* * *
Я был подвергнут испытанью
Всей силой страсти, но, любя,
Не сдался, не обрек страданью,
К паденью не увлек тебя.
Так вспоминай как друга чаще
Того, кто, жар твой пробудив,
Пред слабой, робкой и молящей
Смирил свой гибельный порыв.
Я отдал все, что сердцу мило,
Но ты страдать не будешь впредь.
Стыжусь, что мне так трудно было
Себя в тот миг преодолеть.
Не верь же сплетням, вспомни это
И вспомни всю любовь мою,
Услышав злоязычье света,
Хулы шипящую змею,
С другими – пусть я был порочным,
Они не ты, и в этом суть.
Здесь, в одиночестве полночном,
Шепчу: благословенна будь!
Когда бы ранее светила
Нас привели к одной судьбе,
Ты не запретно бы любила,
Я чистым бы пришел к тебе.
Живи ж от света в отрешенье,
Соблазны пагубные прочь!
Да не вернется искушенье,
Что ты сумела превозмочь!
Тебя опять в кругу салонном,
Погибший сам, губящий всех,
Я мог бы сердцем развращенным
Избрать в надежде на успех.
Для тех, кто чужд, как я, отрадам, –
Нам, диким, что нам светский вздор!
Но ты беги от зал, где рядом
Святыня чувства – и позор!
Ты юность, прелесть, ты любила
Так чисто, ярко, так светло!
Но что в тиши нам трудно было,
То в свете нас убить могло.
Те целомудренные слезы –
Прости! Прости мне страсти бред!
Но не страшись – его угрозы
В душе смятенной больше нет.
На годы! О, как тяжело мне
Уйти, любви наперекор!
Но мы решили вместе – помни:
Я принял этот приговор!
Люби я меньше – меньше муки
Разрыв наш причинил бы мне,
Но да не вспомню там, в разлуке:
Моя! – но по моей вине!
Женщине, которая спросила, почему я весной уезжаю из Англии
Как грешник, изгнанный из рая,
На свой грядущий темный путь
Глядел, от страха замирая,
И жаждал прошлое вернуть,
Потом, бродя по многим странам,
Таить учился боль и страх,
Стремясь о прошлом, о желанном
Забыть в заботах и делах, –
Так я, отверженный судьбою,
Бегу от прелести твоей,
Чтоб не грустить перед тобою,
Не звать невозвратимых дней,
Чтобы, из края в край блуждая,
В груди своей убить змею.
Могу ль томиться возле рая
И не стремиться быть в раю!
Строфы из «Дон-Жуана»
...Прекрасен вечер летний над лагуной,
Гондолы плеск на темной зыби вод,
И песнь, и говор лютни тихоструйной.
Прекрасен звезд медлительный восход,
И ветерок, вспорхнувший ночью лункой,
И теплый дождь, когда он к небу вдруг
Вздымает семицветный полукруг.
Прекрасен дом, в котором все знакомо,
И дружелюбный лай цепного пса,
Объятья, слезы на пороге дома,
Сияющие нежностью глаза,
А после – утра вешнего истома
И радостные птичьи голоса,
Жужжанье пчел, ручья прозрачный трепет,
Девичий смех и первый детский лепет.
Прекрасна осень в блеске багреца,
Пурпурно-шумный ливень винограда,
И сельский мир, врачующий сердца,
Уставшие от городского чада,
И первый крик ребенка – для отца,
Для скряги – звон нетронутого клада,
Для женщин – месть (так создан нежный пол!)
И для тирана – наглый произвол.
Прекраснее, – какое в том сомненье! –
Коль старый лорд, угрюмый скопидом,
Чьей смерти все мы ждали в нетерпенье,
Отправился на небо и притом
Оставил нам в законное владенье
Поместье, титул иль доходный дом, –
Солидное наследие, которым
Давно мы все клянемся кредиторам.
Прекрасен к славе устремленный путь,
Прекрасен мир, когда утихла ссора.
Еще прекрасней – друга оттолкнуть,
В том видя средство к разрешенью спора.
А лучше – элю старого хлебнуть,
Безвинного спасти от наговора
Иль посетить места, где ты забыт,
Где все о прошлом сердцу говорит.
Но смертному всего, всего милей
Далекий трепет первого свиданья,
Единственного в памяти твоей.
Увы, он сорван, сладкий плод познанья,
И жизнь пуста, и ты не веришь ей,
И стоит ли она воспоминанья
В сравненье с тем неповторимым днем,
Согретым Прометеевым огнем!
К Тирзе
1
Мертва! – Любимой, молодой
Угасла в цвете лет,
Чаруя нежной красотой,
Которой равных нет.
Где б ни был прах твой – пусть он скрыт
Или толпа над ним шумит,
Раба пустых сует, –
Я не хочу в тоске бессильной
Глядеть на холмик твой могильный.
2
То место, где укрылась ты –
Не знаю, где оно.
Сорняк на нем или цветы –
Теперь не все ль равно!
Но знаю: все, что я любил,
Чем жил, дышал и счастлив был,
Все в тлен обращено.
И знаю без похвал надгробных:
Мертва! – И нет тебе подобных.
3
Да, я любил, люблю тебя,
Ты для меня – одна.
Ты умерла, меня любя,
И в смерти мне верна.
Где смерть прошла, навеки там
Назло наветам, лжи, годам
Любовь освящена.
И я, каким ни стал бы дальше,
Для мертвой чужд измен и фальши.
4
Я в праздник жизни был с тобой,
Теперь один я, верь.
Закаты, звезды, волн прибой
Не для тебя теперь.
Но так завиден мне твой сон,
Что, подавив сердечный стон,
Я не считал потерь:
Стареть – всему закон в подлунной,
Ты ж для меня осталась юной.
5
Зачем красивейшим цветам
Дано так мало дней!
Цветок не сорван – значит, сам
Увянет тем быстрей.
Но если должен лепесток
За лепестком увянуть в срок,
Сорви – и не жалей!
Не жди, покуда Благородство
И Красоту убьет Уродство!
6
Такою старость предстает
В распаде Красоты.
Чем краше день – страшнее гнет
Растущей темноты.
Наш день, ярчайший в беге дней,
Светился красотой твоей
До гробовой черты.
Так ярче, наземь упадая,
Звезда блистает золотая.
7
О, слезы, слезы! Где их взять
Забывшему покой?
Не быть с тобою, не стоять
Над ложем в час такой!
Не целовать кудрей кольцо,
Не видеть, не глядеть в лицо,
Не поддержать рукой!
Не выразить любви у гроба,
Которой мы лишились оба!
8
Что ж лучше – пусть в могиле ты, –
Что радостней, ответь,
Чем быть хоть силою мечты
С тобой, с тобой и впредь!
Чем знать, что вопреки судьбе
Все то сберег я, что в тебе
Не может умереть.
Что не вернуть Любовь – и все же
Лишь ты живая – мне дороже.
* * *
Еще усилье – и постылый
Развеян гнет бесплодных мук.
Последний вздох мой тени милой,
И снова в жизнь и в тот же круг,
И даже скуке, в нем цветущей,
Всему, что сам отверг, я рад.
Тому не страшен день грядущий,
Кто в прошлом столько знал утрат.
Мне нужен пир в застолье шумном,
Где человек не одинок.
Хочу быть легким и бездумным,
Чтоб улыбаться всем я мог,
Не плача ни о ком... Когда-то
Я был другим. Теперь не то.
Ты умерла, и нет возврата,
И мир ничто, где ты – ничто!
Но лире скорбь забыть едва ли.
Когда улыбка – маска слез,
Она насмешка для печали,
Как для могилы – свежесть роз.
Вино и песня на мгновенье
Сотрут пережитого след.
С безумством дружно наслажденье,
Но сердце... Сердцу друга нет.
Нам звезды кроткими лучами
Отрадный мир вливают в грудь.
Я сам бессонными ночами
Любил глядеть на Млечный Путь.
На корабле в Эгейском море
Я думал: эта же луна
И Тирзу радует! Но вскоре
Светила ей на гроб она.
В ознобе, мучась лихорадкой,
Одной я мыслью был согрет:
Что Тирза спит, как прежде, сладко
И что моих не видит бед.
Как слишком позднюю свободу, –
Раб стар, к чему менять судьбу! –
Я укорять готов природу
За то, что жив, а ты – в гробу.
Той жизни, что казалась раем,
Ты, Тирза, мне дала залог.
С тех пор он стал неузнаваем,
Как от печали, он поблек.
И ты мне сердце подарила:
Увы! оно мертво, как ты!
Мое ж угасло и остыло,
Но сберегло твои черты.
Ты, грустно радующий взоры,
Залог прощальных лучших дней!
Храни любовь – иль грудь, к которой
Ты прижимаешься, разбей!
Что боль, и смерть, и безнадежность
Для чувств, не сдавшихся годам!
За ту святую к мертвой нежность
Я ста живых любовь отдам.
Эвтаназия
Пусть рано, поздно – то мгновенье
Придет, – и вступит смерть в мой дом.
Тогда овей меня, Забвенье,
Всепримиряющим крылом!
Наследства ждущей алчной своре
Закрой к усопшему пути.
Ни плакальщиц в притворном горе,
Ни близких сердцу не впусти.
Без шума из земного круга,
Без лишних слов уйду во тьму,
Не беспокоя даже друга,
Не портя пира никому.
А ты, Любовь, без жалоб тоже,
Ту силу, что дана любви,
И мне, как дар на смертном ложе,
И ей – кто будет жить – яви.
Дай видеть мне, моя Психея,
Твою улыбку до конца,
И стихнет боль моя, слабея
При виде милого лица.
Но ты, как жизнь, уйти готова,
А слезы из прекрасных глаз
Обманут в смутный миг живого,
Но ранят сердце в смертный час.
Так пусть угасну одинокий
Без жалоб, без речей, без слез.
Ведь многих в Вечность миг жестокий
На мягких крыльях перенес.
Уходит все, а Время нудит:
«Пора, умри!» – и замкнут круг,
А там – а там тебя не будет,
Ты завершил дорогу мук.
Он близок, день, зовущий к тризне, –