[146]), почти пиетет к моему официанту и безумную любовь к стюардессе моего участка левого коридора на Палубе 10 – Петре, деве о чу́дных ямочках и широком честном челе, которая всегда носила накрахмаленную, хрустящую белую форму горничной и пахла кедровым норвежским дезинфектантом для чистки ванн и которая вылизывала каждый см моей каюты по десять раз на дню, хотя ее так и не удалось застать за самим процессом уборки, – личности волшебного и непреходящего очарования, заслужившей собственную литературную открытку.
Если конкретнее: с 11 по 18 марта 1995 года я – добровольно и за плату – согласился на карибский круиз на семь ночей (7НК) на борту «MV Зенит»[147]-47255-тонного корабля, принадлежащего «Селебрити крузес инк.», одной из более чем двадцати круизных линий, ныне действующих в южной Флориде[148]. Судно и его удобства, насколько я теперь понимаю стандарты отрасли, совершенно первоклассные. Еда превосходная, сервис безупречный, экскурсии на берег и бортовая активность организованы вплоть до мельчайших деталей для максимальной стимуляции. Корабль такой чистый и белый, будто его прокипятили. Синий цвет западной части Карибского бассейна варьировался между оттенками пеленок и флуоресцентным; как и небо. Температура – утробного уровня. Как будто само солнце настроили для нашего комфорта. Численное соотношение команды к пассажирам – 1,2:2. В общем, люксовый круиз.
Не считая мелких вариаций для конкретных ниш, люксовый круиз 7НК, по сути, универсален. Все мегалинии предлагают один и тот же продукт. Этот продукт – не услуга и не набор услуг. Это даже не столько «приятное времяпрепровождение» (хотя быстро становится очевидным, что одна из главных обязанностей директора круиза и его персонала – убеждать всех вокруг, что они приятно проводят время). А скорее чувство. Но это все равно настоящий продукт – просто производится оно в тебе, это чувство: смесь релаксации и стимуляции, бесстрессового потакания капризам и разнузданного туризма – то особое скрещение сервильности и снисхождения, которое продается под видом разных вариаций глагола «баловать». Этот глагол решительно испещряет многочисленные брошюры мегалиний: «… как вас никогда не баловали», «… побалуйте себя в наших джакузи и саунах», «Позвольте нам побаловать вас», «Побалуйте себя теплыми багамскими зефирами».
Тот факт, что современные взрослые американцы также ассоциируют слово «баловать» с некоторыми другими потребительскими товарами[149], – не случайность, вряд ли; и мегалинии масс-маркета и их рекламщики помнят об этой коннотации. И у них есть уважительная причина повторять это слово и подчеркивать его.
Этот инцидент попал в чикагские новости. За несколько недель до моего люксового круиза шестнадцатилетний парень кувырнулся с верхней палубы мегакорабля компании, кажется, «Карнивал» или «Кристал», – самоубийство. По версии новостей, это была несчастная подростковая любовь, неудачный корабельный роман. По-моему, отчасти дело в другом – в том, чего не может осветить настоящий новостной сюжет.
В люксовом круизе масс-маркета есть что-то невыносимо грустное. Как и многое другое невыносимо грустное, это ощущение неуловимое и комплексное в своих причинах, но имеет простой эффект: на борту «Надира» – особенно ночью, когда прекращаются все спланированные развлечения, подбадривания и шум веселья, – я почувствовал отчаяние. Это слово – «отчаяние» – уже затасканное и опошленное, но это серьезное слово, и пользуюсь я им серьезно. Для меня его денотация – простой сплав: странное желание умереть в сочетании с сокрушительным ощущением своей крошечности и бесполезности, являющим себя в виде страха смерти. Может, это близко к тому, что зовут ангстом. Но все-таки не совсем оно. Это больше желание умереть, чтобы сбежать от невыносимого чувства, что ты крошечный, слабый, эгоистичный и, вне всяких сомнений, умрешь. Мне хотелось прыгнуть за борт.
Предсказываю, что редактор это вырежет, но мне нужно прояснить кое-что насчет своего прошлого. У меня – человека, ни разу до этого круиза не выходившего в океан, – океан всегда ассоциировался со страхом и смертью. В детстве я запоминал статистику смертности в результате нападений акул. Не просто нападений. Смертности. Гибель Альберта Коглера на Бейкерс-Бич, Калифорния, в 1959-м (большая белая). Шведский стол в виде крейсера «Индианаполис» у Филиппин в 1945-м (много разновидностей, эксперты чаще называют тигровых и синих)[150]; серии инцидентов в стиле «большинство-смертей-на-счету-одной-акулы» около Матавана/Спринг-Лейка, Нью-Джерси, в 1916-м (снова большая белая; в этот раз в Раританской бухте, Нью-Джерси, поймали carcharias и нашли in gastro части человеческих тел (я знаю, какие и чьи)). В школе я в общей сложности написал три разных сочинения по главе «Брошенный» из «Моби-Дика» – где юнга Пип падает за борт и сходит с ума, оказавшись посреди пустой бескрайности. А теперь, когда сам преподаю, всегда задаю жуткую крейновскую «Шлюпку»[151], и меня просто трясет, если студентам история кажется скучной или залихватски-приключенческой; я хочу, чтобы их пробрал до мозга костей тот же страх перед океаном, который всегда испытывал я, понимание моря как первобытного, бездонного nada[152], глубины которого населены хохочущими зубастыми тварями, всплывающими к тебе со скоростью, с какой падает перышко. В общем, отсюда у меня атавистический акулий фетиш – который, должен признаться, на этом люксовом круизе вернулся со всей давно подавленной силой[153], и я поднял такую шумиху из-за одного замеченного (возможно) спинного плавника по правому борту, что моим сотрапезникам по Столику 64 на ужине пришлось наконец просить меня со всем возможным тактом заткнуться уже про свой плавник.
Мне не кажется случайностью, что люксовые круизы 7НК по большей части привлекательны для пожилых людей. Я имею в виду не дряхлых, а людей 50+, для кого смертность уже нечто больше чем абстракция. Большинство обнаженных тел, встречавшихся по всему дневному «Надиру», находились на той или иной стадии распада. А сам океан (по-моему, чертовски соленый – просто-таки соленый до уровня ополаскивателя при больном горле, а его брызги такие коррозийные, что одну петлю моих очков, похоже, придется заменить) оказался, по сути, одной большой машиной тлена. Морская вода разъедает суда с поразительной скоростью: металл ржавеет, краска облупляется, лак слезает, блеск тускнеет, корпус покрывается ракушками, колониями ламинарий и неопознаваемыми вездесущими морскими соплями, похожими на воплощение смерти. В порту мы насмотрелись на настоящие ужасы: местные суда, уничтоженные тем, в чем они плавают, выглядели так, словно их окунули в смесь кислоты и говна и натерли ржавчиной и жижей.
Но не корабли мегалиний. Неслучайно они такие белые и чистенькие, ведь они явно должны символизировать кальвинистский триумф капитала и труда над первобытной тлетворностью моря. На «Надире» в поисках тлена шнырял как будто целый батальон маленьких жилистых ребят из третьего мира в синих комбинезонах. В странном рекламном очерке, который писатель Фрэнк Конрой предоставил для брошюры 7НК «Селебрити крузес», читаем: «Для меня стало личным вызовом найти потускневший металл, поцарапанный леер, пятно на палубе, провисший трос или хоть что-нибудь в неидеальном и неисправном состоянии. К концу поездки я таки обнаружил кабестан[154] с пятачком ржавчины в полдоллара на боку, глядящем на море. Мой восторг от этого крошечного изъяна тут же прервало появление матроса с роликом и ведром белой краски. На моих глазах он покрыл весь кабестан свежим слоем краски и, кивнув на прощание, удалился».
Вот какая штука. Отпуск – отдых от всего неприятного, а раз осознание смерти и тлена неприятно, может показаться странным, что американский отпуск мечты – это плюхнуться в гигантскую первобытную машину смерти и тлена. Но на люксовом круизе 7НК нас мастерски поощряют выстраивать всяческие фантазии о триумфе над этими самыми смертью и тленом. Один путь к «триумфу» – через горнило самосовершенствования, и амфетаминовый порядок «Надира» – откровенный аналог ухода за собой: диеты, упражнения, мегавитаминные добавки, косметическая хирургия, семинары по тайм-менеджменту от Франклина Квеста и т. д.
Но есть и другой путь в отношении смерти. Не уход, а угода. Не суровый труд, а суровое развлечение. Постоянные активации, вечеринки, праздники, веселье и песни 7НК; адреналин, возбуждение, стимуляция. С ними чувствуешь энергию, жизнь. С ними бытие кажется самодостаточным[155]. Вариант с суровым развлечением обещает не столько превосходство над страхом смерти, сколько способ его заглушить: «Расслабившись в салоне после ужина с друзьями[156], вы взглянете на свои часы и скажете, что уже почти начало шоу… Когда после стоячей овации опустится занавес, ваши спутники[157] заговорят только об одном: „А что дальше?“ Может быть, сходить в казино или потанцевать на дискотеке? Может быть, тихо выпить в пиано-баре или прогуляться под луной вокруг палубы? Обсудив варианты, вы вместе скажете: попробуем всё!»
Это, конечно, не Данте, но брошюра 7НК «Селебрити крузес» тем не менее чрезвычайно мощное и гениальное рекламное произведение. Журнального формата, тяжелая и глянцевая, прекрасно сверстана, текст перемежается фотографиями художественного уровня с загорелыми лицами богатых парочек