Избранные эссе — страница 62 из 78

Мистер Макс Хардкор – a. k. a. Макс Стейнер, a. k. a. Пол Стейнер, урожденный Пол Литтл – ростом 168 см и очень подтянутый, вес – 60 кг. На вид ему где-то от сорока до шестидесяти, и больше всего он напоминает мезоморфного Генри Гибсона на грани безумия. На нем черная ковбойская шляпа и явно одна из немногих в мире гавайских рубашек с длинными рукавами. Как только помощник продюсера у входной двери расслабляется и заканчиваются знакомства (Г. Г. умудряется упомянуть свой журнал несколько раз в одном предложении), Макс показывает себя радушным и словоохотливым хозяином и предлагает всем гостям одноразовые стаканчики с водкой, прежде чем обсудить с вашими корреспондентами то, что он, Макс, считает самыми важными и актуальными вопросами предстоящей церемонии AVN Awards, а именно – карьеру, репутацию, личную историю и в целом жизненную философию мистера Макса Хардкора.

Жанр гонзо, первопроходцем которого считается (в зависимости от того, с кем вы говорите) то ли Макс Хардкор, то ли Джон («Баттмэн») Стальяно, стал одним из самых популярных и прибыльных во взрослой индустрии за последнее десятилетие. Гонзо – это более-менее как скрестить документалку от MTV и фреску «Ад» с триптиха «Сад земных наслаждений» Босха. Гонзо-фильмы всегда снимают в какой-нибудь узнаваемой локации или во время яркого события – на Дейтона-Бич во время весенних каникул, на Каннском кинофестивале и т. д. В фильме всегда есть пошлый и смазливый «ведущий», который говорит в ручную камеру: «Что ж, мы здесь, на Каннском кинофестивале, и, похоже, нас ждет множество волнительных моментов, Джон Траволта и Сигурни Уивер уже должны быть в городе, также здесь расположен всемирно известный пляж, и мне сказали, что на этом пляже всегда можно найти реально симпатичных девочек, так что туда мы и отправимся». (Это приблизительная подводка к недавнему гонзо-фильму про Канны – тот тип фирменных подводок, которые Макс, улыбаясь во все свои 56 зубов, называет «всегда милосердно короткими»; и, пожалуйста, отдельно отметьте реплику про «симпатичных девочек на пляже», потому что это еще одна профессиональная фишка Макса – инфантилизация женщин ради драматического контраста с образом самого Макса, который вечно изображает в кадре какого-то дегенеративного дядюшку или отчима.) Затем трясущаяся, но всегда сфокусированная камера движется в сторону океана, супермаркета, CES или чего там еще и находит привлекательных женщин[403], пока ведущий стонет и кусает кулак. Довольно скоро ведущий и камера подкатывают к женщинам, за которыми наблюдали, и вовлекают их в небольшие «интервью», полные вкрадчивых взглядов и двусмысленных замечаний. Среди дающих интервью девушек действительно есть случайные прохожие, но есть и те, которых Макс называет «подсадными утками», имея в виду, что они на самом деле профессиональные порноактрисы. И вот зрителя вовлекают в классическую студенческую фантазию, в которой благодаря паре реплик вроде «Привет, крошка» от наблюдения за привлекательной женщиной издалека все тут же переходит к дикому и анатомически разнообразному сексу, пока один из приятелей снимает все происходящее на пленку[404].

Вопрос, кто изобрел жанр гонзо, чрезвычайно спорный, и тем не менее поспоришь, что режиссер Макс Хардкор известен следующим: (1) он невероятно дисциплинирован в плане бюджета и тактической логистики, вплоть до того что заставляет съемочную группу и актеров носить одинаковые спортивные комбинезоны из красного нейлона, поэтому они выглядят как национальная лыжная команда – съемки Макса (по словам самого Макса) похожи на «почти что военную операцию»; (2) для своих фильмов он не только нанимает «подсадных уток», но иногда даже может уговорить настоящих «девочек» на пляже или в супермаркете отправиться в его особый фургон MAXWORLD и заняться анальным сексом на камеру[405]; (3) он первый представитель «мейнстримного» (то есть нефетишисткого) порно, совершающий над женщинами акты насилия и унижения, которые невозможно было даже вообразить еще несколько лет назад. Касательно пункта (3) Макс, уточнив для ваших корреспондентов склонности и страсти, которые привели его в порноиндустрию (история буквально настолько невероятная, что нет смысла даже пытаться проверить ее и напечатать), сообщает, что всегда был и остается «на переднем крае» индустрии и что другие, менее дерзкие и самобытные режиссеры систематически крадут и используют его, Макса, идеи по унижению женщин в качестве основы для своих неумелых и вторичных фильмов[406]. (Гарольд Гекуба и Дик Филт, кстати, слышали эту историю Макса столько раз, что теперь находятся вне круга нашего дискурса: Д. Ф. уже подозрительно долго в туалете, а Г. Г. на диване с актрисами обсуждает, к каким последствиям может привести закрытие сериала «Сайнфелд» для сетки вещания канала NBC в 1998 году.)

На деревянной полке над мини-баром на самом видном месте одиноко стоит настоящая статуэтка AVN Awards. Она похожа на «Оскар»/«Эмми»/

«Клио» с тем исключением, что руки фигурки вскинуты вверх, ладонями к зрителю (из-за чего она немного напоминает Ричарда Никсона в финале съезда Республиканской партии в 1968 году), а литье слегка мутное, что придает ей кубически-циркониевый вид. Тяжелая она и солидная или, наоборот, полая и несерьезная – неизвестно: никто не предлагает потрогать ее или взвесить в руках. Одна из «бэшек» на диване то ли смеется, то ли рыдает лицом в ладони после какой-то реплики Гарольда Гекубы, ее голые плечи содрогаются. Было бы просто великолепно, если бы на огромном телике сейчас включили повтор той серии «Сайнфелда», где герои пытаются воздержаться от мастурбации, но нет.

Когда один из ваших корреспондентов спрашивает Макса Хардкора, в какой номинации он выиграл эту статуэтку, Макс хлопает себя по коленке: «Я ее, на хрен, спер». Теперь, оглядев статуэтку со среднего расстояния, мы видим, что надпись «МАКС ХАРДКОР» на табличке в основании нацарапана явно непрофессиональным гравировщиком. На самом деле эту надпись, похоже, сделали отверткой. Макс комментирует историю со статуэткой: необъяснимо, но за годы работы он ни разу не был награжден, и на прошлогодней церемонии (а он вручает награды на каждой, и потому уверен, что таким образом организаторы AVN специально сыплют соль на его эмоциональные раны), уходя со сцены, заметил за кулисами картонную коробку, набитую статуэтками без гравировки[407]. Тогда он подумал, как он сам выражается: «Да пошло оно все на хуй, я, блядь, заслужил», – и подрезал одну из них, спрятав в своем огромном стетсоне, и с большим удовольствием отправился на вечеринку после церемонии прямо с украденной статуэткой под шляпой. Команда Макса очень смеется над этой историей, а актрисы – нет.

Теперь Алекс Дейн рассказывает Гарольду Гекубе о бездомной собаке, которую нашла и решила оставить. Она похожа на четырнадцатилетнюю девочку, когда с волнением описывает собаку; ее перевоплощение длится секунду или две и трогает до глубины души. Одна из «бэшек» тем временем объясняет, что ей только что вставили суперсовременные грудные имплантаты и она может регулировать их размер, добавляя или сливая жидкость с помощью маленьких клапанов под мышками, и затем – возможно, ошибочно приняв выражение лиц ваших корреспондентов за недоверие, – поднимает руки, чтобы показать эти самые клапаны. А там и в самом деле клапаны.

Очень многое в сегодняшней «взрослой» индустрии выглядит как неловкая пародия на Голливуд и нацию в самом широком смысле. Все топовые актеры в ней – комиксные пародии на сексуальную привлекательность. Грудные протезы, подтянутые ягодицы и (без шуток) искусственные скулы – не более чем проявления образа мышления, приносящего огромный доход индустриям липосакции и коллагена. Гинекологически-откровенная сексуальность Дженны, Жасмин и проч. выглядит как пародия в журнале «Мэд» на «знойную» сексуальность Шерон Стоун, Мадонны и многих других поп-икон[408]. Не говоря уже о том, что индустрия взрослого кино заимствует многие психологические уродства, которыми славится Голливуд: тщеславие, вульгарность, продажность, – и не только делает их явными и гротескными, но и, похоже, этой гротескностью упивается.

Старый добрый Макс Хардкор, например, абсолютный психопат – это черта его экранного гонзо-персонажа, – но и настоящий Макс / Пол Стейнер тоже. Если бы вы только были в этом номере. В шляпе и остроносых туфлях Макс приковывает к себе все внимание, он выглядит одновременно властным и безмозглым, пока аколиты в красных комбинезонах послушно смеются над его шутками, a недоучившаяся в школе девушка показывает свои клапаны. Более того, в течение первых десяти минут импровизированного интервью в «Сахаре» мы передаем друг другу экземпляр какого-то журнала под названием Icon, который, как сказал нам Макс, делает его профайл: мы должны пролистать журнал и одобрительно отозваться о его содежании и компоновке материалов, пока Макс наблюдает за нами с тем же гиперожиданием, с каким обычно наблюдают родители, ни с того ни с сего подсунувшие вам снимок своего ребенка. Хронология невыдуманная. Затем следует поток из смеси автобиографии и бэкграунда, в удовольствии увидеть который воспроизведенным на этих страницах ваши корреспонденты решили отказать Максу. После потока идет что-то вроде азов личной философии и теории гонзо Макса и история статуэтки. Водка – первоклассная, а стаканчики – пыльные. Затем одна из старлеток решает, что она проголодалась, и Макс настаивает на том, чтобы сопроводить ее вниз, в ресторан «Сахары», и хочет, чтобы все присутствующие присоединились, поэтому в итоге «бэшки», члены съемочной группы и ваши корреспонденты[409] неловко толпятся возле кафедры метрдотеля, пока Макс лично ведет актрису к столику, отодвигает для нее стул, заправляет салфетку в декольте, достает платиновый зажим с деньгами и объявляет голосом достаточно громким, чтобы было слышно всем и в ресторане, и в фойе, что он «хочет заранее возместить все расходы девочки», и сует купюры в нагрудный карман с платком смокинга метрдотеля, а затем о