом, поскольку знал, что пьянки на даче будут происходить не один день, и он всегда сможет осуществить задуманное. В первый день Барагозов решил просто понаблюдать за «приезжими ментами», узнать, что они замышляют, действительно ли они что-то знают о маньяке и готовы ли его поймать. А для этого он в воскресенье двадцатого июля съездил на дачу Мельчанова и, обойдя вокруг, подыскал укромное место с наружной стороны забора под сводами деревьев, откуда двор со столом и баней был как на ладони. Расширив ножом щель в заборе, подготовив сиденье из трухлявого пня, маньяк тихо покинул дачу.

То, что он увидел на следующий день, стало шоком даже для такого нелюдя, как Барагозов. На его глазах совершилось двойное убийство, что не могло не обрадовать злодея. Теперь маньяк понял, что недосягаем для блюстителей закона. Планы сжечь всех в бане отпали сами по себе.

Вскоре в городе заговорили о том, что к исчезновению двух девушек причастен маньяк, убивший Коптеву. Барагозов был взбешен, он был возмущен той несправедливостью, что на него стали вешать всех собак, поэтому однажды из газетных вырезок составил текст о том, что девушек убили «приезжие менты» и подбросил в отдел милиции. После этого все утихло, он даже не знал, приняли ли меры по его письму.

Наступили девяностые. В это время у маньяка в голове стали происходить пугающие изменения. В его испещренном пороками мозгу прочно обосновалась маниакальная страсть к детям. Он стал видеть в каждой девочке объект своего вожделения и однажды посягнул на свою родную дочь, которой едва ли исполнилось восемь лет. Далее для девочки наступили кошмарные дни. Отец не упускал возможности регулярно удовлетворять свои низменные потребности, используя в качестве полового партнера свою дочь. Мама знала, догадывалась об этом, но молчала. Она боялась мужа, который систематически избивал ее самыми садистскими способами, женщина не хотела терять мужа — кормильца семьи, поэтому терпела свое унизительное существование.

(Сейчас читатель, проникшись жалостью к бедному ребенку, воскликнет:

— Это невозможно в наше время!

— Заверяю вас, что возможно! И пишется все это не для того, чтобы смаковать кровавые похождения жестокого маньяка, а для того, чтобы такие истории не повторялись никогда).

В августе девяносто первого, в субботний день, Барагозов с утра был на работе и в час дня приехал на своей подержанной «Ниве», которую купил у своего знакомого, домой на обед. Машина барахлила, поэтому сразу после обеда он открыл капот и стал копаться в двигателе. В это время он увидел бабу Маню из соседнего подъезда, которая вела двух маленьких девочек. Девочки попросились играть в песочнице, старушка громко наставила их, чтобы они не выходили за пределы двора и зашла в подъезд.

У маньяка при виде девочек потемнело в глазах от возжеланий, он дрожащими от страсти руками закрыл капот и, оглянувшись по сторонам, подошел к детям и срывающимся голосом предложил:

— Девочки, баба Маня приказала мне покатать вас на машине.

— А баба Маня запретила нам выходить из-за двора, — бойко ответила одна из девочек.

— Но потом она разрешила мне покатать вас, — не отставал душегуб, предвкушая кровавый пир. — Я быстренько покатаю вас по городу и привезу обратно. Баба Маня будет только рада.

— Ладно дяденька, покатай. Только как вас зовут? — спросила та же девочка.

— Дядя Андрей.

— Хорошо, дядя Андрей, покатай, только ненадолго, а то баба Маня будет беспокоиться. Она готовит нам пышки.

Смерть девочек, этих милых созданий, свято веровавших во взрослого человека, была ужасной. Насытившись плотью своих жертв, злодей умертвил их в своем гараже, а вечером вывез тела в лес и закопал глубоко под землей.

Его стали таскать в милицию. Тут за него вступилась жена. Эта забитая и неприметная женщина вдруг воспряла и, как курочка-наседка, грудью встала на защиту своей семьи. Подспудно она понимала, что муж причастен к исчезновению малолетних девочек, но инстинкт самосохранения превалировал над здравым смыслом, заставляя оберегать своего мужа-изверга. Ее стараниями милиция отстала от Барагозова, и маньяк, упиваясь вседозволенностью, уверовался в своей неуловимости.

Утолив свой голод, хищник затаился. Наступил девяносто четвертый год. Однажды, следуя на своей «Ниве» по улице, Барагозов заметил впереди себя девочку двенадцати лет, которая шла по направлению движения автомобиля. У маньяка вскружило голову от такой легкой добычи, и он, обогнав ее, прижался к обочине. Когда девочка поравнялась с машиной, душегуб, открыв капот, попросил ее:

— Девочка, садись в машину и посмотри, мигает ли лампочка, а я тут пошевелю проводом.

Ничего не подозревающая девочка села в салон, маньяк, ворвавшись следом, до хруста зажал ей шею и держал до тех пор, пока та не перестала дергаться. Сев за руль, он резко тронулся с места, поскольку сзади показалась легковая автомашина. Заехав в лес, он надругался над безжизненным телом своей жертвы и закопал его в землю.

Милиция вновь заподозрила Барагозова в совершении преступления, но жена Таисия была готова к этому и пустилась во все тяжкие, рассылая жалобы в различные инстанции. В итоге правоохранители вновь не смогли изобличить злодея. Позже женщина горько сожалеет, что так самоотверженно вступалась за своего садиста-мужа. Когда ее схватит паралич, она после долгого лечения в больнице как безнадежная была выписана домой. И тут муж стал демонстративно насиловал дочь перед ее глазами, очевидно, получая от этого еще больше удовольствий. Видя все это, больная женщина невнятно мычала и рыдала от жалости к своему ребенку, не в силах двигать руками и ногами. Вскоре она умерла. О чем думала эта женщина перед смертью? Жалела ли она, что так рьяно защищала изверга и оставила дочку наедине с насильником-извращенцем? Ответы на эти вопросы она унесла с собой в могилу.

Душегуб вновь затаился, окончательно поверив в свою недосягаемость перед блюстителями порядка. Два года он жил спокойно, но, когда наступил девяносто седьмой год, его голову вновь стало свербить маниакальное влечение.

Год выдался настолько урожайным на грибы, что надо было ходить и смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться, наступив на шляпку какого-нибудь старого масленка. В городе были предприняты меры, одиноких детей встретить стало трудно, милиционеры ходили по квартирам и предупреждали людей о грозящей опасности. И маньяка потянуло в лес. Его «охотничьи угодья» расположились за речкой Ольховкой, где горожане собирали грибы. Жадно расширяя ноздри, словно зверь во время гона пытается почуять на расстоянии самку, душегуб прислушивался к каждому шуму, доносящемуся вдалеке, улавливал голоса людей, пытаясь выгадать, находятся ли среди них девочки или молодые женщины. При виде грибников маньяк, сев на корточки, краешком глаз изучающе и оценивающе рассматривал их, определяя для себя потенциальную жертву. Вот уже прошла почти неделя, но подходящей жертвы он так и не смог найти: либо девочки и женщины были в компании мужчин, либо их было слишком много, и они следили друг за другом, ежеминутно перекликаясь.

Однажды утром он, в очередной раз направляясь на своей автомашине ГАЗ-66 в сторону Ольховки, обогнал двух девочек примерно десяти и двенадцати лет, которые с корзиночками в руках направлялись к грибным местам. Это был шанс, и такую возможность маньяк не мог упустить.

Он переехал речку, спрятал машину в густом ельнике и, достав мелкокалиберную винтовку, вышел на тропинку и стал ждать. Услышав голоса детей, он спрятался за дерево. Девочки, весело болтая, прошли мимо, маньяк последовал за ними. Когда дети дошли до намеченного места и стали собирать грибы, душегуб крадучись стал подбираться к ним. Он решил сразу же убить младшую и сотворить со старшей свою страшную задумку. Приблизившись на достаточное для выстрела расстояние, он прицелился в младшую девочку и нажал на курок. Ребенок, пронзительно крикнув, упал навзничь. Старшая подбежала к ней и, ничего не понимая, что случилось с подругой, стала ее тормошить за плечи:

— Сима, Сима, что с тобой?!

Девочка, не отвечая на вопрос, храпела в предсмертной агонии. Заметив кровь на спине у подруги, Василина сняла с себя кофточку и пыталась перевязать рану.

Тут маньяк, оставив винтовку, вышел из своего укрытия и подошел к детям. Увидев взрослого человека, Василина облегченно вскрикнула:

— Дяденька, помогите, моя подруга упала на сучок и поранилась!

— Как же так получилось? — спросил коварный убийца, склонившись над умирающим ребенком.

— Не знаю, упала и лежит, — ответила девочка, продолжая попытку перевязать рану кофточкой.

Выпрямляясь, злодей подобрал с земли сучковатую палку и со всего размаха ударил ею по голове ничего не подозревающей Василины, которая всецело была занята заботой о подруге.

Надругавшись над обеими девочками, которые каким-то чудом еще подавали признаки жизни, злодей поочередно ударил их ножом в сердце и оттащил в сторону, забросав ветками. Маньяк намеревался подогнать машину поближе и увезти трупы детей в другое место, чтобы спрятать свои злодеяния от чужих глаз. Переставив машину, душегуб спешился и, оглядываясь по сторонам, направился к месту разыгравшейся трагедии. Но его планам забрать тела детей помешал мужчина, которого он увидел издалека примерно в том районе, где было совершено преступление. Он кого-то искал в лесу и беспрерывно кричал:

— Сима, Василина, аууу, где вы!

Вернувшись домой, Барагозов, находясь еще в пылу извращенного возбуждения, набросился на свою дочь и, удовлетворившись ею, вновь выехал на место убийства. Оставив машину сразу за Ольховкой, он, как зверь пробрался сквозь чащу к своему страшному тайнику, но, издалека увидев толпу людей, понял, что трупы обнаружены и повернул назад.

13

Еле дослушав исповедь маньяка, совершенно опустошенный Овсянников задал вопрос:

— Значит, ты видел, как убивали девушек на даче у Мельчанова?

— Да, видел, — кивнул задержанный. — Я все рассказал, как есть, больше добавить нечего.

— Сможешь дать показания по этому поводу?

— Нет, нет и еще раз нет! — вскрикнул Барагозов. — В этом случае я в камере проживу несколько дней — меня убьют!

— Хорошо, к этому вопросу вернемся попозже. Сможешь показать, где могилы убитых тобой девочек в девяносто первом и в девяносто четвертом годах?

— Смогу, наверное, — пожал плечами убийца. — Придется поднапрячь память — все-таки прошло шесть лет.

— А где примерно?

— За Ольховкой, в километрах пяти-шести в густом лесу.

— Насколько глубоко закопал трупы?

— Сантиметров под восемьдесят-девяносто, чтобы собаки и звери не выкопали.

— Может быть, имеются холмики?

— Нет, я землю подровнял и сверху засыпал прошлогодней листвой.

— На вчерашних убитых тобою девочках нет живого места, — играя желваками, проговорил Смирный. — Почему их еще и ножом бил?

— Так не умирали же! — непроизвольно воскликнул маньяк, явно сожалея, что дети оказались такие живучие.

— Гнида! — плюнул Смирный, незаметно массируя свою грудь в районе сердца.

— Послушай, Барагозов, мы заметили одну странную вещь в твоем поведении, — продолжил Овсянников. — За последние шесть лет ты идешь на дело только в грибные годы. С чем это связано?

— Вы это тоже заметили? — усмехнулся задержанный. — В эти грибные годы меня перемыкало конкретно. Увидев маленьких девочек, почти терял сознание от перевозбуждения, я не в силах был совладать собой и, если бы не дочка, с помощью которой разряжался, совершил бы еще больше убийств. А в остальные годы совершенно спокойно относился к чужим детям.

— Ирод! — не выдержав, воскликнул Дмитриев. — Хочешь намекнуть, что тебе сверху предначертано мучить детей? Нет, гад, ответишь по полной!

— Ни на что не намекаю, — угрюмо выронил маньяк. — Рассказываю правду о состоянии моей души.

— У тебя еще и душа есть? — с сарказмом бросил оперативник. — Нет души у тебя — одно гнилое нутро.

Овсянников, сделав рукой знак, чтобы Дмитриев замолк, задал вопрос:

— Когда у тебя появилась тяга к детям? Можешь назвать точный срок?

— В девяносто первом. Тогда я в первый раз трогал дочку.

— Значит, пропавшая в восемьдесят пятом девочка по фамилии Макеева не твоих рук дело?

— Нет, в то время я увлекался только женщинами.

— А пропажа в восемьдесят восьмом году одновременно двух женщин, которые пошли в магазин и не вернулись домой? Имеешь ли ты к этому отношение?

— Да знаю я про это дело, — махнул застегнутыми руками маньяк. — Их фотографии были расклеены везде. Нет, это не мое дело. Они же были пьющие бабы, где-то в компании, наверное, их грохнули. Я вам рассказал все свои убийства, больше мне добавить нечего.

— Пока на этом закончим, — распорядился Смирный и приказал Дмитриеву: — Веди задержанного в свой кабинет, и пусть он напишет собственноручно то, что сейчас рассказал нам. Потом отведи его в прокуратуру, чтобы допросил следователь и вынес постановление о задержании.

Когда оперативник увел Барагозова из кабинета, Смирный, волнительной походкой прохаживаясь по кабинету, выронил:

— Первый раз в жизни хочется плакать: громко, навзрыд, никого не стесняясь, как во времена детства.

— А я уже плачу, — проговорил Овсянников, — но слезы мои падают внутрь меня. Все смерти этих детей на моей совести, что не смог вовремя изобличить убийцу.

— Да и на моей тоже, — грустно изрек Смирный. — Но надо признать, что были и объективные причины, из-за которых маньяк так долго гулял на свободе. Если бы эти… Демченко и его шушера не убили девушек, кто его знает, может быть, мы пресекли кровавые похождения этого упыря еще тогда, когда он только разворачивался.

— Вот, Василич, я иногда задаюсь вопросом, кто сделал больше зла — Демченко и его подельники или этот маньяк, и прихожу к неутешительному выводу: убийцы в погонах, которым государством доверено охранять людей, гораздо опаснее, чем упырь-одиночка.

— Абсолютно согласен с тобой, — тоскливо качая головой, ответил Смирный. — Но от этого не легче — детей-то не вернешь.

— У меня до сих пор перед глазами стоит мама одной из девочек, которая, потеряв рассудок, до сих пор верит, что дочь жива и скоро вернется домой.

Сыщик, незаметно смахнув слезу, ударил ладонью по столу и объявил:

— Василич, я обещал тебе, что не уйду домой до тех пор, пока убийца не будет задержан. Теперь, когда преступник в наших руках, с твоего позволения я схожу домой, приму душ, одену свежую рубашку и немного посплю. После обеда как штык буду на месте, начнем закрепляться по убийствам этого черта.

— Иди, конечно, — разрешил старший. — А я прикрою тебя тут.

Тут зазвонил телефон. Овсянников поднял трубку и сморщил лицо — на том конце провода был Ягелев.

— Где Смирный? — спросил он, даже не поздоровавшись с оперативником.

— У меня в кабинете.

— Дай трубку.

Когда Смирный взял телефонную трубку, Ягелев стал его отчитывать:

— Почему не докладываете, что кого-то взяли?! Это что такое?! Куратор не знает, что творится на подконтрольной территории!

— А почему я должен докладывать тебе, — резко ответил оперативник. — Есть начальник отдела, пусть он и доложит. А нам некогда заниматься докладами, работать надо.

— А я что, не работаю, а занимаюсь херней? — угрожающе высказался Ягелев.

— Не знаю, я не контролирую тебя, — сердито бросил Смирный.

— Еще бы ты меня контролировал, — презрительно фыркнул областной сыщик и поинтересовался: — Начальник кому-нибудь доложил, что задержан преступник?

— Пока еще нет.

— Вот что: передай начальнику, чтобы никуда не звонил и не докладывал. Завтра утром я лично сам прилечу, удостоверюсь, что убийца настоящий, только после этого доложим руководству управления. И еще. Барагозова больше никому из местных оперов не давать, с ним буду работать лично я. Соответствующее указание прокуратуры области у меня на руках.

Бросив трубку, Смирный поматерился:

— Этот ублюдок сейчас нам будет палки в колеса вставлять! Он уже получил письменное указание прокуратуры, что с подозреваемым будет работать лично сам.

— Мать честная! — в сердцах воскликнул Овсянников. — Он сейчас развалит дело!

— Может и развалить, — произнес старший, еле совладая со своими эмоциями. — Пойду к начальнику и предупрежу, чтобы не шел на поводу у Ягелева. А ты, Слава, иди домой и приведи себя в порядок. После обеда встретимся.

Когда Овсянников вернулся на работу и зашел к Смирному, тот встретил его с грустной улыбкой:

— Все, Слава, Барагозова закрыли в камеру и никого к нему не подпускают. Дежурный получил указание начальника никому не выдавать его, пока не приедет Ягелев.

— А почему начальник пошел на это? — недоуменно пожал плечами сыщик. — Он что, не понимает, что Ягелев разрушит дело?

— Начальнику позвонили из областной прокуратуры и строго-настрого предупредили об этом.

— А кто звонил?

— Истомин.

— Е***ь-копать! — выругался Овсянников. — Опять этот Истомин! Сейчас дело точно развалится. Василич, ничего нельзя сделать? Может быть, выйти на наше областное руководство?

— Толку нет, — мотнул головой Смирный. — Оно всегда будет на стороне Ягелева. Да и перечить прокуратуре никто не осмелится. А как мы знаем, Истомин является духовным отцом этого ублюдочного Ягелева.

— Василич, мы с тобой всю жизнь сталкиваемся с несправедливостью со стороны областной прокуратуры и МВД. Сколько это может длиться, до конца жизни?! Сейчас этот Ягелев получит ордена и медали, досрочное звание, а нас с тобой накажут за допущение такого серийного преступления. Я все это говорю не из-за зависти, что вся слава достанется этому оперу в кавычке, нет, я думаю, что за раскрытие таких дел, связанных с массовым убийством детей грешно получать награды, от этих наград нет никакой радости и удовлетворения. Просто мне обидно, что нам не дали довершить это дело и осуществить суровое возмездие. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться — этот Ягелев скомкает дело, убийца не будет подведен к высшей мере наказания и, этак лет через пятнадцать мы, уже пенсионеры, узнаем, что Барагозов вновь натворил дел, ведь такие люди никогда не останавливаются, а ему сейчас всего тридцать шесть. Теоретически в пятьдесят лет он может выскочить на свободу.

— Натворит, обязательно натворит, — проговорил Смирный, сжимая кулаки от бессильной злобы.

Старый сыщик понимал, что их самым бесцеремонным образом отстранили от дела, справедливое завершение которого было целью жизни оперативников и, что в этом кроется какая-то тайна, возможно, связанная с убийствами девушек на даче у Мельчанова. Если будет доказано, что маньяк уже действовал во время тех событий, то могли поднять и дело пропавших девушек, о которых все уже давно забыли. Потому-то Истомин мог отправить Ягелева для дальнейшего расследования дела, чтобы ни одна лишняя информация не просочилась наружу.

— Ладно, Василич, прорвемся, — успокоил своего друга Овсянников. — Поскольку нас в очередной раз отстранили от дела, пойду домой и высплюсь. Утро вечера мудренее.

14

Утро вечера мудренее… Глупей этого утра в энской милиции еще не было. Прибыл Ягелев, начальствующе прошелся по коридорам отдела, прямиком, минуя оперативников, зашел к начальнику и, преисполненный чувством собственного достоинства, положил перед ним на стол лист бумаги, где от руки было написано:

«В связи с особо опасными деяниями, совершенными Барагозовым, а также специфичностью и сложностью расследования подобных преступлений, к подозреваемому, кроме следователя прокуратуры, допускать только старшего оперуполномоченного подполковника милиции Ягелева, который имеет колоссальный опыт раскрытия таких преступлений, и оперативное сопровождение дела вплоть до суда доверить ему. Истомин В.К.»

Недавно назначенный начальник милиции, слабый по натуре человек без особых принципов, до дрожи боящийся прокуратуры, заискивающе улыбнувшись приезжему оперу, на письме поставил резолюцию:

— «Начальнику дежурной части Соколову В.И.

Исполнить указание прокуратуры».

Теперь доступ к подозреваемому для местных оперативников был закрыт наглухо.

Ягелев же за дело взялся рьяно. Он, закрывшись в кабинете, специально выделенном для него, целыми днями пропадал там вместе с подозреваемым. Местные милиционеры таскали им еду и спиртное, из кабинета периодически можно было слышать хохот Ягелева или подозреваемого. Изредка приезжий опер с Барагозовым выезжали на места, которые указывал подозреваемый, но трупы девочек так и не были обнаружены. Когда таким образом прошло более полумесяца, Смирный и Овсянников поняли, что убийца водит Ягелева за нос и не намерен выдавать места сокрытия своих жертв.

Однажды Овсянников, улучив момент, когда дежурным по отделу заступил его хороший знакомый, ночью в следственном кабинете встретился с Барагозовым. Тот встретил его настороженно, нехотя отвечал на вопросы и вообще не хотел общения с оперативником.

— Почему до сих пор не указал могилы девочек? — спросил его опер.

— Какие могилы? — театрально вскинул голову убийца. — Мне нечего показывать, я их не убивал.

— То есть как?! — опешил оперативник. — Ты же сам рассказывал об этом.

— Ничего я не рассказывал, — мотнул головой Барагозов и громко крикнул:

— Эй, дежурный, отведи меня обратно в камеру. Вам же дано указание, что со мной работает только Юрий Александрович.

Дежурный подошел к собеседникам и развел руками:

— Слава, придется заканчивать разговор.

Скрипя зубами, оперативник покинул следственный кабинет.

Наутро был скандал. Ягелев по доносу Барагозова пожаловался начальнику отдела, что Овсянников пытается помешать «глубокой разработке» обвиняемого и требовал наказать виновных. Руководитель вынужден был объявить дежурному выговор «за допуск постороннего лица к обвиняемому в совершении особо тяжкого преступления», а оперативник отделался замечанием.

— Я, оказывается, «постороннее лицо», — горько сыронизировал над собой Овсянников при встрече со Смирным. — Я — человек, который раскрыл это преступление — оказался лицом, который не имеет к этому делу никакого отношения.

— Говорят, что он начинает отказываться от своих первоначальных показаний, — высказал свои опасения Смирный. — Очевидно, адвокат его надоумил.

— Не только адвокат, — со злостью бросил оперативник. — Как пить дать Ягелев тоже приложил к этому руку. Как мы и думали, дело разваливается.

Поздней осенью, закончив со всеми следственными мероприятиями в городе Энске, обвиняемого этапировали в следственный изолятор области, вместе с ним уехал и Ягелев.

Настал день коллегии областного управления милиции. Руководитель, немолодой генерал, окинув суровым взглядом собравшихся сотрудников в зале коллегии, объявил:

— Сейчас с уголовного розыска выступит подполковник милиции Ягелев, который в городе Энске раскрыл наитягчайшее преступление, совершенное в отношении детей. Юрий Александрович, выходите на трибуну и расскажите, как такое преступление было допущено, и как вы его раскрывали.

С гордым видом примостившись за трибуной, Ягелев начал свой доклад:

— Товарищ генерал, уважаемые члены коллегии, коллеги! Поскольку я куратор города Энска, мне пришлось взять бразды правления в свои руки, чтобы раскрыть эти тяжкие преступления. Я организовал там работу на высоком уровне, внедрил агентуру в криминогенную среду, подтянул и нацелил все службы для того, чтобы опасный преступник был быстрее нейтрализован. В результате этих мероприятий преступник был задержан в кратчайшие сроки, он признался в содеянном. Кроме того я проверяю его еще к убийствам пяти человек, в том числе трех девочек, трупы которых пока не обнаружены, но я уверен, что когда-то мы их найдем. Насчет того, почему стало возможным совершение таких тяжких преступлений в Энске. Местные милиционеры пустили дело на самотек, в криминальной милиции под руководством Смирного не было ни единой информации о преступнике, начальник уголовного розыска Овсянников самоустранился от дела. Эти бездействия местных милиционеров позволили опасному преступнику безнаказанно действовать на вверенной им территории в течение длительного времени. Товарищ генерал, доклад закончен.

— Молодец, Юрий Александрович! — похвалили генерал опера. — Объявляю вам благодарность и поручаю начальнику отдела кадров подготовить представление о присвоении вам звания «полковник милиции» сверх потолка. Такие сотрудники уголовного розыска, как Юрий Александрович, являются локомотивом нашего ведомства, и их надо смело награждать самыми высокими наградами. А сотрудников Энского РОВД, включая начальника отдела, наказать самым суровым образом.

Узнав об этом, Овсянников зашел к Смирному и предложил:

— Василич, пойдем пить водку. Надоело все это, пора подавать рапорт на пенсию.

Прошел год. За это время могилы девочек так и не были обнаружены, Барагозов полностью отказался от всех своих показаний и в следственном изоляторе ждал суда. Ягелев, получив звание «полковник милиции», охладел к делу и прекратил его оперативное сопровождение. Однажды Овсянников, будучи в столице, через оперов тюрьмы встретился с Барагозовым. Тот не стал с ним даже разговаривать, пригрозив жалобой в прокуратуру.

В сентябре девяносто восьмого состоялось закрытое судебное заседание в отношении Барагозова, поскольку, как гласит закон… «рассмотрение уголовных дел о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности и других преступлениях может привести к разглашению сведений об интимных сторонах жизни участников уголовного судопроизводства либо сведений, унижающих их честь и достоинство».

Далее закон поясняет… «при слушании дела в закрытом заседании посторонние не вправе присутствовать в зале, где оно слушается, в процессе присутствуют только его участники: судья, секретарь судебного заседания и стороны: государственный обвинитель, потерпевший, его законный представитель, обвиняемый, его адвокат и законный представитель. Иные участники процесса: свидетели, эксперты и другие могут присутствовать в судебном заседании только на время их допроса».

Несмотря на это, народ толпился возле здания суда, взрываясь криками и проклятиями, когда конвой с подсудимым проходил мимо. Люди были готовы растерзать душегуба, поэтому начальник милиции бросил конвою дополнительные силы.

Барагозов обвинялся в убийстве двух девочек во время сбора грибов и в изнасиловании своей дочери. По другим его преступлениям следователь так и не смог закрепиться и найти существенные улики, поэтому он убрал эти эпизоды из дела, как недостаточно доказанные. По сути, убийца предстал перед судом только за те преступления, которые были доказаны по горячим следам сыщиками Энского РОВД, раскрытия которых самым наглым образом были присвоены Ягелевым.

Первым допросили дочь Барагозова, которая на голубом глазу под присягу поведала суду, что никакому изнасилованию со стороны отца не подвергалась, а рассказала об этом из-за страха перед милиционерами. Очевидно, девушка в последний момент поняла, что теряет единственного родного человека и решила встать на его защиту, тем самым повторила роковую ошибку своей матери. Прокурор-гособвинитель, оторопев от такой неожиданности, задал вопрос:

— Вы же добровольно давали показания не только милиционерам, но и следователю прокуратуры. Вот вам всего пятнадцать лет, а вы давно уже живете половой жизнью, об этом в деле есть справка медицинского работника. С кем вы тогда вступали в половую связь?

— Да, я ранее вступала в половую связь с мужчиной, но это был не отец, а Нилов.

— А еще у вас были половые партнеры? — поинтересовался прокурор.

— Нет, Нилов мой единственный партнер.

Вскоре по требованию прокурора перед судом предстал Нилов, высокий парень двадцати двух лет. Прокурор спросил его:

— Вы подтверждаете, что вступали в половую связь с гражданкой Барагозовой Ксенией?

Парень, настороженно сверкнув глазами, ответил:

— Все произошло добровольно. Она меня пригласила к себе домой, и у нас это случилось непроизвольно.

— А когда это было?

— В начале лета.

— Вы знали, что она несовершеннолетняя?

— Нет, не знал, — резко мотнул головой Нилов. — Она же сформировавшаяся девушка, ей можно дать лет двадцать.

— Ксения говорит, что ты у нее первый мужчина. Это правда?

Парень усмехнулся, чуть не сорвавшись на смех:

— Это она так говорит? Она самая опытная из всех моих девушек.

— А сколько их у вас, девушек этих?

— Хватает.

— Значит, вы утверждаете, что в момент вступления в половую связь с вами, она не была девственницей?

Широко улыбнувшись, парень горделиво выпалил:

— Утверждаю, что она не была девочкой. Она была очень опытной женщиной, и мне даже неудобно рассказывать суду, какие чудеса она творила со мной.

— Достаточно, можете быть свободны, — поспешил указать ему судья, сконфузившись от откровений самодовольного повесы.

Следующим вызвали Ягелева. Судья попросил:

— Расскажите, как вы раскрывали преступление.

— О-оо, это секретные данные, и я не могу тут об этом рассказывать, — важно изрек опер. — Была проведена колоссальная работа, прежде чем мы вышли на след этого человека.

— Разрешите вопрос, — встал адвокат потерпевших. — Юрий Александрович, почему вы тут всех вводите в заблуждение? Преступления раскрыли местные оперативники под руководством начальника уголовного розыска Овсянникова, а вы только примазались к этому событию. И никаких секретных и колоссальных работ вы не проводили. Я сам родился в Энске и прекрасно знаю, кто чем дышит.

— Как это я не работал?! — опешил Ягелев. — Я целый месяц сидел в кабинете с Барагозовым!

— Вот именно «сидели» — иронично усмехнулся адвокат. — Что вы сделали за это время? Ничего. Мусолили уже раскрытое другими оперативниками дело, а неочевидные преступления так и остались неочевидными. Так что снимите свои погоны полковника, вы их не заслужили.

— Вы меня не оскорбляйте! — крикнул Ягелев, и судья остановил пререкания, ударив ладонью по столу:

— Все, хватит, адвокат садитесь, а Ягелев может быть свободен!

На следующий день, когда привели подсудимого, и он только присел на скамью, из зала встал седовласый мужчина и кинул в него кинжал, который, пролетев через железную клетку, звеняще воткнулся в деревянную спинку сиденья. Судья невозмутимо спросил у секретаря:

— Кто это?

— Это дедушка одной из девочек, — испуганно ответила секретарь. — Он представитель потерпевших, фамилия его Журавлевич.

Судья так же невозмутимо указал:

— Гражданин Журавлевич, прошу вас покинуть зал.

Прежде чем выйти из зала суда, мужчина, обращаясь к подсудимому, процедил сквозь зубы:

— Бандеровское отродье!

Судья, прекрасно зная состояние души этого пожилого человека, закрыл глаза на попытку убийства им подсудимого. В глубине души судья даже пожалел, что кинжал пролетел мимо. Он, изучив перед судом дело, возненавидел подсудимого всеми фибрами души, что случилось с ним впервые. До этого служителя Фемиды относили к самому беспристрастному судье, что было правдой, но сегодня эта справедливая оценка его профессиональных качеств дала сбой. Он был всецело на стороне дедушки убитой девочки и, если бы кто-то попытался возбудить против него дело, он бы сделал все, чтобы спасти его от уголовного преследования.

Начался допрос Барагозова, судья задал вопрос:

— Признаете ли вы, что в течение длительного времени совершали развратные действия и насиловали свою родную дочь?

— Нет, я ее никогда не трогал и не насиловал. Все это клевета, с целью опорочить меня.

Выступил прокурор:

— Подсудимый пытается ввести всех в заблуждение. На первоначальных следственных действиях доказано, что Барагозов, после совершения убийства двух девочек приехал домой и изнасиловал родную дочь. Об этом тогда рассказала сама дочь обвиняемого Ксения, которая выдала простыню, где обнаружена сперма подсудимого.

— Никого я не насиловал, — упрямо повторил подсудимый. — И не убивал никого…

— Как это не убивали?! — еще более удивился прокурор. — А ваши признания, изъятая у вас винтовка, следы крови девочек на вашем нижнем белье, на куртке и многое другое? Вы от всего этого отказываетесь?

— Да, отказываюсь, — угрюмо ответил подсудимый. — Винтовка моя, я стрелял по бурундукам и случайно попал в девочку. Увидев это, я испугался и убежал с места происшествия.

— А вторую девочку кто убил? Кто их обеих изнасиловал?

— Не знаю. Людей шастает по лесу много, могли воспользоваться моментом, чтобы свалить всю вину на меня…

Суд продолжался.

И вот настал день приговора. Уже с утра возле здания суда собрался чуть ли не весь город. Среди людей был и Овсянников. Все с потаенной надеждой ждали сурового возмездия в отношении убийцы.

А в зале судья Федотов, немолодой уже мужчина, с трудно скрываемой ненавистью к подсудимому, дочитывал приговор суда:

«…все указанные доказательства полностью подтверждают виновность Барагозова в изнасиловании не достигших четырнадцати лет Журавлевич Василины и Шишкаревой Серафимы, в их умышленном убийстве с особой жестокостью с целью совершить изнасилование и попытку скрыть эти преступления…

… при назначении меры наказания суд смягчающих обстоятельств не находит и не учитывает…

… учитывая все обстоятельства дела, характеристику виновного, исключительную общественную опасность совершенных Барагозовым преступлений в течение ряда лет, суд относит подсудимого к лицам, утратившим человеческое право жить, исправление и перевоспитание которого невозможно…

… на основании вышеизложенного суд приговорил: признать Барагозова виновным и в соответствии со статьей шестьдесят девять уголовного кодекса Российской Федерации окончательную меру наказания определить смертную казнь».

В это время уже два года в России действовал мораторий на смертную казнь, но судья вынес суровый приговор в отношении этого нелюдя в надежде, что он никогда не выйдет на свободу, получив взамен расстрела пожизненное заключение.

Когда адвокат потерпевших вышел на улицу и сообщил о приговоре собравшимся людям, наступила гробовая тишина. Вдруг кто-то стал хлопать в ладони, вслед за ним, сурово прищурив глаза, стиснув до боли зубы стали аплодировать остальные, у многих на глазах навернулись слезы.

Несколько человек подошли к Овсянникову и по очереди крепко пожали ему руку, высказывая слова благодарности за справедливое возмездие.

В этой суматохе никто не обратил внимания, как Ягелев тихо проскользнул мимо людей и направился в сторону гостиницы. Он был взбешен. Полковник милиции надеялся, что в Энске его будут встречать как триумфатора, избавившего горожан от опасного преступника, но люди быстро раскусили его подлую сущность и отдали дань уважения добросовестным милиционерам — истинным участникам поимки кровавого злодея.

Зайдя в расстроенных чувствах в номер гостиницы, Ягелев позвонил знакомому корреспонденту местной газеты Клименко, которая уже несколько раз порывалась взять у него интервью:

— Юлия Евгеньевна, надо бы встретиться.

— Хотите дать интервью? — обрадованно воскликнула корреспондент. — Давайте встретимся, тем более вашему убийце сегодня дали расстрел!

— Он уже никогда не выйдет на свободу, а все благодаря мне, — горделиво изрек Ягелев и с обидой в голосе пожаловался: — А то тут некоторые хотят принизить мою роль в изобличении преступника. Эту несправедливость надо устранить путем публикации моего интервью в районной газете.

Когда интервьюируемый закончил свой рассказ полный пафоса и самобахвальства, корреспондент засобиралась домой, и тот попросил ее:

— Юлия Евгеньевна, где-то воткните в статье слова «легенда уголовного розыска». Меня многие так называют, и вполне заслуженно.

На следующий день Овсянникову принесли газету «Энские зори», где на первой странице красовался портрет Ягелева и внизу надпись: «Ходячая легенда уголовного розыска области». Овсянников не стал читать далее, а, бросив газету прочь, с сарказмом усмехнулся:

— Не хочу знать про эту ползучую «легенду».

Сыщики, подчиненные Овсянникова, прочитав статью, недоуменно роптали:

— Мы ночами не спали-работали, а про нас и про нашего шефа ни одного слова! Оказывается, маньяка изобличила «ходячая легенда»!

Часть 3