На веранду они удалились широкими шагами, как охотники на болото, а я забрала у Дэйзи стакан и поставила на стол. Она не была пьяна, ее стакан был еще полон – в отличие от моего, почти пустого, но я припомнить не смогла, когда в последний раз она смотрела на меня таким туманным взглядом.
– А, привет, Джордан, – выговорила она, и я с трудом подавила желание встряхнуть ее.
– Дэйзи, ты дождешься, что кого-нибудь убьют.
– Нет, милая, не меня, – отозвалась она. – К тому времени мы будем уже далеко.
– Ты и я?
Она заморгала.
– Я с Джеем. И ты с Ником. Все будет хорошо, поверь мне.
Она наклонилась вперед, чтобы поцеловать меня, – видимо, в щеку, но то ли ее качнуло, то ли меня, и она коснулась моих губ. Мы обе имели привкус джина и лайма, призрачный след моей помады остался на ее губах. Поцелуй вызвал у меня шок потому, что ее ничуть не шокировал. Она подмигнула мне, провела пальцем по моей нижней губе, словно стирая поцелуй.
– Ш-ш, все будет хорошо.
Горничные повесили в столовой длинные полосы темно-синего шелка, ограждающего нас от солнца, и нечастые порывы ветра раздували эти импровизированные шторы, как паруса. Обед состоял из холодного мяса и опять джина, мы ковыряли еду с унылым видом. Вернувшись вместе с Гэтсби и Томом, Ник метнул в меня многозначительный взгляд; позднее мне предстоит вытянуть из него подробности.
Разговор метался беспорядочно, как мышь, попавшая в коробку-ловушку, и я думала, что, если еще раз услышу, как Том разглагольствует о своих намерениях вновь переделать гараж в конюшню, пожалуй, избавлю Гэтсби от лишних трудов и сама прикончу Тома.
Дэйзи, сидящая между Томом и Гэтсби, словно стала тоньше и напряженнее и, когда вздрогнула, показалась мне стальной гитарной струной, которую дернули слишком сильно.
– Ну, чем же нам, скажите на милость, занять себя этим днем? – воскликнула она. – И чем нам занять себя завтра? И следующие тридцать лет?
– У тебя меланхолия, – заявила я, не доверяя выражению ее глаз. – Нам вовсе незачем делать что-либо. Мы можем просто ждать осени. А осенью жизнь начнется заново.
Дэйзи покачала головой, ее глаза наполнились слезами. И я вспомнила тот вечер, когда она захотела увидеть льва. В ту минуту ее слезы были настоящими. Как и через минуту.
– Но ведь так жарко! – сказала Дэйзи. – Я больше не могу. Поедем все в город!
Мы с Ником уставились на нее, слишком измотанные жарой и неловкостью, потому и способные лишь вежливо глазеть. Гэтсби, вероятно, был бы только рад сотворить для нее снег, но Том всецело завладел им и донимал разговорами о лошадях, которых Гэтсби не имел и до которых ему не было дела.
– Кто хочет в город? – спросила Дэйзи, настойчиво повысив голос, и, когда Гэтсби взглянул на нее, подняв голову, замерла.
Мне всегда казалось, что Дэйзи, подобно всем нам, луисвиллским девчонкам, способна солгать ради правого дела – хотя, конечно, никто не смог бы убедить нас в том, какое дело следует считать правым. А теперь я видела, что никакая она не лгунья: на глазах у мужа она протянула руку, чтобы коснуться лица Гэтсби.
– О-о… – прерывисто протянула она, – о-о, как же ты хорош…
Она опомнилась в последний момент. Ощущение катастрофы, висевшее над нами весь день, наконец рассеялось, потому что сменилось собственно катастрофой.
И Гэтсби, который, как выяснилось, был всего-навсего сыном перепачканного в грязи фермера и его жены, наполовину индианки-чиппева, Гэтсби, который построил дворец столь прекрасный, что нам не понадобилось доискиваться истины, в тот момент просто забыл, как надо лгать. Они очутились одни в гостиной, в особняке, в штате, в стране, в мире, а нам, всем остальным, осталось только дубасить кулаками снаружи в отделяющую их стену.
– Ты всегда так хорошо выглядишь, – добавила Дэйзи, и чары развеялись.
– Ну ладно, – Том отодвинулся от стола. – Едем в город. Ты ведь этого хотела, Дэйзи?
Услышав, каким тоном заговорил с ней Том, Гэтсби прищурился, но Дэйзи примирительным жестом взяла мужа под руку.
– Но мы ведь еще даже не покурили, надо же нам дать всем возможность…
– Вы дымили весь обед, – перебил Том-спортсмен. – Едем.
Я потащила Дэйзи наверх, к ней в спальню («о, ненадолго – только слегка подправить макияж и взять шляпку!»), и сама намочила полотенце холодной водой. Она взяла его и приложила к глазам и раскрасневшемуся лицу.
– Не понимаю, что происходит, – туманно выразилась она, выказывая больше сомнений, чем прежде.
– И я не понимаю, – ответила я, – но, Дэйзи, прими решение. Ты же знаешь: нельзя иметь их обоих. Не можешь же ты жить в Ист-Эгге ради Тома и твоих родителей и каждый день, как зайдет солнце, переплывать через бухту к Гэтсби.
– Могу, конечно, – возмущенно возразила она. – Ты просто не понимаешь, Джордан. Жизни бывают не только двойные. Но и тройные, четверные и пятерные…
Она не была пьяна. В этом и заключался ужас.
Меня так и подмывало отказаться от поездки, но Дэйзи бросила полотенце на пол, пронеслась мимо меня и принялась вытаскивать из стенного шкафа картонки с одеждой и шляпами. Плащи и пыльники усеяли пол, Дэйзи протянула мне круглую золотистую шапочку, другую взяла себе.
– Идем, – позвала она. В ней ощущался жар, способный посрамить дневной, словно она горела в лихорадке. – Да идем же, Джордан!
Ник, Том и Гэтсби терпеливо ждали нас у подъездной дорожки, Том нудно рассуждал о машинах, Гэтсби терял терпение, Ник, судя по всему, начинал паниковать. Мне хотелось объяснить ему, что людям свойственно вести себя дурно и даже то, что в Сент-Поле годами будут вспоминать как повод для презрения, здесь окажется забытым уже в следующем сезоне. Том не унимался; почему-то ему втемяшилось самому сесть за руль машины Гэтсби.
– Так что берите мое купе, а я поведу вашу машину.
– Не знаю, хватит ли бензина, – отозвался Гэтсби, и лицо Тома стало еще жестче, несмотря на улыбку.
– Бензина полно, – сказал он. – А если кончится, заеду в аптеку. В наши дни в аптеке можно купить что угодно, ведь так?
Последовала неловкая пауза, только шаркали ноги. Я вертела в руках золотистую шапочку, гадая, не лучше ли будет для всех, если я изображу легкий обморок и меня придется перенести в дом. Случалось, и меньшего хватало, чтобы предотвратить катастрофу.
– Ах, черт, как же замечательно! – с почти естественным смешком воскликнула Дэйзи. – Мы с Джеем возьмем купе Тома, а с вами, Том, Ник и Джордан, встретимся в городе. Будет отлично.
Все, что случилось далее, не стоило выражения, возникшего на лице Тома, а то, что произошло ранее, ради этого выражения определенно стоило вытерпеть. У Тома отвисла челюсть, он побагровел и, будь у него в тот момент во рту сигара, уверена, перекусил бы ее пополам.
Не успел он опомниться, как Гэтсби помог Дэйзи сесть в купе, галантный, как кавалер, оказывающий любезность своей даме, и, когда они уезжали, она оглянулась, подмигнула и лихо помахала нам с Ником.
Тому, конечно, не осталось ничего другого, кроме как усадить нас с Ником в кремовый «роллс» Гэтсби. Ник сел впереди, я развалилась на заднем сиденье, и мы отбыли в город по следам купе, глотая его пыль.
Дэйзи-то хорошо, с досадой думала я. Она сидела в машине с Гэтсби, а нам пришлось терпеть брюзжание Тома, который то впадал в праведную ярость, то принимался скулить, жалея себя. Я перестала слушать, пока мы не добрались до Уиллетс-Пойнта в Куинсе и свалки шлака. Разумеется, там не было ничего интересного, кроме заправки Уилсона, которую я знала по поездкам в машине с Ником.
– Слушайте, а не заправиться ли нам? – спросила я, выпрямляясь.
– Бензина нам хватит до города, – отмахнулся Том.
– Да остановись уже, ради всего святого, – воскликнула я. – Я не собираюсь идти пешком по такой жаре, если у тебя вдруг кончится бензин.
Том застонал, но притормозил. Пока Ник помогал мне выйти, у Тома завязалась неожиданно воодушевленная беседа с ворчливым хозяином заправки, Уилсоном. Этот человек всегда подчеркнуто игнорировал меня, когда я появлялась здесь с Ником, поэтому теперь я отплатила ему той же монетой, оглядывая высокие кучи шлака, подпирающие дощатые заборы. Ветра, который развеял бы шлак, не было, но его кучи зловеще громоздились, словно угрожая похоронить нас, если мы сделаем хотя бы шаг за пределы заправки.
На заправке был и маленький магазин, но за кассой никто не присматривал. Я выбрала пачку жвачки со вкусом фиалок, оставила монетку на прилавке и вышла, надув жвачку и громко хлопнув пузырем. Уилсон наконец принялся заправлять машину, жалуясь Тому на денежные трудности и измены, в то время как Том все сильнее наливался краской.
– Можно подумать, у них есть хоть что-нибудь общее, разве что две ноги, две руки и почти полное отсутствие мозгов, – фыркнула я, обращаясь к Нику, вид у которого по-прежнему был слегка болезненным.
– Бедненький, – шепотом посочувствовала я ему. – Это же будет полная катастрофа. Что скажешь, если мы выпьем немножко, а затем удерем ко мне? Напиться и изнывать от жары на Парк-авеню можно с таким же успехом, как и везде, куда захотят Гэтсби и Дэйзи.
Ник покачал головой.
– Нет, я хочу остаться. И хочу, чтобы ты тоже осталась.
– Ладно, ладно, – я вздохнула. – Балую я тебя.
На это он слегка улыбнулся, и тут Том, опомнившись после очередного проявления неуважения, стал заканчивать разговор с этим мерзким типом Уилсоном. Тот окинул меня беглым неприязненным взглядом, пока Ник помогал мне садиться в машину.
Усевшись, я заметила мельком рыжую женщину в окне над магазином. Я видела ее всего мгновение, прежде чем Ник захлопнул дверцу, но она была в бешенстве, гнев превратил ее глаза в темные бездонные дыры, губы завернулись, обнажив шокирующую белизну зубов. Она казалась полупомешанной, и, пока мы отъезжали, меня передернуло.
Мы проехали под глазами на все том же чудовищном щите с рекламой давно закрывшейся оптики: два глаза взирали на нас покровительственно и зло, пока мы уезжали прочь от шлаковых гор. Мне всегда почему-то становилось легче, когда мы с Ником удалялись от этого взгляда, как будто нам удавалось избежать в Куинсе неприятностей неизвестного рода, вот и на этот раз я была только рада очутиться подальше от заправки и сумасшедшей женщины в окне над нами.