Мы прошли мимо Мины Лохлир, только что вернувшейся из европейского турне, я увидела двоих мужчин, увлеченных разговором под бюстом Антиноя в нише. Одним из собеседников был Дэнис Рейдер, бродвейский комик, и, хотя второго я не знала, мне показалось, им не понадобится прилагать много стараний, чтобы обольстить друг друга. На вечеринках у Гэтсби не существовало правил, во всяком случае традиционных, и я задумалась, не останутся ли эти люди здесь так же, как человек, которого мы встретили в библиотеке, оторванные от мира, откуда прибыли.
В нише под лестницей устроился сенатор Барнс Хиллкок без пиджака и с сигарой «Мадуро Абано» в руке. Он беседовал с человеком, который длинными пальцами рисовал наброски прямо в воздухе между ними, и поверх плеча художника я увидела, как лицо сенатора багровеет и наливается тщеславием – вероятно, превосходящим по возрасту древних римлян.
Вскоре мы очутились перед дверью с элегантными панелями и ручкой из чистой яшмы. Дворецкий открыл ее, доложил обо мне и отступил, легким жестом приглашая войти. Как только дверь за мной закрылась, я почувствовала, что покрывало, до сих пор наброшенное на меня, сдернули, хотя опять не поняла, в чем дело – то ли некие чары сняли, то ли у Гэтсби просто настолько проницательный взгляд.
– Джордан Бейкер! – с удовольствием воскликнул он. – Надо же, какой красавицей вы выросли!
В свою очередь я решила, что выглядит он так, будто успел опробовать несколько поз, прежде чем дворецкий доложил обо мне. Комната, выбранная им для нашей встречи, была небольшой и уютной, с роялем в дальнем углу и нерастопленным камином в глубине. Мне представилось, как он встает, опираясь одним локтем на каминную полку, или устремляет взгляд в окно, выходящее на бухту, а потом просто решает дождаться меня в центре комнаты, с улыбкой на лице и руками, засунутыми в карманы. Другие мужчины в такой ситуации чувствовали бы себя неуютно, а он держался совершенно непринужденно, довольный тем, что на него глазеют, – лишь бы глазели с достаточным благоговением.
– Выросла, – согласилась я, проходя в комнату. – И, пожалуй, предполагала, что вы начнете с чего-нибудь пооригинальнее. Теперь я жительница Нью-Йорка, так что выросли и мои ожидания.
В моем голосе слышалось достаточно юмора, чтобы улыбка не исчезла с его лица, он жестом предложил мне ушастое кресло – одно из пары стоящих у камина.
– Не хотите ли присесть, Джордан? Позволите налить вам чего-нибудь?
– Того же, чего и вам, конечно.
Я имела представление, что предлагается остальным гостям, но, что бы ни предпочел Джей Гэтсби, этот выбор должен быть исключительным. Ничего иного он бы попросту не допустил, и я с интересом проследила, как он берет с изящного сервировочного столика для напитков бутылку резного хрусталя с притертой пробкой. Жидкость внутри бутылки была густой, вязко-черной, как ежевичный сироп. Перетекая в две стопки с золотыми ободками, она двигалась с томной неторопливостью. Одну стопку Гэтсби протянул мне, при этом слегка улыбнувшись.
– Эта партия доставлена из Италии. Вывезти ее из Италии оказалось, в сущности, труднее, чем ввезти в Штаты. Пришлось упаковать ее в груз скрипок Малатесты, по бутылке в каждую. Видите ли, Прато считает эти скрипки священными, что весьма забавно, если вспомнить, какой цели они послужили.
Он устроился напротив и пригубил напиток, не сводя с меня глаз.
Демоник полагается пить без льда и неразбавленным: в малых дозах – как лекарство, в дозах побольше – для удовольствия. Поскольку рядом со мной не было друзей, я выбрала компромиссный вариант, немного подержала напиток во рту, дала ему отчасти стать теплым паром и лишь потом проглотила. Он был настолько крепким, что без этой меры предосторожности я бы закашлялась, и даже с ней мне пришлось сидеть очень прямо, сфокусировав взгляд на одной точке противоположной стены, поскольку комната начала плавно крениться. Внизу живота потянуло, как при влюбленности, и я, наслаждаясь этими ощущениями, все же напомнила себе, что они лишь результат действия исключительно адской магии.
– Что же стало со скрипками? – спросила я. Я не играю, но на Бродвее нашлись бы музыканты, в том числе небедные, которые на многое отважились бы ради подлинной скрипки Малатеста.
Гэтсби пожал плечами – легкая улыбка на лице, стопка в пальцах уже пуста.
– Увы, они разбиты. Досадно, но демоник стоит таких жертв, вам не кажется?
– Это история, которую вы обычно рассказываете тем, кого хотите привлечь на свою сторону?
– Это история, которую я рассказываю вам, – его улыбка стала другой – играла на моих чувствах, намекала, что он не рассказал бы об этом никому другому. Я особенная, и приглушенное тепло крови демона в моем желудке указывало, что это правда.
Но я знала, что и Ник особенный, и ошеломленное, пораженное выражение в глазах Ника, которое я недавно видела, вновь напомнило мне сесть прямее и вместо того, чтобы выпить остаток содержимого стопки, приберечь его на потом.
– Она предназначена, чтобы убедить и меня рассказать вам что-нибудь?
Сразу стало заметно, что для него это чересчур прямолинейно. Он ожидал чего-то более покладистого, любезного и милого, но быть достаточно милой мне никогда не удавалось.
– Вы меня помните? – неожиданно спросил он, глядя в свою стопку. Его тон вдруг стал почти уязвленным.
Я воспользовалась случаем, чтобы рассмотреть его. К этому моменту вечеринки большинство мужчин уже как минимум расстегнули пиджаки, если не расстались с ними. А Гэтсби по-прежнему выглядел так, словно только что отошел от зеркала в своей гардеробной, пробор в его волосах точностью напоминал кремовую прорезь на искусно сотканном черном бархате. Туфли сияли, будто купленные сию минуту по такому случаю, и блеск лакированной кожи служил лишь отдаленным подобием глянца, наведенного на черный ноготь его безымянного пальца.
На кончике моего языка вертелся ответ – нет, я его не помню, совсем не помню, – но тут он поднял взгляд на меня. Этот взгляд немного взвинтил меня: он как будто позволил мне заглянуть в самую глубину, в эту пустующую комнату, пустую не потому, что ее нечем заполнить. Нет, содержимого там было на целый особняк – и вещей, и людей, и, вероятно, демонов.
Пустовала она потому, что он отказывался наполнять ее, сдерживался, запирал двери. Слишком легко было увидеть, как кто-нибудь, случайно наткнувшись на это место, окажется потерянным навсегда. Одному человеку никогда не заполнить его. Понадобилась бы целая история.
Двери резко захлопнулись, и на этот раз Гэтсби посмотрел на меня встревоженно. Я увидела слишком много, больше, чем он намеревался показать; все должно было пойти совсем не так. Вспомнив о своей стопке, я сделала еще один крохотный глоток, чтобы дать нам обоим время прийти в себя.
– Джордан, мне нужна ваша помощь.
Я ждала от него чего угодно, но только не этого. Мои глаза в полутьме комнаты, казалось, стали огромными, вбирали весь свет, какой могли, чтобы сформировать его образ. Это оказалось нелегко, как и предсказывал демоник в моей крови. Его оказалось слишком много, больше, чем должно быть человека, и я не видела его целиком и сразу.
– Нужна, а как же, – дерзко откликнулась я, и он улыбнулся, будто услышал от меня что-то действительно забавное.
– Вы поговорите с Ником для меня? Расскажете ему обо мне?
– Я ничего о вас не знаю, – возразила я. – А он мне нравится. С какой стати мне с ним говорить?
Его улыбка стала жесткой, а потом сменилась выражением грусти. Оно выглядело настолько правдоподобно, что я заморгала.
– Потому что я романтик. И всегда был им.
– Это не ответ.
– Ответ, – настаивал он. – Мне надо поговорить с Ником. Надо, чтобы он… узнал, кто я, кто я такой на самом деле.
– Вы же ранее прекрасно беседовали с ним сами, – напомнила я, но он покачал головой.
– Нет, что вы, – сказал он. – Мы были на вечеринке, говорили о войне, и он то и дело на что-нибудь да отвлекался.
На миг я задумалась, помнит ли он тот же разговор, что и я. В дальнейшем я убедилась, что вполне вероятно и обратное.
– Я не люблю вмешиваться в чужие романы, – солгала я.
– Речь не об этом, – торопливо заверил он, но виноватое выражение, мелькнувшее на его лице, сказало о другом. – Послушайте, буду с вами честен. Все, что вам нравится, все, чего вы…
– Нет! – перебила я, гневно уставившись на него. – Этого не будет, слышите? Прошу, никаких сделок, только не по этому поводу. Меня все и так устраивает, благодарю.
Уголок его рта дрогнул в легкой улыбке.
– Я мог бы раздобыть то, что вы хотите. Дать вам то, что вы пожелаете. Это мне хорошо удается. Лучше всех.
Я одним махом допила остатки демоника, потому что не хотела смотреть, как он окажется прав, а он наверняка окажется. В собственных желаниях я еще не разобралась, и, даже если бы он не исполнил их, возможно, мне понравилась бы его попытка.
Облизнув губы, я приготовилась вскочить и, закатив шумный скандал, покинуть комнату, однако он вдруг присел на подлокотник моего кресла, не сводя с меня красивых глаз и ничем не выдавая своей причастности к преисподней.
– Ну пожалуйста, Джордан!
Опять этот намек на ранимость. Я вздохнула, потому что уже тогда понимала, как он мне нравится. Он был старше меня, значительнее во всех отношениях, до которых только есть дело миру, и его обращенное ко мне «пожалуйста» угнездилось в моем сердце согревающим угольком.
– Видите ли, только вы одна на это способны, – шептал он. – Больше мне некого попросить, не на кого рассчитывать.
Он потянулся к моей руке, но я поспешила отдернуть ее. Не знаю, почему – может, из-за демоника, самоубийства в красивой бутылке, – но было что-то и в самом Джее Гэтсби.
Вид его стал слегка обиженным, но, прежде чем он успел извлечь выгоду из этой обиды, я кивнула.
– Отлично, – сказала я. – Кое-чем я не делюсь, но, пожалуй, к Нику Каррауэю это не относится.
Гэтсби расцвел улыбкой, в которой не ощущалось ни притворства, ни соблазна – одно лишь облегчение. Не слушая, как я ахаю, он взял в обе руки мою ладонь, крепко пожал ее и отпустил. Нет, мне совсем не понравилось.