– А потом, – злорадно заключил Том, – вечеринки кончились.
И впрямь кончились – из-за Дэйзи, равнодушной к ним, и я, ощутив укол заразительной паники, задумалась о том, как это должно было выглядеть и что должно случиться с тем, кто не выполняет свою часть условий сделки с преисподней.
Дэйзи вскрикнула, в панике оттолкнула Гэтсби. Когда она отступила, все мы увидели ярко-красный отпечаток ладони на ее руке выше локтя, следы пальцев отчетливо выделялись на коже. Отпечаток слегка вздулся, словно она долго просидела на солнце, но даже это Гэтсби можно было простить. Однако прежде, чем он отпустил ее, прежде, чем понял, что натворил, и принялся извиняться, я увидела, каким стало его лицо: холодным, искаженным и яростным. Он в самом деле продал душу и в обмен на власть, способную сделать его мужчиной, достойным Дэйзи, создал перевалочную станцию для преисподней, уголок ада в Уэст-Эгге, где никогда не переводился демоник и где никто не замечал, если кто-то исчезал и возвращался странным, опустошенным или не возвращался вообще. Преисподняя вела политику экспансии, как Франция или Англия, и Джей Гэтсби с его целеустремленностью и способностью обуздать силу человеческого желания стал идеальным агентом, помогающим ей закрепиться в верхнем мире.
Он не просил взамен Дэйзи. Вместо этого он сплел для нее роскошную, из золота и бархата ловушку с приманкой, настолько же похожую на преисподнюю, насколько преисподняя похожа сама на себя, и я поняла, что Дэйзи заметила это.
Так все и подошло к концу, и для нас наступило время кое-как двинуться обратно в Уэст-Эгг.
С брутальным хладнокровием, которым я невольно восхитилась, Том отправил Дэйзи вместе с Гэтсби в кремовом «роллсе» последнего, названном в дальнейшем газетами «машиной смерти», а сам вместе со мной и Ником втиснулся на узкое сиденье своего купе. Солнце уже зашло, и черное шоссе разворачивалось перед нами, словно траурная лента.
Глава 19
Я уснула, положив голову на плечо Ника, и ко мне пришел странный сон. В нем я маленькой девочкой стояла на палубе корабля, удаляющегося от берега, – не воспоминание, потому что я была намного младше, когда Элайза Бейкер увезла меня из Тонкина. Но что-то близкое к реальности чувствовалось в клубах порохового дыма вдалеке и в спешке людей на пристани: одни несли драгоценные пожитки, другие оружие.
Воздух полнился обрезками бумаги, они сыпались с тропического неба как снег, и я подставила руку, желая узнать, не тают ли они, подобно снежинкам.
– В нарушение всех законов древности мы сделали из бумаги солдат, – мудро сказала я себе, – и вот что с ними стало.
Бомба взорвалась на причале, мир содрогнулся, завыла сирена, я открыла глаза и обнаружила, что весь мир расколот хаосом. Я выпрямилась, как раз когда мы проезжали под незрячими, очкастыми глазами Т. Дж. Эклберга, и увидела, что они уже не широко раскрытые и мудрые, а зажмуренные, отказывающиеся глядеть. В Уиллетс-Пойнте нам пришлось остановиться, Том вытянул шею и осмотрелся, выясняя, в чем дело.
– Что-то не так? – спросил Ник, который тоже задремал, и Том возбужденно закивал.
– Какая-то авария, – объяснил он. – Похоже, Уилсону это лишь на руку.
– Прямо как стервятнику, – я села и протерла глаза, но никто не обратил на меня внимания.
– Давай поедем, – предложил Ник, но Том его не послушал и съехал с шоссе туда, где несколько машин остановились носами к свалке шлака. Усталый полицейский что-то записывал, неподалеку стояла «скорая», и во всей этой сцене чувствовалась некая тревожная срочность. Спустя минуту мы поняли, что длинный низкий вой – это не сирена, а вопль чьей-то боли, рвущийся из горла.
– Бо-о-оже, бо-о-оже, – повторял низкий голос, и я вздрогнула, потому что такого религиозного оттенка в страданиях не слышала с тех пор, как покинула юг.
– Том, поедем, – резко выпалила я, но он уже пробирался вперед. Он побледнел так, что мы с Ником без лишних вопросов последовали за ним, пока не остановились перед распахнутой дверью гаража и не уставились на сцену перед нами как посерьезневшие дети, которым предстояло усвоить урок.
На верстаке вытянулась женщина, укрытая одеялом, из-под которого виднелись лишь ее огненно-рыжие волосы с одной стороны и маленькие белые босые ступни с другой. Кто-то уже связал ей большие пальцы ног бечевкой, как делают по восточной традиции, чтобы труп не начал блуждать. Стоящий возле ее головы человек был хозяином гаража и заправки, с которым Том говорил раньше в тот же день, а в тени за нами толпились его соседи, сбежавшиеся поглазеть.
– Она свалилась в кювет слева от шоссе – птицей летела небось.
– Садануло ее так, что аж туфли разлетелись неизвестно куда.
– Которые? – спросил кто-то, и другой голос отозвался:
– Рыжие, как медь, с шелковыми бантиками. Обидно, дорогущие были.
Том издал удивленный хриплый возглас и сделал шаг вперед, к верстаку. Его лицо побледнело, глаза на нем казались слишком темными, на лбу выступил пот.
– Что же это такое творится? – озадаченно спросила я, и из всех присутствующих мне ответил Ник:
– Чью-то подругу сбили на дороге насмерть, что же еще, – сказал он. – А ведь она могла дождаться, когда мимо будем проезжать мы, верно?
Несмотря на его неожиданно жестокие слова, Ник был бледен, как Том, и смотрел на лежащую на верстаке женщину так, словно в любой момент она могла вскочить и бросить вызов его мужеству. Первыми в глаза бросались ее буйные, рыжие, совершенно неестественные волосы – по-моему, этого оттенка она и добивалась, а ее лицо было круглым, мягким, белым, как пуховка, рот – маленьким и изящным. Ее лицо почти не пострадало (стало быть, гроб может быть и открытым, при желании, мысленно услышала я рассудительный голос тетушки Джастины), и это означало, что остальное тело наверняка измочалено.
Я поискала взглядом Тома и увидела, что он что-то нашептывает на ухо безутешному мужу, держа тяжелую, как наковальня, руку на его плече и повторяя одно и то же раз за разом.
– Машина, которая ее сбила, не моя, я только брал ее на время сегодня, – утверждал он. – Сам я за рулем купе, мы только что прибыли из города… слышите меня? Мы только что прибыли из города.
– У него виноватый вид, – вполголоса заметила я, пока Ник уводил меня прочь.
– У всех нас такой, – его голос звучал слегка потрясенно.
– У меня – нет.
Я уселась рядом с ним, прижав его к себе. Потом спросила, не тошнит ли его, и он покачал головой.
– На войне мне случалось видеть кое-что пострашнее, – негодующе заметил он.
– Но не в Нью-Йорке, – возразила я со вздохом. – Знаешь, однажды я видела, как какую-то девушку машина сбила на Бродвее. От удара с нее слетели туфли и шляпа. Так ее подруга бросилась за шляпой и пыталась нахлобучить на голову погибшей, словно та могла от этого ожить.
Ждать пришлось долго, но наконец Том вернулся, слегка пошатываясь, и навалился крупным телом на машину, заставив ее качнуться. Он неуклюже сел за руль, не слушая робких предложений Ника подменить его на оставшуюся дорогу до Ист-Эгга. Несколько минут Том смотрел невидящими глазами на дорогу перед собой, а потом нажал на газ так резко, что машину рывком бросило вперед. Мы проехали с полмили, прежде чем я поняла, что он плачет.
– Проклятый трус! – всхлипнул он. – Даже не остановился!
Нет, это не он, вдруг осенило меня.
Гэтсби знал бы, как все уладить, и сделал бы это, поняла я. Может, с помощью вежливых угроз, может, сотенными купюрами, врученными как благословение, но… словом, он бы все уладил.
Мне показалось, что мой желудок ушел в пятки, будто набитый камнями, и, пока мы мчались по шоссе под хриплое от слез дыхание Тома, с болтающейся, как у мертвеца, головой Ника, я думала, что финальная катастрофа этого вечера наконец разразилась.
Подъезжая к дому в Ист-Эгге, мы увидели, что он ярко освещен и заливает окрестности светом, словно во время большого приема гостей. Но при этом в доме царила жутковатая тишина. Я невольно бросила взгляд на особняк Гэтсби на другом берегу бухты: там было темно, как и все предыдущие недели. Маргарет Дэнси говорила, что вечеринки в нем завершились окончательно и бесповоротно, и я впервые поняла, что готова ей поверить.
Том остановил купе перед верандой, запрокинул голову и оглядел дом, освещенный, как маяк.
– Дэйзи приехала домой, – заключил он, и, если бы я уловила в этих словах удовлетворенность, я бы ударила его. Он нахмурился, взглянув на Ника.
– Извини, надо было додуматься завезти вас в Уэст-Эгг…
Ник покачал головой, помогая мне выйти из машины.
– Нет, ничего страшного…
– Я вызову вам такси, – пообещал Том, протягивая ключи от купе бесстрастному лакею. – А пока почему бы вам с Джордан не зайти в дом? Наверняка вы оба проголодались, а здесь вам что-нибудь да приготовят.
– Даже не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь снова есть, – заговорила я, но Ник покачал головой, глядя в удаляющуюся спину Тома.
– Спасибо, но на этот раз нет.
Мы оба проводили Тома взглядом: его подбородок был высоко поднят, словно ему предстояла некая благородная цель. Когда великолепные двустворчатые двери закрылись за ним, я взяла Ника за руку.
– Пойдем, – произнесла я так мягко, как только могла. – Даже если мы не хотим есть, можем поковыряться в тарелках так, будто проголодались.
– Нет.
– Да ладно тебе, тарелки у Бьюкененов прелестные, – попыталась пошутить я, но он впился в меня взглядом, которому совсем немного недоставало, чтобы считаться яростным.
– Я сказал «нет», можешь ты это понять? – выкрикнул он.
Мне было бы легче принять эту вспышку, если бы он сразу пожалел о ней, рассыпался бы в сбивчивых извинениях, ссылаясь на страшное зрелище, которое мы увидели, и выводы, к которым пришли. Но он не спускал с меня гневного взгляда, и я ответила ему таким же.
– Конечно, я понимаю, – холодно произнесла я. – Спокойной ночи, Ник.
И я вошла в дом. Сначала я собиралась заглянуть на кухню и закинуть какой-нибудь еды в мой бедный пустующий желудок, но едва вошла в дом, как мне захотелось немедленно покинуть его. Проходя через гостиную, я прихватила пыльную бутылку демоника, которую так предусмотрительно оставил Гэтсби, и направилась вверх по лестнице, шагая через две ступеньки. Между Томом и Дэйзи происходило нечто вроде военного совета у нее в гостиной, и, хотя я прижалась ухом к двери, разобрать удалось лишь несколько бессвязных слов. Я уловила слово «Испания». Потом «Шанхай».