– Следователь прокуратуры Герасимов. Вы подозреваетесь в совершении убийства гражданина Покровского Сергея Михайловича, тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения. Мы сейчас будем проводить у вас в квартире обыск. Понятые, проходите в комнату.
– К-какое убийство?! – воскликнула Мила. – Эдик, о чем они говорят?! Ты убил человека?!
Эдуард ничего ей не ответил, уткнувшись взглядом в пол. Милиционеры отвели плачущую Милу в другую комнату и приступили к обыску.
После проведения следственных действий Эдуарда и Милу повезли в отдел милиции и рассадили по разным кабинетам. Молодой оперативник стал разговаривать с Милой:
– Гражданка Ерофеева, если мне не изменяет память, вы бывшая жена сыщика Смирнова?
– Да, я бывшая жена Смирнова Эдуарда, сотрудника милиции.
– А каким образом вы связались с этим бандитом-рэкетиром по кличке Серебро?
Миле не понравился такой тон оперативника, и она резко бросила:
– А с каких пор запретили выходить замуж за бандита? И вообще, судом доказано, что он рэкетир и бандит?
– Чересчур умные? – криво усмехнулся опер.
– Бог не обидел, – вызывающе ответила она.
– Связавшись с преступником, вы предали память о муже, который боролся с этими преступниками.
– Никто никого и никогда не предавал, – твердо чеканя каждое слово, ответила она оперативнику. – Я не намерена слушать ваши нотации, давайте ближе к делу. В чем я подозреваюсь?
Во время этой словесной перепалки в кабинет заглянул Щукин. Увидев Милу, он кивком головы поздоровался с ней и обратился к оперативнику:
– Гражданку Ерофееву я заберу к себе, а ты займись Серебряковым.
Щукин кивком головы позвал Милу к выходу, она последовала за ним. В кабинете Щукин поставил чайник и тяжело вздохнул:
– Людмила Алексеевна, дела совсем плохи.
Руководитель уголовного розыска не стал ее ни в чем упрекать. Он, немолодой уже милиционер, познавший жизнь, прекрасно понимал все перипетии судеб людей, поэтому тактично не упомянул про связи девушки с преступником.
– А что случилось, Николай Орестович?! – воскликнула Мила. – Говорят, что Эдуард кого-то убил! Это правда?!
– К сожалению, правда.
– А кого он убил и зачем?
– Некоего Покровского, таксиста.
– Таксиста?!
В голове у нее промелькнул тот день, когда Эдуард получил огнестрельное ранение от каких-то таксистов.
– Знаете таксиста с такой фамилией? – спросил Щукин.
– Нет, не знаю, – мотнула она головой. – Когда это произошло?
– Почти месяц назад, мы задержали членов преступной группировки Серебрякова, они дают показания.
– Группировки?! – удивленно спросила она. – У Эдуарда была преступная группировка?! Мне показалось, что они его друзья…
– Одно другому не мешает. Они занимались вымогательством.
– Рэкетом?
– Да.
– И поэтому убили этого… Покровского?
– В том числе, – кивнул Щукин и протянул ей несколько фотографий. – Посмотрите, это снимки с места происшествия. Такую машину когда-нибудь видели? Может быть, она подъезжала к Серебрякову?
На черно-белой фотографии была запечатлена полуобгоревшая машина «Жигули» с разных ракурсов. Она посмотрела все фотографии, вернулась к первой, где четко прослеживался государственный номер, и сердце ее задрожало от ужасного предчувствия.
«Государственный номер одиннадцать-одиннадцать, таксист, зовут Сергеем. Не тот ли это Сергей?» – думала она, вспоминая события десятилетней давности, когда она была изнасилована после школьного бала.
Пальцы предательски дрожали, она положила фотографии и спрятала руки под стол. Только после этого поинтересовалась:
– А какого цвета машина?
– Вишневого.
– А марка?
– «Жигули» же.
– Нет, я про другое… Номер, что ли?
– Модель?
– Да, модель.
– «Семерка».
«Все, это он!» – подумала она и с последней искоркой надежды поинтересовалась:
– Николай Орестович, а фотография водителя у вас не имеется?
– Сейчас.
С этими словами Щукин вышел из кабинета и вскоре вернулся с паспортом, который протянул Миле:
– Вот его документ.
С паспорта на нее глядел тот самый Сергей, который когда-то ее, неопытную девочку-малолетку, заманил в свои грязные сети. Она бросила паспорт на стол и глухо спросила:
– Как его убили?
– Застрелили и сожгли в машине. Случайно, он вам не знаком?
– Нет, – резко мотнула она головой. – Ни разу не приходилось встречаться.
– Ладно, Людмила Алексеевна, идите домой. – Щукин встал и подал Миле ее документы. – Серебрякова уже арестовали, по всем вопросам обращайтесь к следователю прокуратуры Герасимову.
Мила плохо помнила, как пришла домой. Она проплакала ночь, вспоминая всю свою жизнь, маму, «трех мушкетеров», Смирнова… По мановению судьбы она встретила любимого человека, который, сам того не подозревая, так страшно отомстил за нее. Она не испытывала от этого какого-то морального удовлетворения, наоборот, ей было даже жаль того таксиста из далекой юности, встреча с которым так прекрасно начиналась и так скверно закончилась. В этом она стала обвинять себя, что не надо было соглашаться ехать к нему домой, а ограничиться рестораном, где все происходившее было сравнимо с похождениями Золушки на сказочном балу. Подспудно ее терзали подозрения, что смерть таксиста является продолжением того рокового предначертания, унесшего так много жизней вокруг нее. В эту ночь она вознамерилась уехать из родного края, поменять место жительства, как того советовала тетя Клеопатра. Она решила обмануть судьбу-злодейку, навсегда покинув обжитое место.
27
С утра Мила сходила на телефонную станцию и позвонила в Сочи. Трубку подняла Клеопатра, которая сонным голосом осведомилась:
– Алло, кто это?
– Тетя Клеопатра, это я.
– Милочка, это ты?! – удивленно воскликнула она. – А что на ночь глядя?.. Ах да, у вас утро.
– Тетя Клеопатра, я хочу уехать отсюда, – всхлипнула она. – Не могу я здесь жить, все у меня наперекосяк…
– Я же говорила. Поменять тебе надо обстановку, найти новых друзей, знакомых… Короче, приезжай ко мне. Пока поживешь у меня, а там обменяем твои две квартиры здесь на хорошее жилье, жениха найдем, я сведу тебя в церковь. Приезжай, Милочка, моя красотуля, даже не думай!
– Хорошо, тетя Клеопатра, буду готовиться.
– Давай, Милочка, жду.
Через две недели после ареста Эдуарда от него из тюрьмы нарочным пришла записка:
«Здравствуй, моя любимая! Извини, что все так случилось. Я испытываю чувство вины, что не смог сберечь нашу ЛЮБОВЬ. Людочка, ты самая лучшая, лучшая из лучших! Что сейчас греха таить – у меня были девушки, и не одна, но никто из них не стоит и мизинца твоего. Ты какая-то особенная, ты так женственна и прекрасна, от тебя исходят какие-то необъяснимые токи, которые завлекают и завораживают. Людочка, я тебя люблю очень и очень сильно и буду любить до конца жизни. Твой Эдуард».
Она прочитала письмо дважды, а затем сходила в комнату за деньгами, чтобы передать их посыльному, который ждал ответа в коридоре. Протягивая ему деньги, она проговорила:
– Найдите возможность доставить ему все, что у меня осталось. А письменного ответа не будет.
Лежа на диване, она со слезами на глазах думала об Эдуарде и их когда-то счастливой жизни:
«Кто кого больше предал? Ты, убив человека и разрушив все наше семейное счастье, или я, навсегда порвав с тобой? Мужчина должен бороться за любимую, а не бросать ее на произвол судьбы. Мне будет трудно без тебя, но я все эти невзгоды переживу и стану сильнее!»
Навязчивая мысль уехать отсюда навсегда не покидали ее ни на минуту, она стала потихоньку собирать в картонные коробки необходимые вещи, искала людей, готовых снять на первое время ее квартиру, предупредила заведующую детским садом о скором отъезде.
Однажды, когда она уже вознамерилась подать заявление об увольнении, ее вызвал декан факультета. Наталья Аркадьевна, женщина пятидесяти лет, была строгим, но справедливым руководителем. Все ее побаивались, хотя она незаслуженно никого не обижала, а к Миле относилась довольно благосклонно. Увидев девушку на пороге двери, она поманила ее рукой:
– Проходите, Людмила Алексеевна, проходите, хочу вас обрадовать. Поедете в Париж!
– Ой, а зачем, Наталья Аркадьевна? – удивленно спросила она.
– В порядке культурно-образовательного обмена нам выделили одно место, чтобы на три недели посетить Францию. Должна была поехать Софья Евгеньевна, но вы же знаете, что у нее мать при смерти. Так что собирайтесь, а то будет неудобно, если мы провалим этот проект.
– Там же нужны деньги, – развела она руками. – А я немного поиздержалась.
– Ничего страшного, – успокоила ее декан, – будете жить под Версалем у частного лица, проживание и трехразовое питание уже оплачены, бесплатный проезд туда и обратно, командировочные. Так что даже не думайте, вам надо попрактиковаться с прямыми носителями языка.
– Наталья Аркадьевна, но я же собираюсь увольняться. Может быть, отправите другого, кто останется здесь работать?
– Ничего, ничего, приедете и уволитесь. Всего-то на двадцать один день. Посмотрите на людей, себя покажете, благо есть что показать. С языком у вас дела обстоят отлично, думаю, что вы достойно представите наш университет.
– Постараюсь, Наталья Аркадьевна.
– Только смотрите, будьте начеку, – с шутливой улыбкой пригрозила она пальцем. – Французские мужчины очень охочи до красивых девушек, как бы не охомутали.
– Не охомутают, Наталья Аркадьевна, – с улыбкой мотнула она головой. – Пойду собираться.
Вечером Мила позвонила однокласснице-старосте:
– Марина, выручай.
– Что случилось?
– Кроме тебя, у меня никого нет, поэтому прошу об одном одолжении. Меня отправляют во Францию на три недели. На это время надо присмотреть за дочкой. Она ходит в круглосуточный детсад, ее надо забирать только в субботу и воскресенье. Согласна?