И негодует он, и, руки ввысь воздев,
На оскорбителя зовет господень гнев,
И, друга повстречав, на все лады клянется,
Что королю служить вовеки не вернется,
Но только возвестит гремящая труба,
Что снова близится кровавая борьба,
Он, забывая гнев, копью врага навстречу,
Как встарь, кидается в губительную сечу
* * *
Я к старости клонюсь, вы постарели тоже.
А если бы нам слить две старости в одну
И зиму превратить – как сможем – в ту весну,
Которая спасет от холода и дрожи?
Ведь старый человек на много лет моложе,
Когда не хочет быть у старости в плену.
Он этим придает всем чувствам новизну,
Он бодр, он как змея в блестящей новой коже.
К чему вам этот грим – вас только портит он,
Вы не обманете бегущих дней закон:
Уже не округлить вам ног, сухих, как палки,
Не сделать крепкой грудь и сладостной, как плод.
Но время – дайте срок! – личину с вас сорвет,
И лебедь белая взлетит из черной галки.
* * *
А что такое смерть? Такое ль это зло,
Как всем нам кажется? Быть может, умирая,
В последний, горький час дошедшему до края,
Как в первый час пути, – совсем не тяжело?
Но ты пойми – не быть! Утратить свет, тепло,
Когда порвется нить и бледность гробовая
По членам побежит, все чувства обрывая, –
Когда желания уйдут, как все ушло.
Там не попросишь есть! Ну да, и что ж такого?
Лишь тело просит есть, еда – его основа,
Она ему нужна для поддержанья сил.
А дух не ест, не пьет. Но смех, любовь и ласки?
Венеры сладкий зов? Не трать слова и краски,
Зачем любовь тому, кто умер и остыл?
* * *
Я высох до костей. К порогу тьмы и хлада
Я приближаюсь, глух, изглодан, черен, слаб,
И смерть уже меня не выпустит из лап.
Я страшен сам себе, как выходец из ада.
Поэзия лгала! Душа бы верить рада,
Но не спасут меня ни Феб, ни Эскулап.
Прощай, светило дня! Болящей плоти раб,
Иду в ужасный мир всеобщего распада.
Когда заходит друг, сквозь слезы смотрит он,
Как уничтожен я, во что я превращен.
Он что-то шепчет мне, лицо мое целуя,
Стараясь тихо снять слезу с моей щеки.
Друзья, любимые, прощайте, старики!
Я буду первый там, и место вам займу я.
Эпитафия
Здесь погребен Ронсар. Камен заставил он
Прийти во Францию, покинув Геликон.
За Фебом шествовал он с лирой дерзновенной,
Но одержала смерть победу над Каменой.
Жестокой участи он избежать не мог.
Земля покоит прах, а душу принял бог.
Кристоф Плантен
1514–1589
* * *
Что нужно на земле? – Удобный, чистый дом,
Хорошее вино, хороший сад фруктовый,
Не больше двух детей, гостям уют готовый,
Хорошая жена, не шумная притом;
Не знаться с тяжбами, долгами и судом,
Довольствоваться тем, что день приносит новый,
И незаметно жить, забыв мирские ковы,
Наполнив дни простым размеренным трудом;
Не жаждать почестей, в желаньях помнить меру,
Не быть рабом страстей, хранить живую веру,
Ценить покой души, как божью благодать,
Любить жену, детей, животных и растенья.
Иметь свободный ум и смелые сужденья –
И можешь у себя спокойно смерти ждать.
Оливье де Маньи
1529-1561
* * *
Горд, что мы делаем? Когда ж конец войне?
Когда конец войне на стонущей планете?
Когда настанет мир на этом грешном свете,
Чтобы вздохнул народ в измученной стране?
Я вижу вновь убийц пешком и на коне,
Опять войска, войска, и гул, и крики эти,
И нас, как прежде, смерть заманивает в сети,
И только стоны, кровь и города в огне.
Так ставят короли на карту наши жизни.
Когда же мы падем, их жертвуя отчизне,
Какой король вернет нам жизнь и солнца свет?
Несчастен, кто рожден в кровавые минуты,
Кто путь земной прошел во дни народных бед.
Нам чашу поднесли, но полную цикуты.
* * *
Не следует пахать и сеять каждый год:
Пусть отдохнет земля, под паром набухая.
Тогда мы вправе ждать двойного урожая,
И поле нам его в урочный срок дает.
Следите, чтобы мог вздохнуть и ваш народ,
Чтоб воздуху набрал он, плечи расправляя.
И, тяготы свои на время забывая,
В другой раз легче он их бремя понесет.
Что кесарево, сир, да служит вашей славе.
Но больше требовать, поверьте, вы не вправе.
Умерьте сборщиков бессовестную рать,
Чтобы не смели те, кто алчны и жестоки,
Три шкуры драть с людей, высасывать их соки,
Стригите подданных – зачем их обдирать?
Этьен Жодель
1532-1573
* * *
Я двигался в горах извилистой тропой
По Верхним Альпам – там, где глыбистые кручи,
Подняв рогатые верхи, пронзают тучи,
И снег слепит глаза блестящей белизной.
Но нечто странное творилось предо мной,
Такое, что узреть не доводил мне случай:
Под солнцем таял снег, и стужу плетью жгучей
Сквозь этот дикий мир гнал шедший с неба зной.
Я был свидетелем таких чудес впервые:
Там – снег и лед в огне, враждебной им стихии,
Здесь я – в дыханье льдов, где жар томит меня.
Но снег застыл опять. И солнце, полыхая,
Весь окоем зажгло от края и до края,
А я от холода дрожал среди огня.
* * *
Вы первая, кому я посвятил, мадам,
Мой разум, душу, страсть и пламенные строки,
В которых говорю, какой огонь высокий
Дарит незрячий бог попавшим в плен сердцам.
Под именем другим я вам хвалу воздам,
Ваш образ воспою и близкий и далекий,
И так сложу стихи, чтоб даже сквозь намеки
Вы были узнаны, краса прекрасных дам.
А если вы никем покуда не воспеты,
И божества никем не явлены приметы –
Не гневайтесь! Амур таинственным огнем,
Таким огнем не мог наполнить грудь другую,
И он не мог найти в другой или в другом
Подобную любовь и красоту такую.
Стихи-изменники, предательский народ!
Зачем я стал рабом каким служу я силам?
Дарю бессмертье вам, а вы мне с видом милым
Все представляете совсем наоборот.
Что в ней хорошего, скажите наперед?
Зачем я перед ней горю любовным пылом?
Что в этом существе, моей душе постылом,
Всегда мне нравится, всегда меня влечет?
Ведь это из-за вас, предательские строки,
Я навязал себе такой удел жестокий
Вы украшаете весь мир, но как вы злы!
Из черта ангела вы сделали от скуки,
И то я слепну вдруг для этой ложной муки,
То прозреваю вновь для лживой похвалы.
Жак Гревен
1538-1570
* * *
Без них ты ни на шаг – им власть над всем дана,
Над всею Францией, от хижины до трона.
Нас учат выполнять их волю неуклонно,
Их цветом общества должна считать страна.
Но ежели корысть – ох, как она сильна! -
Поманит кошельком – их чести нет урона,
Коль полубог земной пойдет в обход закона.
А мы, боясь, молчим – такие времена!
Народ у нас как мяч, – то красный вдруг, то белый,
Летит, куда швырнут. Так вихрь остервенелый
Кружит увядший лист. И эти господа
Ломают, гнут людей, насилуют и грабят
И ни за что ярем проклятый не ослабят,
Как будто бога нет и Страшного суда.
Филипп Депорт
1546–1606
* * *
Друг одиночества ночного, мирный Сон!
Не ты ль хранишь покой всего миротворенья,
Страдающим сердцам даришь часы забвенья,
Вливаешь силы в тех, кто жизнью оскорблен.
Ты глух ко мне, хоть Ночь объемлет небосклон,
На черной четверне летя в свои владенья.
На свете я один лишен отдохновенья,
Хотя простерт на всех твой благостный закон.
Где мир твой и покой, где образы былого,
Из волн Забвения всплывающие снова,
Чтоб сердце обновить, смывая жизни муть?
О, Ночи вещий брат, мой враг, мучитель ярый,
Молю тебя, зову – ты спишь иль сходишь карой
И страхом леденишь пылающую грудь.
Жан Лафонтен
1621-1695
Мельник, его сын и осел
Послание г-ну де Мокруа
Эллада – мать искусств, за это ей хвала.
Из греческих земель и басня к нам пришла.
От басни многие кормились, но едва ли
Они до колоска всю ниву обобрали.
Доныне вымысел – свободная страна.
Не вся захвачена поэтами она.
Их бредни разные я вспоминать не стану.
Но слушай, что Малерб рассказывал Ракану.
Они, кого венчал Горациев венец,
Кого сам Феб учил и дал нам в образец,
Гуляли как-то раз одни в безлюдной роще
(Друзьям наедине высказываться проще).
И говорил Ракан: «Мой друг, скажите мне,
Вы знаете людей, я верю вам вполне.
Вы испытали все, видали тронов смену,
И в вашем возрасте уж знают жизни цену.
Какой мне путь избрать? Подумайте о том.
Вы знаете мои способности, наш дом,
Родню, ну, словом, все, что нужно для сужденья.
В провинции ль засесть, где наши все владенья,
Идти ли в армию, держаться ли двора?
Добра без худа нет, как худа без добра.
В войне услады есть, а в браке – огорченья.
Когда б мой личный вкус мне диктовал решенья,
Мне цель была б ясна. Но двор, семья, друзья –