Орландо. Но все же, назови мне хотя бы один.
Розалинда. О нет, я даю свои лекарства только тем, кто в них нуждается. Вот, например, сюда ходит какой-то человек, который портит молодые деревья, вырезая на коре имя «Розалинда». Кусты боярышника он увешивает одами, кусты куманики элегиями. И все это только для того, чтобы прославить имя Розалинды. Вот если бы я встретил этого разносчика сердечных тайн, я дал бы ему полезный совет, потому что он, мне кажется, страдает любовной лихорадкой.
Орландо. Перед тобой жертва любовной лихорадки. Помоги мне, дай мне лекарство.
Розалинда. Но у вас нет ни одного признака болезни, которую не раз описывал мне мой дядя. Он научил меня распознавать влюбленных с первого взгляда, и я знаю наверняка, что вы в эти силки не попадались.
Орландо. Какие же это признаки?
Розалинда. Прежде всего – впалые щеки, чего у вас нет. Синева под глазами, чего у вас тоже нет. Необщительность, которой у вас нет. Всклокоченная борода, которой у вас нет... впрочем, это я вам прощаю, потому что у вас этого добра ровно столько, сколько полагается иметь младшему брату. Если бы вы были влюблены, панталоны ваши были бы не подпоясаны, завязки на шляпе развязаны, рукава расстегнуты, башмаки не зашнурованы – словом, все в вас указывало бы на пренебрежение к своей особе, на запущенность. А вы разряжены, как щеголь. Можно подумать, что вы влюблены в самого себя, а не в кого-то другого.
Орландо. Прекрасный юноша, как мне убедить тебя, что я влюблен?
Розалинда. Убедить меня? С таким же успехом вы бы могли убеждать и ту, которую любите. И все же, она скорее поверила бы вам, чем созналась бы, что верит. Это один из тех случаев, когда женщины лгут собственной совести. Но, кроме шуток, вы в самом деле тот, кто увешивает деревья стихами, прославляющими имя Розалинды?
Орландо. Клянусь белоснежной рукой Розалинды, это именно я, – я этот несчастный!
Розалинда. И вы действительно так любите, как пишете об этом в своих стихах?
Орландо. Ни стихи, ни разум человеческий не способны выразить всю силу моего чувства!
Розалинда. Но ведь любовь – чистейшее безумие. Она, как буйный сумасшедший, заслуживает карцера и кнута. То, что влюбленных не подвергают этому целительному наказанию, объясняется лишь распространенностью недуга. Те, кто должны бы наказывать, сами влюблены. Но я лечу таких больных советами.
Орландо. А вы уже кого-нибудь вылечили таким способом?
Розалинда. Да, одного человека вылечил. И вот как Это было. Он должен был вообразить, что я – его любимая, его единственная. Я заставлял его каждый день добиваться моей благосклонности. Я разыгрывал перед ним капризную женщину, то печальную, то женственно нежную, то изменчивую, то тоскующую и влюбленную, то гордую и своенравную, то пустую и глупую. Я играл в непостоянство, то утопая в слезах, то расплываясь в улыбках. Я, подобно детям и женщинам, предавался мимолетно каждому чувству, ни одного не испытывая глубоко. Я то любил его, то ненавидел, то привлекал к себе, то отталкивал. Один день я вместе с ним проливал слезы, другой день я оплевывал его и в конце концов довел своего вздыхателя до того, что любовное безумие перешло у него в полное помешательство. Он бежал от вихря мирской суеты и скрылся в монашеском уединении. Вот как я исцелил его. Таким же способом я берусь очистить и вашу печень, чтобы в ней не оставалось ни единого пятнышка любви, чтобы своей чистотой она уподобилась хорошо промытому сердцу здоровой овцы.
Орландо. Нет, юноша, тебе не удастся исцелить меня.
Розалинда. Увидите, я исцелю вас. Попробуйте только называть меня Розалиндой и каждый день приходить ко мне в хижину и ухаживать за мной.
Орландо. Клянусь верностью своей любви, я это сделаю. Скажи, где твоя хижина?
Розалинда. Пойдемте со мной, и я вам покажу ее. А по дороге вы мне расскажете, как отыскать в лесу ваше жилище.
Орландо. С большим удовольствием, милый юноша!
Розалинда. Нет, вы должны называть меня Розалиндой. Ты пойдешь с нами, сестричка? (Уходит.)
Сцена 3
Другая часть леса. Входят Оселок и Одри. За ними следует Жак.
Оселок. Иди скорее, милая Одри. Я помогу тебе собрать твоих коз, Одри. Ну, так как же, Одри? Я тебе нравлюсь? Или грубые черты моего лица тебе не по вкусу?
Одри. Ваши черты? Господи помилуй! Какие еще там черты?
Оселок. С тобой и с твоими козами я похож на самого причудливого из поэтов – на почтенного Овидия среди готов.
Жак. О бедная ученость! Какое жалкое жилье ты обрела!
Оселок. Когда стихи человека не находят сочувствия, когда ум его не встречает живого понимания, – это для него прискорбнее, чем большой счет для маленькой компании. Ах, почему боги не создали тебя более поэтичной!
Одри. А что такое поэтичная? Что-нибудь вроде честная? Правдивая?
Оселок. По совести говоря, ни то, ни другое. Чем поэзия правдивее, тем больше в ней вымысла. Все влюбленные предаются поэзии, и то, в чем клянутся их стихи, придумывает их влюбленность.
Одри. И после этого вы жалеете, что боги не наделили меня поэтичностью?
Оселок. Разумеется. Ты клялась мне, что ты честная девушка. Но если бы ты была поэтом, я мог бы надеяться, что Это твоя фантазия.
Одри. Разве вы не хотели бы, чтоб я была честной девушкой?
Оселок. Конечно, нет, потому что тогда тебе надо было бы стать безобразной. При красоте хранить честность – все равно что сдабривать сахар медом.
Жак (в сторону). Глубокомысленный шут!
Одри. Но так как я некрасива, пусть боги сохранят меня честной.
Оселок. Наделять честностью уродливую неряху – это все равно что подавать изысканное блюдо на грязной тарелке.
Одри. Я вовсе не неряха, я только благодарю богов за то, что они сделали меня уродливой.
Оселок. Слава богам за твою уродливость! Неряшливость придет потом. Но как бы там ни было, я хочу на тебе жениться. Я уже договорился с господином Оливером Путаником, священником ближайшего прихода. Он обещал придти сюда и обвенчать нас.
Жак (в сторону). Хотел бы я посмотреть на эту церемонию!
Одри. Пусть боги пошлют нам счастье!
Оселок. Аминь! Робкий человек не осмелился бы на такое дело. Нашим храмом будет лес, нашими свидетелями – рогатые звери. Но будем смелы! Рога отвратительны, но неизбежны. Говорят, что многие не ведают своего богатства. Правильно: у многих есть рога, но владелец и не подозревает об этом. А что тут смешного? Не он их растил, а жена принесла. Рога? Конечно. Разве они имеются только у бедняков? Благороднейший олень так же рогат, как иная жалкая скотина. Но что ж е, – значит, блаженны холостяки? Ну нет, как обнесенный стенами город поважнее деревни, так женатый рогоносец много почтенней, чем гололобый холостяк. И насколько защищенность дороже беззащитности, настолько рогатость весомей безрогости. А вот и господин Оливер!
Входит Оливер Путаник.
Добро пожаловать, господин Оливер Путаник! Вы согласны обвенчать нас под этим деревом? Или мы должны отправиться вместе с вами в часовню?
Оливер Путаник. А здесь никого нет, кто мог бы вручить вам вашу жену?
Оселок. Я ни от кого не желаю принимать ее в дар.
Оливер Путаник. Но без этого брак ваш не будет законным.
Жак (подходя). Соедините их, я вручу ему эту женщину.
Оселок. Добрый вечер, милостивый государь Как-Вас-Зовут! Вы пришли в самый раз. Ну, как вы поживаете? Бог да благословит вас за ваше появление. Я счастлив видеть вас. Только зачем вы держите шляпу в руке? Накройтесь, пожалуйста!
Жак. Ты в самом деле задумал жениться, шут?
Оселок. Отчего же нет? Бык имеет свое ярмо, лошадь – свою узду, сокол – свои бубенчики, а человек – свои желания. Голуби целуются, а супруги милуются.
Жак. И вы, человек столь образованный, хотите венчаться под этим деревом, словно нищий бродяга? Ступайте в церковь и обвенчайтесь у порядочного священника, который сумеет объяснить вам, что такое брак. А этот человек соединит вас, как две панельные доски. Одна из них рассохнется и начнет трещать: крак, крак!
Оселок (в сторону). Я думаю, пусть лучше он обвенчает нас. Едва ли он сделает это как следует. А если я обвенчаюсь не как следует, у меня будет хороший повод бросить потом свою жену.
Жак. Пойдем со мной – и слушайся моих советов.
Оселок. Пойдем, дорогая Одри: мы должны вступить или в брак, или в незаконное сожительство. Прощайте, добрый господин Оливер! Нет:
О добрый Оливер,
О славный Оливер,
Не уходи, – что я отвечу людям?
Или:
Уйди, на что мне брак?
Мы ладим с ней и так,
А посему венчаться уж не будем!
Жак, Оселок и Одри уходят.
Оливер Путаник. Все равно ни один из этих сумасбродов не отвратит меня от моего призванья. (Уходит).
Сцена 4
Другая часть леса. Входят Розалинда и Сeлия.
Розалинда. Не говори со мной: я хочу плакать!
Селия. Сделай милость. Только помни, что слезы не подобают мужчине.
Розалинда. Но разве у меня нет причины для слез?
Селия. Причина самая уважительная. Ну и плачь!
Розалинда. Даже волосы у него цвета измены.
Селия. Они немногим темней, чем волосы Иуды. Но его поцелуи родные дети поцелуев Иуды.
Розалинда. А все-таки волосы у него красивые!
Селия. Восхитительные! Каштановый цвет всегда считают самым красивым для волос.
Розалинда. А его поцелуи полны святости, как прикосновение к причастию.
Селия. Он купил уста у Дианы. Монахини из зимнего аббатства не целуют более благочестиво. Весь лед целомудрия сокрыт в его поцелуях.
Розалинда. Но он поклялся, что придет сегодня утром, а его все нет. Почему бы это?
Селия. Потому что в его словах нет ни тени правды.
Розалинда. Ты думаешь?
Селия. Да. Конечно, он не карманный вор и не конокрад, но его любовные признания пусты, как выпитый стакан или как выеденный червями орех.
Розалинда. Значит, ты считаешь, он нечестен в любви?
Селия. Да, если только он любит. Но я думаю, что он не любит.