– Я что, уже арестована? – фыркнула женщина. – Вы ответите за это беззаконие!
– Отвечу! – бросил на ходу сыщик и, выйдя в коридор, направился в группу «А», которая специализировалась на вербовке негласного аппарата, тайно сотрудничавшего с милицией.
Аппарат этот состоял из разношерстной публики. Здесь были и лица без определенного места жительства и работы, а попросту бичи и бомжи, проститутки, ранее судимые, желающие немного подзаработать денег, сдавая своих дружков в руки закона, бандиты и подпольные дельцы, попавшиеся на компромате и, чтобы не сесть тюрьму, вынужденные пойти на стукачество. Были среди них и идейные, которые искренне хотели бороться с преступностью и избавить общество от этого зла. Никто из этих людей не знал друг друга как осведомителя милиции, каждый из них думал, что он один-единственный, который пошел в услужение милиции – по понятным причинам конспирация соблюдалась жесточайше. В особом ряду среди этих добровольных помощников милиции стояли агенты-внутрикамерники, разрабатывающие фигурантов в условиях неволи. Эти негласные сотрудники милиции были на вес золота, ведь никто особо не горит желанием с вольной жизни очутиться в душной и дурно пахнущей клетушке и побыть там несколько дней с каким-нибудь преступником. Как раз одного из таких агентов Власич посадил в камеру к Михайлову, а теперь предстояло найти агентессу для его супруги, а женщины-осведомители у сыщика на связи не состояли. Поэтому он решил обратиться в специализированное подразделение, чтобы выпросить у них женщину-агента.
– Здорово доблестным ашникам! – поприветствовал он сотрудников группы «А». – Как ваши дела, чем занимаемся?
Старшая группы, капитан милиции Скворцова, молодая еще женщина, опытная оперативница, хитро поглядывая на сыщика, поинтересовалась:
– Говори сразу, с чем пришел? Хочешь кого-то разработать в камере?
Скворцова знала, что сыщики обращаются к ней только по этому поводу – своих «агентов по воле» у них было предостаточно.
– Света, ты как в воду глядишь! – засмеялся сыщик. – Нужна женщина для разработки подозреваемой в убийстве.
– С женщинами у нас туговато, – покачала головой Скворцова. – Все рассосались в одночасье: кого посадили, кого убили, кого похоронили или исключили из агентурной сети.
– Во как! – огорченно развел руками сыщик. – Мне бы часика на три, не больше.
– На часика три, – задумалась оперативница. – Могу рекомендовать Марамойку.
Марамойка, она же агентесса под псевдонимом «Сорока», она же Чуркина Валентина Константиновна, сотрудничала с милицией с незапамятных времен. После освобождения из колонии бывшая арестантка болталась в городе без дела, взяв себе в привычку каждодневно обходить все винные магазины, не минуя и пивбары, и в конце своего вояжа приткнуться там, где и с кем ее застанет ночь. За все это время она успела перезнакомиться со многими преступными элементами, досаждающими жителям города и милиции. Однажды она была доставлена в райотдел милиции за мелкую кражу, где ее заприметил старый оперативник Прохоров и провел вербовочную беседу, в ходе которой она дала согласие на сотрудничество с органами внутренних дел, дабы снова «не загреметь в тюрьму» за рецидив. Прохоров ушел на пенсию, а «Сорока» осталась в агентурной сети милиции, сменив своего куратора. Сначала она работала блистательно: за ней числились раскрытия ряда краж, выявлены места сбыта краденого, два убийства, несколько разбойных нападений, тянущих к бандитизму, за что она получала неплохое жалование. Еще не старая, с подобающей для ее круга внешностью, манерой общения, характерной для отсидевших в колониях зэчек, как-то: мимика, жесты, «ботание по фене», она была вхожа во многие преступные группы. Но разгульный образ жизни дал о себе знать. В последнее время Чуркина сильно пила, перестала приносить информацию, причиной тому было то, что ею стали брезговать криминальные сотоварищи, прекратили с ней общение, и Скворцова подумывала о том, чтобы исключить «Сороку» из агентурной сети уголовного розыска за утрату разведывательных возможностей. Женщину еще не привлекали для внутрикамерной разработки фигуранток, и, когда Власич попросил о помощи, в голове у оперативницы моментально созрел план.
«Попробую-ка «Сороку» кинуть в камеру, – думала она. – Вдруг она там проявит себя с лучшей стороны, тогда можно повременить с ее исключением из нашего аппарата».
Договорившись со Скворцовой, чтобы агентессу через час поместили в камеру, Власич вернулся в кабинет, где застал Протасова, который горячо спорил с задержанной Михайловой:
– …не надо так говорить, мы просто так людей не задерживаем и не арестовываем. В каждом случае есть веские основания подозревать того или иного гражданина в совершении преступления…
– Знаю я ваши «подозрения»… – хмыкнула женщина и, увидев зашедшего оперативника, гневно спросила: – И сколько вы меня собираетесь здесь держать?!
– Ровно столько, сколько нужно, – бросил сыщик и поинтересовался у Протасова: – Раскрыли? Кого там убили?
– Пока не раскрыли, – устало выронил старший группы. – Обегали все вокруг – никто ничего не видел. А убили коммерсантку, фамилия ее Сенцова.
– Сенцова, Сенцова, – призадумался сыщик, затем, о чем-то вспомнив, выхватил со стола папку, достал оттуда исписанный лист бумаги, бегло прошелся по тексту и спросил: – Вера Георгиевна?
– Абсолютно верно, – удивленно поднял брови старший. – Откуда у тебя ее данные?
Власич, приложив палец к губам, мол, скажу без свидетелей, повернулся к женщине и приказал:
– Гражданка Михайлова, на время выйдите в коридор. Я вас вызову.
–Творят, что хотят, – буркнула женщина, выходя из кабинета.
Когда за женщиной закрылась дверь, Власич возбужденно выдохнул:
– Я позавчера разговаривал с убитой!
– Где?!
– На рынке «У озера»! Она тоже торгует бытовой химией!
Послушав рассказ сыщика, Протасов недоуменно развел руками:
– И что теперь получается? Кто-то выслеживает торговцев бытовой химией, убивает и грабит их?
– Да! И эти торговцы получают товар с одного и того же места – на базе у Михайлова!
– Постой, постой, – помахал рукой Протасов. – Ты хочешь сказать, что Михайлов сколотил банду и хлопает своих же клиентов? Сам-то он на дело вряд ли пойдет.
– Почему бы и нет? – почесал затылок сыщик. – Кстати, какова давность смерти Сенцовой?
Протасов, с прищуром вспоминая каждую мелочь при осмотре трупа и места происшествия, стал монотонно рассказывать, обращая свой взор куда-то мимо собеседника, словно в пустоту:
– Судебный медик начал осмотр примерно в десять и предположил, что убийство совершено около десяти часов назад. Получается, что ее убили в двенадцать-час ночи. И да, очень похоже, что ее хотели похитить, а для этого связали руки назад, но, очевидно, она оказала сильное сопротивление, и преступник или преступники накинули на шею жертвы удавку из брючного ремня, принадлежавшего ее покойному мужу, видимо захотев придушить для подавления воли, но не рассчитали и убили. В подтверждение этой версии, соседка через стену ночью примерно в указанное время слышала шум и сдавленный женский крик. Подумав, что соседи гуляют, а Сенцова иногда устраивала вечеринки, соседка не обратила серьезного внимания на этот факт. Утром эта же соседка обнаружила труп женщины в прихожей квартиры, а входная дверь была приоткрыта. Она сразу вызвала милицию. Обход других квартир в подъезде ничего интересного не дал, никто не видел и не слышал, чтобы в коридоре находились посторонние люди. Опросили людей, чьи окна выходят во двор на случай, если убийцы приехали на автомашине – тот же результат. С утра собрался идти на рынок «У озера», чтобы поговорить с людьми, которые знали Сенцову, но, оказалось, что ты там уже был.
– Надо узнать у жены, где ночью был Михайлов, – задумчиво произнес Власич. – Он сам был за рулем автомашины, а водитель ждал его на базе… Значит, Михайлов ночью мог ездить на машине.
Суждения оперативника заставили Протасова сбросить с себя отрешенность, и он, наконец, посмотрев в глаза своему подчиненному, спросил:
– Сам сел за руль, чтобы похитить и убить женщину? С похищением у него не получилось, и он убил ее на месте?
– Она жила одна? – поинтересовался Власич.
– Да, муж умер от болезни, а сын учится в школе милиции в Омске.
– Обе женщины жили одни и могли открыть дверь в ночное время только близкому человеку! – осенило сыщика. – Интересно, каковы были отношения Михайлова с Сенцовой?
– Хочешь сказать, что он и с Сенцовой состоял в любовной связи? – удивленно спросил старший. – С какой бы стати он стал вдруг мочить своих любовниц?
– Чем дальше в лес, тем больше дров, – понуро вздохнул Власич и поинтересовался: – Как она была одета?
– В одной комбинации.
– Значит, она уже легла в постель, но на стук встала и открыла дверь?
– Похоже. Только не стучали, а позвонили, потому что имеется дверной звонок.
– В нижнем белье она могла открыть дверь только хорошо знакомому человеку! Чем были связаны руки?
– Тоже ремнем мужа. В прихожей шкаф, возле него валяются двое мужских брюк без ремней, поэтому и предположили, что она связана и задушена ремнями мужа. Висит еще и третий костюм с брюками – там ремень на месте.
– Любитель ремней, – покачал головой сыщик. – У меня на четверо брюк один ремень.
– Судьба, – пожал плечами Протасов. – Покупая ремни, не думал, не гадал мужик, что так скверно закончится его любовь к кожгалантерее.
– У тебя лично какое предположение – кто и за что мог убить Сенцову? – спросил Власич. – Обрисуй, так сказать, мотивы и цели преступления.
– Пока ничего не могу сказать, – отрицательно помотал головой старший группы. – Но раз обе женщины занимались продажей бытовой химии, получали товар на одной и той же базе, при этом одну похитили, а вторую пытались похитить, то вывод напрашивается сам собой – наводчик может быть на базе Михайлова.
– Вот именно! – воскликнул Власич. – Не зря я решил закрыть эту подозрительную чету! Кстати, скоро должен позвонить упомянутый мною водитель Михайлова, которого тоже надо задержать!