Невзирая на пластыри, в эти два первых завывающих дня многие пассажиры все равно страдают от морской болезни. Оказывается, что от морской болезни правда зеленеешь, хотя это странный призрачно-зеленый оттенок, бледный и жабий – и более чем чуть трупный на контрасте, когда больной человек одет к ужину в смокинг.
Первые две ночи подробности, у кого есть морская болезнь, у кого нет, у кого нет сейчас, но только что была или еще не проявилась, но вроде вот-вот уже начинается и т. д., – главная тема разговоров за старым добрым Столиком 64 в пятизвездочном ресторане «Каравелла»[181]. Общие страдания и страх перед страданиями прекрасно растапливают лед, а растопить лед важно, потому что на 7НК все семь ночей едят за одним и тем же назначенным столиком с одними и теми же спутниками[182]. Обсуждение морской болезни и тошноты за изощренными и тяжелыми деликатесами как будто никого не волнует.
Даже во время волнения мегакорабли не кренятся, не швыряют тебя по палубе и не катают тарелки с супом по столам. О том, что ты не на суше, говорит только некое легкое нереальное ощущение под ногами. В море пол каюты кажется каким-то 3D-шным, и опора требует доли внимания, какое никогда не требуется на старой доброй планарной статичной суше. Большие двигатели корабля в принципе не слышно, но, когда стоишь ногами на полу, их чувствуешь в виде странного позвоночного гула – на удивление успокаивающего.
Еще в море ходишь почти как во сне. Крутящий момент постоянно слегка меняется из-за воздействия волн. Когда на нос мегакорабля накатывают большие волны, корабль поднимается и опускается по продольной оси – это называется «носовая качка». Из-за нее возникает такая дезориентация, когда кажется, будто спускаешься по очень пологому склону, потом выравниваешься, а потом поднимаешься по очень пологому склону. Но зато словно пробуждается какая-то эволюционно ретроградная рептильная часть ЦНС и автоматически справляется со всем этим так, что даже нужно специально приглядываться, чтобы заметить что-нибудь сверх того, что ходишь почти как во сне.
«Бортовая качка» же – это когда волны бьют по кораблю сбоку, отчего он поднимается и опускается по поперечной оси[183]. Во время бортовой качки «MV Надир» чувствуешь очень легкое повышение требований к мускулам левой ноги, потом странное отсутствие всяких требований, затем требования к правой ноге. Эти требования смещаются с ритмом очень длинного маятника, и, опять же, эффект обычно такой незаметный, что помнить о том, что происходит, – почти упражнение в медитации.
Сильной носовой качки не было ни разу, хотя время от времени в борт била какая-нибудь одна реально большая волна уровня «Приключения „Посейдона“»[184], потому что время от времени асимметричные требования к ногам не прекращались и не перемещались, так что приходилось переносить на одну ногу все больше и больше веса, вплоть до той изощренно дразнящей степени, когда хочется за что-нибудь схватиться[185]. Это происходит очень быстро и никогда два раза подряд. Первая ночь на корабле запомнилась несколькими реально большими волнами с правого борта, и в казино после ужина было трудно сказать, кто перебрал «Ришбурга» 1971 года, а кто запинается из-за качки. Докиньте тот факт, что большинство женщин – на высоких каблуках, и сможете представить некоторую долю повсеместного головокружительного спотыкания / махания руками / хватания. Почти все на «Надире» – пары, и, когда начинается волнение, они висят друг на друге, как влюбленные первокурсники. Ты понимаешь, как им это нравится: женщины умеют как бы припасть и прильнуть к мужчинам, а у тех на ходу исправляется осанка и твердеет лицо, и понимаешь, что они чувствуют себя необычно солидно и надежно. Люксовый круиз 7НК полон таких мелких странных неожиданных романтичных самородков вроде помощи друг другу во время качки – так что сразу как бы понимаешь, почему круизы нравятся пожилым парам.
Еще оказывается, что бурное море – лучшее снотворное. Первые два утра на Раннем завтраке почти никого нет. Все проспали. Люди с многолетним опытом бессонницы сообщают о непрерывном сне в течение девяти, десяти часов. Сообщают они об этом с широкими и по-детски удивленными глазами. После долгого сна все кажутся моложе. Дневной сон тоже очень популярен. К концу недели, когда мы перепробовали все виды погоды, я наконец увидел связь бурного моря и великолепного отдыха: бурное море тебя убаюкивает, пока на окнах нежно шепчет пена, а двигатели гудят, как материнский пульс.
Я уже говорил, что знаменитый писатель и председатель Творческой мастерской Айовы Фрэнк Конрой писал собственное эссе о круизе для этой самой брошюры 7НК от «Селебрити»? Он правда писал, и начинается оно с трапа на пирсе 21 в первую субботу, с его семьей[186]: «Всего один простой шаг переносит нас в новый мир, некую альтернативную реальность, непохожую на ту, что осталась на суше. Улыбки, рукопожатия – и вот нас увлекает к каюте дружелюбная девушка из Обслуживания клиентов».
Потом они выходят к релингу плывущего «Надира»: «…Мы осознали, что корабль отчаливает. Мы не почувствовали предупреждения, никакой дрожи палубы, гула двигателей, ничего подобного. Как будто земля волшебным образом уменьшалась, словно неторопливый отъезд в кино».
Примерно в таком духе написано все конроевское «Мой круиз с „Селебрити“, или Столько всего, да еще и загар». Я не осознал всех выводов эссе, пока не перечитал, откинувшись в первый солнечный день на Палубе 12. Эссе Конроя элегантное, лапидарное, привлекательное и убедительное. Еще добавлю, что оно коварное, вызывающее отчаяние и попросту ужасное. Его ужасность не столько в постоянных и гипнотизирующих отсылках к фантазии, альтернативным реальностям и паллиативным силам профессионального балования:
Я взошел на борт после двух месяцев интенсивной работы и умеренного стресса, но теперь все это казалось отдаленным воспоминанием.
Я осознал, что прошла уже неделя с тех пор, как я мыл посуду, готовил, ходил на рынок, бегал по делам или делал вообще что-либо требующее минимальной мысли или усилий. Самыми сложными решениями стало «сходить на дневной показ „Миссис Даутфайр“ – или сыграть в бинго»—
и не в избытке позитивных прилагательных, как и не в тоне восторженного одобрения на всем протяжении текста:
Ибо все наши фантазии и ожидания нужно было по меньшей мере превзойти.
Но когда дело доходит до сервиса, «Селебрити крузес», кажется, готовы ко всему.
Яркое солнце, теплый безветренный воздух, бриллиантовое сине-зеленое Карибское море под просторным ляпис-лазурным куполом неба…
Подготовка наверняка очень строгая, потому что сервис действительно безупречен, и безупречен во всех отношениях – от стюарда кают до сомелье, от официанта на палубе до менеджера Обслуживания гостей, от обычного матроса, который бросит все дела, чтобы добыть вам шезлонг, до третьего помощника, который покажет дорогу в библиотеку. Трудно представить себе более профессиональное и отточенное предприятие, и я сомневаюсь, что в мире многое может с этим потягаться.
Скорее важный момент реальной ужасности эссе обнаруживается в том, как оно заново разоблачает желание мегалинии заниматься микроменеджментом не только восприятия люксового круиза 7НК, но и даже интерпретации и формулировки этого восприятия. Другими словами, пиарщики «Селебрити» попросили одного из самых уважаемых писателей США предсформулировать и заранее одобрить круиз 7НК, причем с профессиональным красноречием и авторитетом, каких могут надеяться достичь редкие мирские наблюдатели и формулировщики[187].
Но реально главная ужасность в том, что задумка и размещение «Моего круиза с „Селебрити“» – коварны, сомнительны и просто за всеми полустертыми гранями приличий, что еще остались в литературной этике. «Эссе» Конроя выглядит вставкой – на более тонкой бумаге, с другими полями, словно это цитата из какой-то более крупной и объективной вещи Конроя. Но нет. По правде «Селебрити Крузес» заплатили Фрэнку Конрою гонорар[188], хотя ни в эссе, ни где-то рядом не упоминается, что это оплаченный отзыв, нет даже такого мелкого «Такому-то компенсировали его услуги», мелькающего на телеэкране внизу справа во время рекламы с участием знаменитостей. Напротив, на первой странице этого странного рекламного эссе помещен снимок в авторском стиле с глубокомысленным Конроем в черной водолазке, а под снимком – авторская биография со списком книг Конроя, включая классику 1967 года «Stop-Time» – возможно, лучшие литературные мемуары XX века и одна из книг, из-за которых ваш бедный покорный слуга когда-то по-настоящему захотел стать писателем.
Другими словами, «Селебрити крузес» представляет рецензию Конроя на круиз 7НК в виде эссе, а не коммерческого текста. Это просто ужасно. И вот мой аргумент почему. Соблюдает оно их или нет, но фундаментальными обязательствами эссе должны быть обязательства перед читателем. Читатель – пусть даже на подсознательном уровне – это понимает и потому склонен относиться к эссе с довольно высоким уровнем открытости и доверия. Но коммерческий текст – совсем другое дело. У рекламы есть некоторые формальные, легальные обязательства перед истиной, но они достаточно широки, чтобы оставлять большое пространство для риторических маневров во исполнение первичного обязательства рекламы – служения финансовым интересам спонсора. В сухом остатке все попытки рекламы заинтересовать и увлечь читателя – не во благо читателя. И читатель рекламы это все тоже знает – что привлекательность рекламы по самой своей природе