— Конечно, милый, ты все можешь, — она стряхивает перхоть с его мундира и перебирает рукою волосы. — Ты должен ежедневно мыть голову тем эликсиром, что я тебе дала. Покажи ногти! Ай-ай-ай! — и, вынув из волос шпильку, начинает чистить ему грязные ногти.
— Я выгоню русских в леса Сибири! — говорит Гитлер.
— Ну да, ну да, натюрлих. Только не волнуйся и будь всегда чистеньким, красивым, — говорит Ева Браун и протягивает Гитлеру пирожок.
— Войну, Ева, я закончу в Сталинграде. Это будет символом — покончить со Сталиным в Сталинграде. Ты не находишь?
— О, натюрлих, только ты один мог придумать такой ход!
— Да, я один, это верно, — соглашается Гитлер. — Это гениально — покончить со Сталиным в Сталинграде…
И он стремительно выходит из комнаты.
Вбежав в свой кабинет, где его терпеливо ждут генералы, Гитлер подходит к огромной карте Советского Союза и, обхватив ее руками с севера и с юга, кричит:
— Я возьму Россию в гигантские клещи. Смотрите!.. Я разорву ее пополам на Волге… Я задушу Москву…
К е й т е л ь. Колоссально!.. Это поистине замысел гения, мой фюрер!
Р у н д ш т е д т. Мы не в состоянии, мой фюрер, нанести в этом году несколько одновременных ударов.
Г и т л е р. Не говорите мне этого. Я нанесу один удар с юга, но он будет смертелен.
Он обращается к Иодлю:
— Скажите, Иодль, сколько дивизий мы можем бросить к Волге?
И о д л ь (угодливо). Всю группу Паулюса, всю группу Манштейна, всю группу Клейста.
Г и т л е р. И румын, и итальянцев, и всех, всех… К станкам поставим пленных. Подготовьте приказ. Паулюса — к Волге, Клейста — на Кавказ. И вы увидите, чем это кончится. Я задушу Москву.
Г е р и н г. Наши ресурсы, мой фюрер, на исходе… трудно подготовить большое наступление.
Г и т л е р. За бензин отвечает «Фарбениндустри». А что думают эти ваши тупоголовые англичане, задерживая шведский вольфрам? Они думают, что я лью кровь немцев для их удовольствия? Пусть дадут хром и вольфрам, иначе я заключу сепаратный мир с большевиками и пущу их в Европу…
Г е р и н г. Мой фюрер, я предусмотрительно вызвал Чарльза Бедстона, представителя английских фирм в Швеции. Он тесно связан с правящими кругами Англии.
Замок Геринга. Дождливый день. Подъезжает закрытая машина, и пассажир в пальто с поднятым меховым воротником быстро, не желая быть узнанным, входит в вестибюль.
Слуга встречает его молчаливым поклоном.
Гостя ведут наверх. Он не снимает пальто, и мы пока не видим его лица.
Лакей стучит в дверь. Она открывается изнутри, на пороге ее появляется Геринг. Его мясистое лицо расплывается в угодливой улыбке:
— Я чрезвычайно рад, что вы откликнулись на мое приглашение, — и он радушно вводит гостя в роскошный кабинет, сам помогает ему снять пальто и усаживает в глубокое кресло у пылающего камина.
Кабинет убран с королевской роскошью. Персидские и туркменские ковры, хрусталь и фарфор. На стенах картины русских и французских художников. Гость не без удивления разглядывает сокровища. Геринг самодовольно знакомит с ними гостя.
— Это из Киевского музея, — говорит он. — А это из Лувра… Это подарок Вены… Это Муссолини прислал из Венеции…
Гость садится в кресло, говоря:
— Весь мир в вашем замке.
— Пока только Европа, — смеясь, отвечает Геринг.
Гость медленно набивает трубку и с удовольствием затягивается, грея ноги у огня.
Геринг наливает ему рюмку коньяку.
— Французский, — прибавляет он, — подарок Петэна.
Гость — высокий, красивый англичанин лет сорока пяти.
— Признаться, — сухо произносит он, — я без особой охоты отправлялся из Лондона в это путешествие, третье по счету, как вы, вероятно, помните, дорогой Геринг.
Геринг беспомощно разводит руками и придвигает гостю ящик с сигарами.
— Война на Востоке давно была бы закончена, приди Гитлер и англичане к соглашению в прошлом году, — продолжает гость раздраженно и высокомерно. — Надеюсь, вы меня вызвали не по этому вопросу? — И добавляет: — Сегодня события вне нашей воли. Хозяин положения — Сталин, как вам должно быть понятно.
— Я хотел вас видеть, дорогой Бедстон, конечно, не только как старого друга. Мой интерес к вам несколько шире.
Лакей вносит поднос с кофе.
Когда лакей исчезает, Геринг вполголоса обращается к гостю:
— Я пригласил вас, дорогой Бедстон, чтобы в качестве старого друга Англии просить о личном одолжении.
— Уж не хотите ли вы прокатиться к нам, подобно Гессу? — посмеивается англичанин.
— О, нет, нет, — хохочет Геринг, — еще не изобретен парашют, который был бы способен меня выдержать!
Грохот зениток доносится до сидящих. Быстро входит лакей.
— Американцы. Большой налет, — коротко сообщает он.
Глядя на гостя, Геринг невольно прислушивается к тому, что происходит вне замка, и его только что улыбавшееся лицо выражает сейчас откровенное беспокойство и страх.
— Мы можем пройти вниз… — учтиво предлагает Геринг, но гость спокойно отказывается:
— Эти американские дневные налеты, по-моему, одна реклама… Продолжайте, пожалуйста…
— Я прошу у вас личного одолжения… Моя сегодняшняя просьба заключается в следующем: Сталинград пожирает все наши резервы, все запасы. Для нового наступления нам дозарезу необходимы танки. Для легирования стали нужны, как вы знаете, хром и вольфрам. Турция дает недостаточно. Во имя спасения западной цивилизации от большевизма вы нам должны помочь, Бедстон. Мы ведь делаем не только германское дело.
Гость задумывается:
— Плохо воюете, Геринг. Надо отстранить вашего сумасшедшего… Не забывайте, что перед вами Сталин — великий полководец.
— Германия вложила такой огромный материальный пай в Гитлера, что менять его поздно… — замечает Геринг, — да, кроме того, он имеет влияние на обывателя.
— Скажите мне откровенно, Геринг, вы возьмете когда-нибудь Сталинград? — спрашивает англичанин. — Весы войны колеблются — и не в вашу пользу, а мы сделали для вас все, что могли. Второго фронта ведь нет… И я не знаю, когда он будет… Цените это.
— Мы это ценим. Сталинград будет наш. Адольф заявил об этом публично… Потеря Днепра, Дона, Волги будет означать для Советского Союза то же, что означала бы для Германии потеря Рейна, Эльбы, Одера и Дуная. Никакая человеческая сила нас оттуда не выгонит. Поверьте мне, Сталинград будет взят.
— Когда?
— Как только получим от вас хром и вольфрам.
— Сколько?
— Двадцать тысяч тонн, Бедстон, и как можно скорее.
— Немыслимо…
Геринг наполнил бокалы.
— Мы не должны торговаться, — произносит Геринг уже не просительно, а строго. — Не забывайте — мы ваш форпост. Если мы не справимся сейчас с Россией, вам и Америке придется начинать все сначала.
— Не читайте мне нравоучений, Геринг.
Г е р и н г. Где и как? Прошу учесть срочность дела!..
Б е д с т о н. В Стокгольме. Представитель «Армстронг Виккерс» будет ждать представителя Круппа.
Геринг поднимает свой бокал.
— За наш Сталинград! — говорит он улыбаясь.
— За вас в Сталинграде! — отвечает гость. — Как говорится по-русски, — ура!
Оба молча пьют.
— Ура-а-а! Ура-а-а! — слышится отовсюду.
Идет ожесточенный бой.
То и дело вспыхивающие ракеты освещают землю неровным светом. В небе шарят прожекторы. Взметая снег и землю, рвутся снаряды.
Крутой берег Волги, изрезанный блиндажами, вздрагивает и осыпается. Идет дождь осколков. Противотанковые орудия ведут бешеный огонь по немецким танкам.
ВЕЛИКАЯ СТАЛИНГРАДСКАЯ БИТВА, ЗНАМЕНУЯ НАЧАЛО НОВОГО ЭТАПА ВОЙНЫ, ПРИБЛИЖАЛАСЬ К КОНЦУ…
Поле гигантского танкового сражения.
Немецкий танк, переползая через развалины, идет прямо на Иванова.
Иванов бросает связку гранат, но не попадает. Танк надвигается на него.
Придя в ярость, Иванов решительным броском вскакивает на танк и стреляет из пистолета в одну из бойниц.
Начинается жестокая, безумная схватка человека с машиной, напоминающая единоборство Мцыри с барсом.
Танк поднимается на развалины и спускается с них, точно пытается стряхнуть с себя смельчака, а он упорно стреляет в бойницы.
Вдруг Иванов вспомнил, что где-то у него еще осталась одна ручная граната. Он бросает ее в разбитую смотровую щель.
Раздается взрыв внутри танка; он останавливается и, окутавшись дымом, загорается.
Изможденный Иванов лежит на броне, дымится одежда на нем.
— Алексей, слезай! Взорвется! — кричат Зайченко и Юсупов и, видя, что товарищ не двигается, стаскивают его.
— Десятый за одни сутки!.. — кричит Юсупов на ухо Иванову и вместе с Зайченко ведет его к берегу.
По лицу Иванова струится кровь, волосы и руки опалены, он едва идет.
— Пойдем к Волге, обмоешь кровь, — говорит ему Зайченко.
— Куда? — хрипит он. — Не пойду… Давайте, ребята, назад. За Волгой мне делать нечего.
— Небольшой перевязка сделают, — увещевает Юсупов. — Хороший бой имели, Алеша. Говорят, Сталин здесь…
Алексей Иванов останавливается:
— Если он здесь, чего же мы за реку идем? Сталина здесь оставим, а сами туда? Нет, брат, это не тот закон.
И он, несмотря на протесты Зайченко и Юсупова, идет обратно.
— Командующий… Чуйков!.. — вдруг шепнул Зайченко.
Высокий, крепко сложенный генерал идет навстречу Иванову.
— Здравствуйте, товарищи! — говорит генерал Чуйков.
— Здравствуйте, — чеканно отвечают в один голос бойцы.
— Здорово дрались, ребята! Мы наблюдали за вами. Особенно вы, товарищ гвардии сержант. Ваш подвиг — пример для всех.
Иванов, набравшись смелости, обращается к генералу Чуйкову:
— Товарищ командующий, разрешите обратиться. Гвардии сержант Иванов.
— Пожалуйста…
— Слух есть, товарищ Сталин приехал, здесь находится.
— А было ли, товарищ Иванов, время, когда мы без Сталина находились? А? Да разве без него устояли бы? Здесь он, и всегда был с нами!.. Товарищ гвардии старший сержант!.. От имени Родины награждаю вас орденом Красного Знамени…