— Петр Иванович вернулся. Побывал у чорта в зубах и вернулся, а вот Коля, — Дементьев сделал маленькую паузу, но лгать не хотелось, — Коля погиб…
Оба помолчали.
— Маша… — Дементьев посмотрел на часы.
— На фронте лучше, Алексей Николаевич. Там даже умираешь среди своих. Я часто мечтаю о фронте.
— Тяжело, Машенька. Я знаю. — Лицо Дементьева было грустно, но голос звучал твердо. — Что поделаешь? Таковы условия нашей работы. Нам поручено жить и работать среди врагов, и мы должны жить среди врагов и улыбаться им…
— Вот этого я никогда не делаю.
Марта широко улыбнулась.
Дементьев улыбнулся ей в ответ.
— Это я знаю, Маша, — сказал он. — У нас очень мало времени. Но раз уж вы пришли ко мне… — Он усадил ее на стул. — Когда американцы думают встретиться с Круппом?
— Они едут к нему в четверг.
— А вы?
— Ну, как же без меня! Кто будет заботиться об их драгоценных жизнях?
— Нам поручено узнать все, что возможно, об этой встрече…
— Постараюсь.
Скромная и твердая интонация в голосе Марты снова заставила Дементьева одобрительно кивнуть.
— Имейте в виду, Люнес, личный камердинер Круппа, уже давно работает на американцев.
— Какие-нибудь подробности? — спросила Марта.
— Весьма скудные. Он встречался семь лет назад с американским резидентом здесь, в Берлине, в кафе «Империаль».
— Это все? — Марта задумалась.
— Да.
— Маловато. Ну что ж, — Марта встряхнула головой, брови ее были нахмурены, — постараюсь довольствоваться этим…
— Я горжусь вами, Маша. А теперь… — Дементьев снова посмотрел на часы.
— Что… Пора?
Дементьев кивнул.
— Не хочется уходить. Я так давно не видела человеческого лица. Ну! Иду!
Марта поднялась.
— Маша! Я вижу, вы все время думаете о людях там, внизу.
— Вы тоже о них думаете. Ведь это же коммунисты. Предупредить бы их.
Марта пристально смотрела в глаза Дементьеву. Дементьев покачал головой:
— Маша! Вы не имеете права рисковать.
Складка легла между бровей Марты. Она подумала несколько секунд.
— Знаю… — сказала она. — Мы не имеем права рисковать. До свиданья. — Она мягко улыбнулась и протянула руку Дементьеву. — Так и не успела расспросить вас про Москву. Что, много снегу в Москве?
— Снегу? Снегу много… — Дементьев поцеловал ей руку и заглянул в глаза. — О! Если бы Кальтенбруннер увидел сейчас ваше лицо…
— Не увидит.
Марта отступает на один шаг, и постепенно на ее лицо наплывает маска полного равнодушия. Углы губ опускаются, глаза щурятся, становятся холодными. Метаморфоза эта так поразительна, что даже у привыкшего ко всему Дементьева слегка расширяются зрачки.
— До свидания, Курт. Рада была повидать тебя.
Снова во рту у Марты неизменная сигарета. Она чиркает зажигалкой, прикуривает и медленно направляется к двери.
Узкие марши ведут вниз. Марта спускается медленно. Перед ней дверь со скромной табличкой «Доктор Карл Кресс. Зубные болезни». Шаги Марты замедляются.
Она открывает сумочку, вытаскивает маленький блокнот. Карандаш торопливо бежит по бумаге, выводя печатные буквы.
Остановившись перед дверью, она секунду медлит, затем опускает записку в ящик для писем и быстро уходит.
Прихожая зубного врача Карла Кресса. Карл подходит к ящику и вынимает записку.
— Мне не показалось, — говорит он. — У дверей кто-то останавливался.
Карл разворачивает записку. Печатные, наспех нацарапанные буквы: «Квартира известна гестапо. Шульц провокатор. Уходите немедленно».
Зиберт берет записку из рук Карла и читает ее. Они переглядываются.
— Что это? — спрашивает Кресс. — Провокация?
— Возможно, — медленно говорит Зиберт, — но надо немедленно уходить.
Карл пожимает плечами:
— Шульц?..
По лестнице бегом спускается Дементьев.
Карл Кресс подходит к двери, хочет открыть ее. В этот момент в ящик для писем падает новая записка. Карл отпрянул. Он недоуменно смотрит на Зиберта, протягивает руку и достает записку. Затем открывает дверь и выглядывает на лестницу. Никого нет. Они читают записку, напечатанную на пишущей машинке. Всего два слова: «Уходите немедленно».
Карл и Зиберт молча смотрят друг на друга.
Темная машина стремительно неслась по пустынному шоссе.
За рулем «Майбаха» Марта. Ее лицо холодно-равнодушно. Рядом с ней Гарви. На заднем сидении удобно расположился сенатор Хейвуд.
Впереди поперек шоссе стояли две машины. Возле них фигуры в штатском.
Марта, пристально вглядываясь вдаль, спокойно сказала:
— Они ждут нас.
Гарви потянулся за оружием.
Тем же равнодушным тоном Марта остановила его:
— Оставьте оружие. Если понадобится, стрелять буду я.
Подъехав к ожидавшим их машинам, Марта резко затормозила.
Два человека в штатском отделились от черной машины и подошли к ним.
Один из них открыл дверцу.
— Рейхслейтер Борман просит вас перейти в его машину.
Гарви вопросительно посмотрел на сенатора.
— Пойти мне с вами?
Второй человек, стоявший около машины, улыбнулся так же любезно, как и первый.
— Простите. Вы можете не беспокоиться, — сказал он.
Хейвуд медленно вылез и, размахивая руками, пошел к автомобилю, перегораживавшему дорогу. В глубине, у задернутого занавеской бокового окна, сенатор разглядел человеческую фигуру. Он открыл дверцу и сел в машину. Черный автомобиль быстро помчался по шоссе. Вслед за ним, не отставая, шли две другие машины.
— Простите, господин сенатор, за несколько эксцентрический способ знакомства, но за Мартином Борманом и за вами следит столько глаз…
Сенатор перебил:
— Я слушаю вас, господин Борман. Прошу перейти прямо к делу. Что вы хотите мне предложить?
— Я руководитель партии национал-социалистов и предлагаю нашу партию вам!
— Вы предлагаете нам национал-социализм?
— Не совсем так. Национал-социализм умер. Он мертв.
Не скрывая иронии, сенатор произнес:
— Не понимаю, зачем нам может понадобиться мертвая партия и ее руководитель! У нас в Соединенных Штатах достаточна возни со своими мертвецами.
— Вы имеете в виду американскую демократию? Очень остроумно. Но вам в Европе скоро понадобятся люди, которые согласятся умирать за эту мертвую «демократию»!
— Это кто же — ваши национал-социалисты? — с усмешкой спросил сенатор.
Но Бормана не смутил иронический тон Хейвуда. Откинувшись в угол машины, он спокойно продолжал:
— Вы найдете им другое название. Но эти люди вам необходимы. Их довольно много, и все они у меня в руках. Они великолепно обучены. Их специальность убивать и умирать. А главное, — они ненавидят большевистскую Россию.
— Об этом стоит подумать, — медленно, с расстановкой проговорил Хейвуд.
Борман, видимо, удовлетворен.
— Подумайте, — сказал он.
Черный огромный автомобиль быстро мчался вперед.
В нескольких метрах за ним ехал «Майбах».
Гарви наклонился к Марте:
— Хотел бы я знать, о чем они там разговаривают… — Он испытующе посмотрел на Марту. — А вы?
— Зачем?
Гарви усмехнулся:
— Чтобы доложить своим хозяевам.
— Если им понадобится, — Марта говорила совершенно равнодушно, — я узнаю.
— Нет, клянусь богом, мадам, вы должны работать на нас, а не на Германию.
— Если это понадобится, я буду работать на вас так же, как сейчас работаю на Германию, — хладнокровно ответила Марта.
Гарви, прищурив глаза, внимательно смотрел на нее:
— А вы в самом деле, мадам, работаете только на Германию?
— Я считаю этот вопрос нескромным.
— Вы бесподобны, мадам! — восхищенно сказал Гарви. — Разрешите не терять надежды?
— Я подумаю, — неопределенно ответила Марта, и чуть заметная улыбка скользнула в уголках ее губ.
Три черные машины одна за другой быстро неслись по шоссе.
Разговор в машине Бормана продолжался.
— Американский народ так же опасен, как и всякий другой. Хватайте его за горло, или он вмешается в игру и схватит за горло вас. Не забывайте, что миссия уничтожения большевизма всей тяжестью лежит теперь на Соединенных Штатах Америку — наставительно говорил Борман.
— До сих пор мне всегда казалось, господин Борман, что вы предпочитаете Англию?
— Ошибка! — Борман даже поднял руку, словно мысль эта показалась ему слишком еретической. — Вы, только вы! Вы знаете, что такое раса, власть, жестокость. Вы, американцы, продолжаете то дело, которое начали мы, национал-социалисты. И вам не обойтись без нас.
Хейвуд посопел носом и насмешливо улыбнулся.
— Вы думаете, что хорошо работали, господа национал-социалисты? Пять лет вы сидели во Франции. — Теперь Хейвуд уже строго посмотрел на Бормана. — За это время коммунистическая партия выросла там в десять раз. Двадцать лет вы копошились в Италии и добились того, что там теперь два миллиона коммунистов. Под вашим носом — у вас в Германии — существуют коммунистические организации. — Сенатор сердито ткнул пальцем в грудь Бормана. — И они растут! По нашим сведениям — они растут.
— Да, да, — Борман грустно покачал головой. — Мы сделали много серьезных, катастрофических ошибок. И все же вам не обойтись без нас.
— Мы еще вернемся к этому разговору. А пока извините. Я тороплюсь. Меня ждут, — сказал Хейвуд.
— Они подождут, — Борман сообщнически улыбнулся. — У них нет другого выхода. Они должны ждать, даже если это… господин Крупп.
— Господин Крупп очень богатый человек. — В голосе Хейвуда прозвучали подобострастные нотки. — Он не должен ждать.
Борман склонил голову и постучал в стекло, отделяющее их от шофера. Тяжелый автомобиль замедлил ход и остановился у развилки дорог. Затормозили и остановились машины, следовавшие за ним.
Сенатор вылез, небрежно кивнул Борману и пошел к своему автомобилю.
Три машины разъехались в разные стороны.
Хюгель. Дворец королей Эссена, выстроенный в прошлом столетии старым Круппом. Мрачный трехэтажный дом в стиле немецкого Ренессанса.