Через два дня Герасимов сообщил Владлену, что старик ждет в любое время, и назвал адрес, но дела помешали пойти сразу. За эти дни состоялась очная ставка между Герасимовым и Сазоновым, последнему было предъявлено обвинение, следствие шло полным ходом. Ким постоянно находился рядом с Кулаковым и во всем ему помогал.
Однажды Ким пришел к Владлену и поделился недавним забавным случаем:
– Получилось как-то, что Сазонов и Герасимов оказались вместе в кабинете следователя. Следователь, допрашивавший Сазонова, отвлекся на разговор по телефону, а я заполнял документы, уткнувшись лицом в стол. Герасимов сидел рядом со мной. Вдруг я краем глаза вижу, что Сазонов делает ему знак: погрозил пальцем и приложил к губам, мол, молчи, откажись от своих показаний. Мне захотелось посмотреть на реакцию Герасимова, насколько он настроен идти до конца, поэтому я сделал вид, что не замечаю этих жестов Сазонова. Герасимов сначала поерзал на стуле, а потом такую фигу показал Сазану, что я не выдержал и расхохотался. Следователь аж трубку телефонную выронил. Так что я лично убедился, что настрой у Герасимова нормальный.
К старику Владлен попал только через две недели. Хозяйка дома, женщина шестидесяти лет, узнав, кто пришел, провела его в дальнюю комнату. На кровати лежал глубокий старик с белой жидкой бороденкой. Одет он был в белое нательное белье. У изголовья кровати, прислоненный к стене, стоял гладкий до блеска посох, очевидно, выструганный когда-то из молодой березы и за долгие годы использования отшлифованный рукой старика. «Ну точно китайский мудрец!» – подумал Владлен, вспоминая рассказ Герасимова.
Женщина помогла старику сесть в кровати и громко сказала:
– Это человек из милиции, про которого говорил Игорь. Хочет тебя послушать. Вы тут посидите, побеседуйте, а я пойду. Чуть погодя принесу вам чаю.
– Здравствуй, дед, – поздоровался со стариком Владлен. – Мне про тебя Игорь рассказал, заинтересовался я твоими историями, поэтому и пришел.
– Жду я тебя давно, уж две недели, – промолвил старик. – Знаю я много, если все рассказывать, тебе придется сидеть тут три дня и три ночи. Что тебя конкретно заинтересовало?
– Последние пять лет по своей работе я постоянно сталкиваюсь с Чочур-Мураном, вот и увлекся историей горы. Изучил разную литературу: легенды и предания, очерки и статьи – везде пишут по-разному. Поэтому решил начать с первоисточника, хранителем которого ты, как мне кажется, и являешься, – польстил он старику.
– Правильно говоришь, молодой человек, – покашливая, проговорил старик. – То, что я рассказываю, слышал я от деда, а дед – от отца… Истоки моих рассказов тянутся из далекой древности. Священней места в долине Туймаада, чем Чочур-Муран, нет. У его подножия одно время жил якутский царь Тыгын Дархан. Жил он там богатой жизнью, скота у него было больше, чем звезд на небе, его окружали сильные и смелые воины. Но однажды убили его сына от седьмой жены, еще младенца. Убийцу так и не нашли…
– А разве он не сам убил своего сына?! – спросил Владлен, невольно прервав рассказ старика.
– Нет, это был самый любимый сын Тыгына. Поговаривали, что он убил кого-то из сыновей, а возможно, и троих, но то были сыновья от других жен. Не знаю, не был свидетелем, может, напраслину возводили на него враги. А этого сына Тыгын берег как зеницу ока, как наследника престола. Тыгын жестоко наказал воинов, которые должны были охранять любимого сына, и после этого объявил Чочур-Муран священной горой. С этого времени совершать злодеяния в ее окрестностях запрещалось, а кто ослушается повеления царя, того ждет неминуемая погибель. На второй год после смерти сына от горя умерла седьмая жена Тыгына. Он ее похоронил на ЧочурМуране, а сам покинул эти места. С тех пор жена охраняет покой сына, который захоронен там же.
Владлен приготовился услышать самое интересное, но в этот момент в комнату с подносом вошла хозяйка дома.
– Отец, попей с гостем чайку, – сказала она старику и придвинула столик с подносом к кровати.
На подносе стояли две огромные чашки чая с молоком, большая тарелка с горкой оладий, сливки и варенье в пиалах.
Старик отпил чаю, к еде даже не притронулся. Владлен же, уплетая оладьи и запивая их удивительно вкусным чаем со сливками, с интересом слушал продолжение истории.
– Говорят, видели эту женщину в тех местах, пугает людей ночами. А тех, кто совершает черные дела на этой священной земле, она наказывает. Вот еще до революции двое братьев…
– Про братьев я уже знаю, Игорь рассказывал, – остановил старика Владлен. – Хочу спросить у тебя. Я встречался с той женщиной в сонном бреду во время болезни, но она спасла мне жизнь в реальности. Я преследовал убийцу, который совершил преступление на Чочур-Муране, а он, в свою очередь, хотел убить меня. Во сне мне эта женщина явилась и предупредила об опасности. Что бы значил этот сон, объясни, пожалуйста.
– Это был не сон, ты попал в другой мир, в другое время. Ты об этом сам не знаешь, думая, что это просто сон, но, чтобы ты не терзал себя догадками, царица ниспослала тебе хворь, и тебе показалось, что это бредовость от болезни. Она оберегла тебя от смерти, потому что ты, сам того не ведая, действовал по велению Тыгына, чтобы наказать преступника, осквернившего священное место. А преступника ждет суровая кара…
– Да, лет двадцать тюрьмы, – проговорил Владлен, впечатленный рассказом старца.
– Я говорю не только про суд людской, он будет, этот суд. Я говорю про другую кару…
– Еще одно хочу я спросить у тебя. Почему вокруг горы десятилетиями все было спокойно – и вдруг пять лет назад за полгода мы обнаружили там четыре трупа? Как это объяснить?
– А как ты хотел?! На стыке веков – нет, бери выше, тысячелетий – там должны происходить события из ряда вон выходящие. Теперь снова воцарится спокойствие, думаю, надолго. Но, прежде чем это произойдет, гора поглотит девять жизней.
«Девять жизней… Цифра какая-то не простая, мистическая… Кого он имеет в виду? Алексеев и Попов – это две безвинные жертвы, еще грузин и Малик – два представителя криминала, итого четыре, Токай – пять, Житков и убийца грузина – семь. Всего семь человек. Сазана мы арестовали, смерть ему не грозит, Герасимов непосредственно не участвовал в убийстве. Про кого же говорит старик?» – напряженно думал Владлен.
Со стариком пора было попрощаться, но в последний момент Димову все-таки захотелось узнать судьбу Герасимова. «Старик не знает, что его родственник замешан в убийстве. Ему об этом никто не говорил. Как бы поделикатнее спросить его?» – думал он, перебирая в голове варианты.
– Меня интересует один вопрос: если человек был вместе с преступниками, совершившими убийство на Чочур-Муране, но сам не принимал в этом участия, то что может ему грозить? И как ему искупить вину?
– А-а, ты имеешь в виду нашего оболтуса Игоря? Пусть искупит вину, помогая вам, милиционерам, исполнить волю Тыгына.
Владлен, сраженный словами старца, сам не понял, как очутился на улице.
На второй день в прокуратуре у следователя он застал Герасимова и строго его спросил:
– Игорь, ты точно никому из родственников не говорил, что замешан в деле об убийстве?
– Нет, никому. Абсолютно никому.
– И деду тоже? – уточнил на всякий случай Димов.
– Ему тем более. Узнает – умрет, и так еле живой ходит.
Владлен молча повернулся и вышел из прокуратуры с твердым намерением забыть на какое-то время про Чочур-Муран и выбросить из головы связанную с ней чертовщину.
Послесловие
Через полгода состоялся суд над Сазоновым. Тот продолжал отрицать свою вину и в последнем слове обвинил оперативников, следователя и судью в предвзятости и сговоре с целью посадить его за преступление, которое он не совершал. Но собранных доказательств оказалось достаточно, чтобы определить его в места лишения свободы на восемнадцать лет. Герасимов держался на суде молодцом, последовательно доказывая главенствующую роль Сазонова в убийстве Алексеева и Попова.
Самоубийство Федотова-Токая так и не было переквалифицировано в убийство. В прокуратуре материалы, которые предоставили сыщики, сочли недостаточными для возбуждения уголовного дела. Так что операм предстояло дальше работать по этому делу.
«Клеопатра» сгорела. Это была не бандитская разборка, как казалось на первый взгляд. Ресторан поджег сторож, которого в свое время обидел Сазонов.
Убийство Житкова не было раскрыто. Поговаривали, что ему отомстили за Малика те самые охранники, которые обчистили ломбард, но их следы затерялись в огромной России.
По факту избиения Гаврилова Сазонов получил три года, но этот срок поглотился теми восемнадцатью годами, которые ему дали за убийство.
Владлен за это время ни разу не вспоминал про гору Чочур-Муран и потихоньку стал забывать о ней. Но однажды она напомнила о себе сама.
После нескольких бессонных ночей в поисках бандитов, совершающих налеты на коммерческие киоски, Владлен вернулся домой смертельно усталым и голодным. Он набросился на ужин, оставленный женой на столе: съел без остатка холодный плов, из холодильника достал графин водки, налил полстакана, залпом выпил, закусил соленым огурцом, а затем непослушными от усталости ногами добрел до дивана и свалился спать.
Ночью ему снился сон: он опять очутился на Чочур-Муране. На этот раз поле у подножия горы было заполнено людьми, шел какой-то праздник. Причем люди разделились на группы, каждая огородила свой участок тугими веревками из конских волос – получился тюсюлгэ [52], и Димов понял, что празднуется Ысыах. Лица людей, живших сотни лет назад, Владлену показались светлее и одухотвореннее, чем у их современных потомков, отягощенных плодами цивилизации.
От тюсюлгэ к тюсюлгэ, произнеся благословенные речи собравшимся, поле обходил человек в воинских доспехах. Сопровождала его женщина в белом. Приглядевшись, Владлен узнал в ней ту, что являлась к нему во время болезни. На этот раз она не плыла по воздуху, а твердо ступала по земле.