– Для меня еще не кончено. Дэйзи, просто расскажи мне.
Она негодующе взглянула на меня, и я поискала способ более убедительный, чем приказы.
– Никто все равно не поверит никаким моим словам, даже если я что-нибудь расскажу, – наконец объяснила я. – Вероятно, тетушка Джастина отправит меня в Шанхай, осматривать достопримечательности. Ну же, Дэйзи.
Она отвернулась, неловко села на лужайку лицом к особняку и раскинула как палочки перед собой тонкие ноги. Покачала головой, потом кивнула. Небо казалось плоским, алюминиево-серым, с мрачной лиловой подсветкой, предвещающей опасность.
– Она выбежала так быстро, – тусклым и тихим голосом выговорила Дэйзи. После ее слов небо угрожающе зарокотало. – Похоже, была уверена, что мы остановимся. От удара содрогнулась вся машина. Я прочувствовала его руками. Я не ударилась о руль только потому, что Джей выбросил руку вперед и остановил меня.
– Она отлетела, – сказала я, вспомнив услышанное.
– Да. Прямо вперед. В свете наших фар она казалась кувыркающейся гимнасткой.
Я сглотнула и не дала себе остановить ее. С чего я взяла, что мне надо это услышать? С какой стати решила, что будет лучше?
– И что же было дальше?
– О, Джордан, ты разлюбишь меня, если я продолжу.
И я поняла, что уже сейчас не люблю ее. Может, уже довольно давно. Возможно, любви понадобится время, чтобы умереть, но с этим я могла справиться. Я ждала. Дэйзи не выносила молчания.
– Джей… сделал что-то. Позаботился, чтобы никто не увидел. Он встал в машине, закрыл глаза, и мир вокруг нас вдруг замер. Это было жутко. Я никогда не видела, чтобы он делал что-нибудь подобное, никогда не видела такого ни от кого.
Я подумала, что это, должно быть, его инфернальные силы вступили в игру. Но позднее, узнав о том, что его мать наполовину индианка-чиппева, а потом выяснив, что наполовину она еще и негритянка, а не белая, я пришла к иному выводу. Коренные народы после Гражданской войны приняли к себе множество беглых рабов, и древние чары, помогавшие охотникам, продолжали помогать им, даже когда они стали добычей. Два закрытых глаза.
– А ты что же, Дэйзи?
– О, Джордан, она лежала прямо на дороге перед нами. Джей поколдовал, сделал что-то странное, и я поняла…
– Так ты поняла, Дэйзи…
Она замотала головой, а ветер завладел деревьями, заставил их закачаться из стороны в сторону, словно переигрывающий греческий хор.
– А что мне было делать, Джордан? Не могли же мы объехать ее! Вот я и отпихнула ее с дороги, только и всего.
«Птицей летела небось», – прозвучали у меня в голове слова. Что-то бездонное и темное разверзлось передо мной, меня затошнило.
– Дэйзи…
– Она издавала ужаснейшие звуки, – Дэйзи трясла головой так, что ее волосы ерошились, как птичьи перья. – Она что-то говорила или, по крайней мере, пыталась сказать. Джордан, казалось, что она хочет проклясть меня, и эта кровь…
Мое сердце судорожно колотилось, меня бросило в холодный пот. Она отлетела. Упала на землю. Кричала. Проклинала. Когда же она умерла? Теперь я знала, что это случилось не при падении на шоссе.
– Ее губы шевелились, рот открывался и закрывался, и опять, и опять… такой ужас, – Дэйзи уткнулась лицом в ладони. – Я до сих пор иногда вижу это, когда закрываю глаза.
– Вот и хорошо! – сорвалась я. – Хорошо! Я рада!
Она вскочила и наотмашь хлестнула меня по лицу как раз в тот момент, когда в мыс ударила молния. Мы потрясенно уставились друг на друга, а когда небо разверзлось, обрушивая на наши головы потоки холодного осеннего дождя, я поднесла ладонь к лицу, чтобы коснуться горящей кожи. Почему-то пощечина меня обрадовала, показалась настоящей, как ничто другое с тех пор, как мы уехали в тот день в город.
– О, милая, мне так жаль! – воскликнула она, задевая мои пальцы при попытке провести мне по щеке. От дождя ее волосы прилипли к голове, доставая до самого кончика острого подбородка. – Мне так жаль. Очень было ужасно, да?
Да, было, и на мгновение я потянулась к ней.
– Поедем с нами, – ее голос звучал тепло, несмотря на дождь. – Поедем вместе с нами. Зачем тебе в старый грязный Шанхай, если можно отправиться в Барселону со мной и Томом? Барселона прелесть, а в октябре мы вернемся как раз к лучшим осенним дням – разве это не замечательно?
Я отдернулась от ее мягких прикосновений, сердце продолжало колотиться, потому что был шанс, хоть и небольшой, но тем не менее был, что я могла бы уехать с ней, если бы она не забыла, что я не смогу вернуться.
– Стоп, – поперхнулась я. – Стоп, стоп, я не влюблена в тебя, тебе нельзя так со мной обращаться.
Она пораженно уставилась на меня.
– Как же нет, когда да, – возразила она, и нить между нами лопнула, больно хлестнув по мне. Дождь, стекающий по моему лицу, вдруг заметно потеплел, почти как кровь.
«Как же нет, когда да», – думала я, но я не Джей Гэтсби. Одной любви мне недостаточно, и Дэйзи уже доказала, что никогда не будет достаточно для нее.
Я круто повернулась и бросилась к дому.
Она позвала меня по имени, неуверенно, дважды, потом умолкла.
Я прошла через дом, оставляя мокрый след на паркете, вышла через переднюю дверь и продолжала идти. Сегодня я выбрала неудачные туфли, из темно-зеленой замши в тон зеленому платью, поэтому сбросила их и повесила на согнутые пальцы, на которых туфли слегка покачивались.
Шлепая по мокрой траве вдоль обочины и то и дело слыша, как сзади приближается машина, я думала, что, возможно, Дэйзи послала за мной или даже бросилась вдогонку сама, на своем синем родстере.
Если она остановит меня раньше, чем я дойду до большого шоссе, я, так и быть, прощу ее, думала я и ужасалась этим мыслям.
Но она не приехала, вместо этого машина, остановившаяся рядом со мной, появилась с противоположной стороны. Это был Ник – в хорошем костюме, какого я еще не видела, с красными запавшими глазами.
– А, это ты, – сказала я, когда он затормозил передо мной.
– Поедем, – попросил Ник и, когда заметил упрямство на моем лице, добавил: – Пожалуйста. Пожалуйста, Джордан.
Он открыл для меня дверцу, и, пока мы поворачивали к Уэст-Эггу, я надела туфли.
Глава 23
Мы проехали поворот шоссе, и дворец Гэтсби вырос перед нами. С другого берега залива он казался руинами, напоминанием о расплате за грехи. А теперь, пока мы приближались к нему, прежде чем свернуть к дому Ника, он выглядел… обычно. Просто как здание, хоть и красивое. Оно все еще поблескивало, словно в любой момент могло взорваться фейерверками, как жаркой июльской ночью, и у него еще остались силы, чтобы поражать красотой и роскошью. И, скорее всего, так и будет, ибо особняк пережил Джея Гэтсби, и теперь с ним могло случиться что угодно. Как и с нами.
На ужасный миг мне показалось, что Ник почему-то везет нас в особняк. И я вздохнула с облегчением, когда мы свернули на заросшую сорняками дорожку к его дому.
– Сегодня прошли его похороны, – сказал Ник, заметив мое облегчение. – Сейчас в доме его отец.
– Как они прошли? – спросила я, и он сжал губы.
– По-нищенски, – ответил Ник. – Видал я и массовые захоронения, которые выглядели получше.
– И ты поэтому ехал в Ист-Эгг? Проверить, удастся ли пристыдить Дэйзи?
Он в замешательстве заморгал. О Дэйзи он вообще не думал.
– Нет. Я… просто не мог остаться там, и здесь тоже. Слишком много всего свалилось. Мне хотелось к тебе.
– Я ему никогда особо не нравилась, – холодно произнесла я. – Думаю, он и тебя всегда недолюбливал.
Ник отшатнулся, словно я ударила его. Видимо, так и получилось. Но руку он мне подал и из машины выбраться помог. Мы медленно прошли под дождем к двери, никому не хотелось вспоминать, как в прошлый раз мы взбежали на крыльцо, мокрые до нитки. Теперь мы были другими людьми. Под этим дождем мы бежали не вместе.
– Ты забыла здесь несколько платьев, – сказал Ник. – Переоденься, ты промокла.
Я посмотрела на него, и у меня горько защемило сердце. Нет, эти платья я вовсе не забыла, и они были не теми, которыми я могла пожертвовать, – напротив, самыми любимыми. Он все еще стоял в дверях, и с него капала вода, а я переоделась в бледно-оранжевое платье из узорчатого шелка, слишком вычурное для серого дождливого дня, но мне было все равно.
Я вернулась к нему, и он окинул меня взглядом, в котором не ощущалось ничего, кроме усталости.
– Ты правда так сильно любил его? – спросила я.
Он медлил, и я уловила страшный миг, когда он осознал: ему не осталось ничего другого, кроме как сказать мне правду. Потупившись, он уставился в пол между нами, будто там содержались все ответы.
– И до сих пор люблю. И прекращать не намерен. Неважно, что я сделал, неважно, с кем я встречался или спал во Франции или этим летом, – он был единственный, был всегда… Наверное, навсегда таким и останется.
Мне показалось, что меня несколько раз повернули вокруг оси, а потом убедили выпить высокий бокал для шампанского, полный, как выяснилось, отменного виски. Во рту расплылся вкус дыма.
– И с кем же ты спал этим летом?
– С тем парнем из Амхерста, Грейсоном Лиделлом, Ивлином Бардом. Никто из них не мог даже… никто не шел ни в какое сравнение.
– Как они могли? – слабо и потрясенно откликнулась я.
«Отдавая приказы бесам, надо быть предельно точной, – зазвучал у меня в памяти голос миссис Креншоу. – Ни в коем случае не говори “богатство”, если можешь назвать точную сумму в долларах, не говори “устранить”, если можешь сказать “убить”».
И, видимо, не упоминай о «женщинах», если спросить следует о «людях». Неудивительно, что паленая тварь так хихикала, рассказывая мне о девушке из Джерси-Сити.
Ник наконец поднял голову и заметил мое удивление. Румянец пополз по его лицу – вызванный не стыдом, а разоблачением.
– А я думал, ты знала… – пробормотал он.
– А если бы не знала, ты бы мне не сказал.