Избранные переводы в двух томах. Том 2 — страница 44 из 49

Розалинда. Но ты ведь слышала, он клялся, что любил.

Селия. Любил не значит любит. Кроме того, клятвам влюбленного можно верить не больше, чем клятвам кабатчика. Тот и другой ручаются за фальшивые счета. Он сопровождает здесь в лесу герцога, твоего отца.

Розалинда. Вчера я встретила герцога, и он забросал меня вопросами. Он спросил о моем происхождении, и я сказала, что принадлежу к такому же знатному роду, что и он. Герцог засмеялся и отпустил меня. Но с какой стати мы заговорили об отце, когда на свете есть Орландо?

Селия. О, это прекрасный юноша. Он сочиняет стихи, расточает прекрасные слова, дает прекрасные клятвы и прекраснейшим образом разбивает их о сердце своей возлюбленной. Он напоминает неумелого рыцаря, который на турнире пришпоривает лошадь с одного бока и, как все благородные гусаки, кончает тем, что ломает свое копье. Но все прекрасно там, где властвует юность и правит безрассудство, Сюда кто-то идет.

Входит Коринн.

Коринн

Мой господин и госпожа. Вы часто

Справлялись о влюбленном пастухе,

Который на траве сидел со мною

И восхвалял надменную пастушку,

Свою любовь.

Сeлия

Да, что с ним?

Коринн

Если вы

Хотите видеть мертвенную бледность

Любви гонимой, красный пламень гнева

И гордого презренья, так пройдемте

Со мной – здесь, близко – я вам покажу.

Розалинда

Пойдем! Прекрасно зрелище влюбленных

Для тех, кто любит. Я хочу их видеть.

И дай мне роль хоть малую, творец,

В чудесной драме любящих сердец.

Уходят.

Сцена 5

Другая часть леса. Входят Сильвий и Феба.

Сильвий

Не отвергай моей любви, о Феба!

А если гонишь, хоть смягчи враждебность!

Палач, привыкший видеть смерть и муку,

Не отсечет виновной головы,

Не испросив прощения у жертвы.

Иль ты черствей, чем он – слуга закона,

Кормящийся кровавым ремеслом?

Входят Розалинда, Сeлия и сзади Коринн.

Феба

Быть палачом твоим я не желаю,

Бегу, чтобы не стать твоим убийцей,

Ведь ты сказал, что смерть в моих глазах.

Как это мило, как правдоподобно!

Когда глаза так слабы, так нежны,

Что закрываются, боясь пылинки,

Ты говоришь мне, что они тираны,

Убийцы, палачи! О, если взор мой гневный

Способен ранить – пусть убьет тебя.

Ну, падай! Грохнись в обморок хотя бы!

Не можешь? Так стыдись! К чему ты лжешь

И называешь взор мой смертоносным?

Ну, покажи хоть рану, оцарапай

Себя иголкой! Если б на мгновенье

Тростинку ты зажал в своей ладони,

Остался б отпечаток. А мой взор,

Хотя бы им я молнии метала,

И малого вреда не причинит.

Сильвий

Любимая! Когда б огонь любви

Запал в твое нетронутое сердце, –

Кто знает, скоро ль этот час придет! –

Ты поняла бы, что стрела любви

Наносит нам невидимые раны.

Феба

Но час не пробил, так отстань, несчастный.

Не приближайся! Если полюблю я –

Глумись над гордой Фебой, а покуда

Она глумиться будет над тобой!

Розалинда

(выходя на сцену)

Но почему? – спросить бы я хотела.

Кто ваша мать? Она ль вас научила

Насмешкой злобной оскорблять страданье?

Допустим, вы красивы (хоть по правде,

В постель с тобой не лягу при свечах!),

Так разве неразрывна с красотой

Бесчувственная гордость? Вы молчите?

Чего вы так уставились в меня?

В моих глазах вы дюжинный товар,

Базарное изделие природы.

(Клянусь, она глядит, как будто хочет

Меня приворожить!) Эй ты, красотка!

Ни сливки щек твоих, ни взгляд коровий,

Ни брови, наведенные чернилом,

Ни черный шелк волос меня не тронул.

А ты, пастух безумный, для чего

Ты следуешь за ней, как южный ветер

С дождем и громом? Верь мне: как мужчина

В сто тысяч раз ты лучше, чем она

Как женщина. О, сколько вздорных баб

Из-за глупцов подобных расплодилось!

В твоих глазах, как в зеркале своем,

Она себя в сто раз прекрасней видит.

Одумайся, красотка! На колени!

Постом творца благодари за то,

Что славного поклонника нашла ты!

Я на ухо шепну тебе, как друг:

Спускай товар, его не каждый купит!

А он – спаситель твой, люби ж его!

И помни, что насмешливый урод –

Урод вдвойне. Женись на ней, пастух,

И счастлив будешь!

Феба

Мой красавец юный!

Хотя б ты целый год меня бранил,

Мне брань твоя милей его признаний.

Розалинда (в сторону). Он влюбился в ее безобразие, а она влюбилась в мою злость. Если так, то всякий раз, как она злобно посмотрит на него, я прижгу ее злобу горькой истиной. Что ты на меня так смотришь?

Феба. О, не от дурного чувства!

Розалинда

Не вздумайте, прошу, в меня влюбиться!

Я вероломней пьяных клятв, и знайте –

Не полюблю вас. Если захотите

Найти мой дом, он там, в масличной роще.

Пойдем, сестра? – Пастух, будь с ней потверже!

Сестра, идешь? – Не заносись, пастушка!

Будь с ним нежна. Ни для кого другого

Ты божеством уже не станешь снова.

Пойдемте к стаду.

Розалинда, Селия и Коринн уходят.

Феба

Прав пастух умерший:

«Лишь тот узнал любви священный пыл,

Кто с первого мгновенья полюбил».

Сильвий

О Феба, милая!

Феба

А!.. Что ты, Сильвий?

Сильвий

О Феба, сжалься, я у ног твоих!

Феба

Мне жаль тебя, мне жаль, мой милый Сильвий!

Сильвий

Но жалость – утешения сестра!

Так если ты испытываешь жалость

При виде мук моих, ответь любовью,

Тогда конец и жалости и мукам.

Феба

Я – друг твой, а любовь – соседка дружбы.

Сильвий

Но я хочу, чтоб ты была моей!

Феба

А это – жадность. Было время, Сильвий,

Когда я ненавидела тебя.

Я и теперь тебя не полюбила,

Но о любви ты говоришь так чудно,

Что стала я терпеть без раздраженья

Услуги и присутствие твое.

Так радуйся тому, что ты мне служишь,

И лучшей не выпрашивай награды.

Сильвий

Я так боготворю тебя, о Феба,

Так скорбно жажду милости твоей,

Что подниму, как высший дар, колосья,

Которые счастливый жнец обронит.

Лишь изредка мне улыбнись небрежно,

И в той улыбке будет жизнь моя.

Феба

Не знаешь ли ты юношу, который

Здесь говорил со мной?

Сильвий

Не знаю, кто он,

Но я встречал его. Купил он стадо

И пастбище, которым старый Карл

Владел недавно.

Феба

Не подумай, Сильвий,

Что мой вопрос любовью тайной вызван.

Мальчишка груб! Он говорит отлично,

Но что слова, – слова всегда приятны,

Когда нам тот, кто их сказал, приятен.

А он красив, – не бог весть как, но все же...

Он горд, но гордость молодцу к лицу.

Мужчина выйдет славный! Бесподобны

Его глаза. Он словом ранит быстро,

Еще быстрей глазами исцеляет.

Он невысок. Нет, по годам – высок!

Нога мала, но спору нет – красива.

Уста его румяны, – чуть румяней,

Чем щеки. Все различье между ними –

Как между алой и пурпурной розой.

Немало женщин, Сильвий, если б так же

Его всего подробно рассмотрели,

Влюбились бы. Я не люблю его,

Но ненависти тоже не питаю,

А ведь скорей должна бы ненавидеть

Кто он такой, чтобы бранить меня!

Мои глаза черны – ведь так сказал он –

И волосы черны... Я вспоминаю,

Он оскорблял меня... Но почему я

Ему смолчала? Это странно! Впрочем...

Ведь пропустить не значит допустить!

Письмом отвечу, высмею нахала!

А ты снесешь. Не правда ль? Хочешь, Сильвий?

Сильвий

Всем сердцем, Феба!

Феба

Тотчас напишу.

Письмо готово и в уме и в сердце,

Оно должно быть злым и кратким. Сильвий!

Ступай за мной!

Уходят.

Действие четвертое

Сцена 1

Лес. Входят Розалинда, Селия, Жак.

Жак. Позволь мне, прекрасный юноша, поближе познакомиться с тобой.

Розалинда. Говорят, вы склонны к меланхолии?

Жак. Это правда. Я больше люблю предаваться меланхолии, чем веселью.

Розалинда. Люди, доходящие до крайности, в том или в другом одинаково противны. Они даже больше, чем пьяницы, заслуживают всеобщего порицания.

Жак. Но ведь это прекрасно – быть грустным и молчаливым!

Розалинда. Еще прекраснее – попросту быть столбом!

Жак. Моя меланхолия – вовсе не меланхолия ученого, вызванная неудачным соперничеством. Это и не меланхолия музыканта, коренящаяся в игре воображения. И не меланхолия придворного, за которой скрывается высокомерие, и не меланхолия солдата, порожденная честолюбием, и не меланхолия законоведа, являющаяся политической маской, и не меланхолия женщины, придуманная кокетством, и не меланхолия влюбленного, под которой таится одновременно все, что я назвал. Нет, моя меланхолия – это меланхолия особого рода, свойственная лишь мне одному. В ней много сторон, она имеет много причин, и вся она, в сущности, результат размышления о моих странствиях. Стоит мне задуматься об этом предмете, у меня разливается черная желчь. Она-то и вызывает меланхолию.

Розалинда. Так вы путешественник? Тогда и впрямь у вас имеются причины для грусти. Боюсь, что вы продали все свои земли, чтобы посмотреть на чужие. А много видеть и ничем не владеть – это значит иметь богатство перед глазами и нищету в руках.

Жак. Да, я дорого заплатил за свой опыт.

Розалинда. И ваш опыт делает вас печальным? Нет, по мне лучше веселая неопытность, чем грустный опыт. И ради этого еще путешествовать!

Входит Орландо.

Орландо. Привет мой, дорогая Розалинда!

Жак. Ну, если уж вы заговорили белыми стихами, так прощайте! (Уходит.)

Розалинда. Прощайте, господин путешественник! Старайтесь картавить, носить иноземное платье, принижайте все, что есть хорошего в вашем отечестве, проклинайте свое происхождение и даже хулите бога за то, что он сделал вас таким, какой вы есть. Если не будете все это исполнять, никогда я вам не поверю, что вы имели счастье кататься в гондоле. Ну, Орландо, где же вы пропадали? Что это значит? Хорош влюбленный! Если еще раз выкинете такую штуку, не смейте больше показываться мне на глаза!