Москва
«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
1977
Поэты
ГЕРМАНИИ
ИТАЛИИ
ФРАНЦИИ
ПОРТУГАЛИИ
ИСПАНИИ
АВСТРИИ
ПОЛЬШИ
ВЕНГРИИ
АНГЛИИ
Вильгельм Левик
Избранные переводы
в двух томах
●
Том I
Москва
«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
1977
Сб3
Л36
Предисловие
Л. Озерова
Оформление художника
Г. Клодта
70404-156 Л 166-77
028 (01)-77
Искусство Вильгельма Левика
Мы в мастерской художника. Мольберт с незавершенным портретом, полки с законченными полотнами, этюдники, кисти, альбомы, карандаши. На стенах – репродукции великих мастеров, слепки, и среди них рука Лоренцо Медичи работы Микеланджело.
Вглядываюсь в пестрые корешки книг, – так много их здесь, и они на разных языках. Не только книги по искусству. Стихи, поэмы, драмы в стихах. Томики малого формата, тома собраний сочинений, словари толковые и профессиональные, исследования, монографии.
Пока я внимательно осматривал стены мастерской, интересовался книгами, по крутой лестнице в помещение – друг за другом – с шумом, с шутками, с криками ввалилась толпа знакомых по портретам людей – и каких людей! В широкополых шляпах, в цилиндрах, канотье, беретах, колпаках... В плащах, манто, пурпуэнах, хубонах, кожаных колетах, джеркинах, бриджах, фраках...
Кто эти люди? Длинноволос, в коротком рединготе с красной пелериной – Генрих Гейне! Наконец он здесь вволю поговорит со стариком Гете, которому на сей раз не удастся отделаться беглой репликой. А кто этот пришедший с пьесами, написанными для театра «Глобус»? Человек-легенда, уроженец Стрэтфорда-на-Эйвоне – сам Вильям Шекспир. За ним Шиллер со своим «Дон Карлосом». Хочется всех услышать, со всеми познакомиться. Возможно ли это? Здесь и немецкий миннезингер Вальтер фон дер Фогельвейде, и португалец Луис Камоэнс. Но говорят они по-русски. По-русски Камоэнс беседует с Байроном, Шамиссо с Гюго, Вордсворт с Верленом, Ронсар с Петраркой. Временные и пространственные дистанции – не помеха. Русской речью всех объединил хозяин мастерской – художник, поэт-переводчик Вильгельм Левик...
В искусстве перевода незначащих мелочей нет. Все подчинено главному делу: знание языков и чувство стиля, музыка стиха и умение живописать словом, общая культура, историко-литературное чутье... Не перечислить всего, что требуется для переводчика поэзии. Но все же впереди должно поставить талант. Это звонкое и емкое слово дает возможность освободить читателя от докучливого перечня. <5>
Перед нами собрание переводов – плоды более чем полувековой деятельности Вильгельма Левика. Обратимся к биографии мастера.
Вильгельм Вениаминович Левик родился в Киеве 13 января 1907 года. В средней школе, познакомившись с мифологией, он начал писать драму о Прометее. Кто, впрочем, в детстве не соревновался с Эсхилом?
В детстве Вильгельм Левик начал обучаться игре на фортепиано, но вскоре стал просить родителей об учителе рисования. Через полтора года после начала обучения преподаватель его устроил в одном из помещений на Крещатике выставку работ своего юного ученика. Большие акварели, изображавшие мифологические эпизоды и сцены из арабских сказок, отнюдь не исчерпывали содержания выставки. Посетители этой выставки обнаружили, что киевские кошки и лошади обрели своего даровитого поклонника.
Любовь к животным натолкнула мальчика на выбор книги, по которой он стал изучать немецкий язык. Это была «Всеобщая морфология» Геккеля. Разобраться в сложных построениях немецкого ученого помогло ему знание зоологической терминологии. Не прошло и года, как он уже читал немецкие книги. Он прочитал Гейне в оригинале. И полюбил его на всю жизнь.
Этапы жизни Левика – это этапы постижения языков, литературы, искусств. И все это, вместе взятое, служило овладению искусством перевода.
С 1921 года Вильгельм Левик на протяжении двух лет посещает вольную художественную студию. В 1924 году он переезжает в Москву. Здесь он держит экзамены одновременно во Вхутемас и на биофак МГУ. Принят в оба вуза. После мучительного раздумия выбор пал на Вхутемас, который был закончен в 1930 году.
Вышедший в 1929 году однотомник Гейне с «Германией» в переводе Вейнберга-Зоргенфрея («Academia») натолкнул на мысль сделать новый перевод поэмы. С этого и началось. Это была первая большая работа, выдержавшая с тех пор двадцать изданий. Так создалась обнимающая четырнадцать тысяч строк серия переводов из Гейне. Немецкий поэт открыл молодому человеку его призвание – полпреда европейской поэзии.
Русская «Лорелея» Гейне ведет свое начало, пожалуй, от Каролины Павловой и Мея. Вильгельм Левик взялся за перевод «Лорелеи» после того, как у нас было уже множество переводческих попыток. И он создал прекрасный перевод – достоверный и яркий портрет оригинала, сохраняющий его живость и естественность. <6>
Переводчику так нужно, так важно побывать в стране поэта. И это еще раз подтверждается на примере Левика. Он видел в Германии описанную Гейне скалу. И он понял, что уходящее на ночь солнце, сверкая, запечатлевается отблесками на этой скале дольше всего.
Лишь на одной вершине
Еще пылает закат.
Таков последний левиковский портрет гейневских строк. Раньше было: «Последним лучом пламенеет // Закат на прибрежной скале». Смысл тот же, но оттенок смысла другой. До поездки на Рейн Левик условно видел некую скалу. Увидев эту скалу воочию, он понял, что у поэта речь шла об одной вершине, на которой «еще (!) пылает закат».
Есть переводы, которые сложились сразу же и счастливо. Сделанный в 16-летнем возрасте перевод из Гейне «Зазвучали все деревья...» остался в неизменном виде до нынешнего дня. «Лорелея» и другие стихи переписывались десятки раз. В «Лорелее» всего двадцать четыре строки, а большая поэма «Германия» – она прошла с переводчиком через десятки лет и десятки раз переделывалась. Поэма Гейне «Германия» известна русскому читателю по многих переводах; Костомаров и Заезжий, Минаев и Вейнберг, Тынянов и Рубанович, Пеньковский и Левик... Левиковский перевод «Германии» проделал заметную и поучительную эволюцию. Первый вариант тридцатых годов переделан в шестидесятых. Опыт работы над другими поэтами помог Левику уточнить, а таким образом и улучшить многие частности старого перевода. Он зазвучал еще убедительней. А убедительность в поэтическом переводе – дело первейшее. Это значит: переложение производит на читателя впечатление той же непосредственности и живости, что и оригинал.
Следующим после Гейне этапом творческого пути была книга Ронсара, за перевод которого Вильгельм Левик взялся на фронте. Переводы стихов Ронсара осуществлялись в обстановке самой, казалось бы, непоэтической для этого изысканного поэта. Придворный кавалер оказался на войне. На фронте, после допросов военнопленных, передвигаясь по дорогам войны, Левик переводил Ронсара. Сразу же после победы он завершил эту работу (первое издание книги – 1947 г.), принесшую ему большой успех. Это одна из самых безусловных его удач.
Обычно к стихотворным переводам обращается оригинальный поэт. Таких примеров множество и в прошлом и в настоящем. Оригинальных стихов Вильгельма Левика мы не знаем. Он подчинил свое дарование воле других поэтов – иноязычных, главным <7> образом немецких, французских и английских. Подчинил – не совсем точное слово. Такое впечатление, что наш переводчик создан для того, чтобы услышать их голоса и сделать их слышимыми для всех. Что это значит? В пушкинских «Египетских ночах» Чарский говорит после прослушанной импровизации итальянца: «Чужая мысль чуть коснулась вашего слуха и уже стала вашею собственностью, как будто вы с нею носились, лелеяли, развивали ее беспрестанно». Мысль Байрона и Рембо, Верлена и Ленау коснулась слуха Вильгельма Левика и стала его собственной мыслью. Он ее не присвоил, а сделал достоянием русского читателя.
Мне думается, что живопись заменяет Левину оригинальные стихи. Ее характеризует уважение к натуре, стремление к гармонии образа, к свежей цветовой гамме. В поэтическом переводе для Вильгельма Левика характерно в высшей степени уважительное отношение к оригиналу. Он никогда не рассматривает его только как отправную точку для своих произвольных домыслов и построений. При этом он не повторяет натуру, не копирует ее, а дает ей новую жизнь.
В воспоминаниях об А. А. Осмеркине – своем учителе живописи – Вильгельм Левик воспроизводит слова художника И. И. Машкова: «Перед натурой надо ползать на пузе». По поводу этой реплики Ильи Ивановича Осмеркин сказал своему ученику: «Ну, что ж, попробуйте, только помните, что в этой позиции натуры не видно».
Сказанное о натуре в живописи имеет прямое отношение к оригиналу в переводе. Внимание к натуре и к оригиналу не означает рабьего преклонения перед ними. И в этом, может быть, прежде всего в этом, нужна мера. Вильгельм Левик с молодых лет и как практик и как теоретик перевода воюет против буквализма, против крохоборческого – слово за словом, строка за строкой – копирования оригинала. Дух, а не буква, – вот то заветное и заповедное, что направляет работу поэта-переводчика.
В одном из сонетов Дю Белле есть строка:
Поэтам платят неохотно.
Левик перевел эту строку таким образом:
Поэты не в цене у власти и закона.
С первого взгляда может показаться, что переводчик намеренно усилил гражданский пафос строки. Но и весь этот сонет, а главное, все творчество Дю Белле позволяют прочитать эту строку так, как прочитал ее переводчик.
«Художественный перевод, – пишет Левик, – это отнюдь не <8> информация о содержании каждой строки. В ряде случаев переводчик имеет право исходить из целостного образа поэта и в соответствии с этим менять ту или иную строчку». И верно: мотив пренебрежения вельмож к настоящей поэзии не раз встречается у Дю Белле, даже в соседнем сонете он иронически советует поэту не трогать власть имущих. Буква в переводе не та, что в оригинале, зато дух – тот же. Путь от общего к частному вовсе не означает невнимания к деталям. Напротив, этот панорамный, целостный взгляд на произведение дает возможность верно