Величайшее желание не писать, разве для наследников (для Лизы, для Вари, для Марьи Владимировны).
Да и почти уже не пишу давно… На что?
А в Угреше, где Вы думали, я тогда найду пристань, я был еще и честолюбец, и христианин еще какой-то страстный.
А теперь я даже и унынием, слава богу, почти вовсе не страдаю. Уныние есть все-таки плод неудовлетворенных желаний, – а какие у меня теперь сильные желания?
Желание умереть не слишком мучительною болезнью – это сильно, да и то с постоянной оговоркой: если это не безусловно нужно для окончательного искупления грехов. А иначе остается молить Бога только о том, чтобы предсмертные страдания не довели до ропота!..
Еще одно желание сильно: чтобы денег было достаточно – для успокоения этого исстрадавшегося тела! Пенсия хороша, но в Москве я на нее жить не могу и, вероятнее всего, удалюсь с этой весны в Оптину и Лизу устрою там. Но не думайте, чтобы и в Оптину меня тянуло сильно. Нет, на время – да, с радостью, а надолго – все равно везде телесные страдания, везде равнодушие… Поздно!
Еще, пожалуй, прекрасный климат Босфора и возможность зимой гулять ежедневно пешком – это нравится моему воображению…
Но все-таки средств мало и рисковать что-то жутко с моими плохими силами!
Вспоминаю я часто Вас и Ваш совет в 1874 году в Константинополе: «Поезжайте в Россию, сделайтесь „литературным генералом“ и лет через пять возвращайтесь сюда на отдых».
Не пять, а тридцать лет прошло с тех пор; «генералом» меня все-таки критики и редакторы не сделали, а разве, разве непопулярным полковником, – и рад бы я умереть на Принцевых островах5, но чтобы подняться отсюда покойно, нужно 1000 или 1500 руб<лей>. Долги мне надоели до смерти, и должать мне стало теперь донельзя противно… Все это во мне изменилось, но стеснять себя еще ниже и еще строже, чем я стесняю себя эти семь лет, не могу… И потому да будет воля Господня!.. «Благослови душе моя, Господи, и не забывай всех воздаяний Его» – и прибавлю: всех прощений Его за эти тринадцать-четырнадцать лет после Афона! Очень, очень их много было!
А я и забыл Вам сказать, что вскоре после отправки Вам книг прошлого года я так опасно занемог, что все со мной прощались: причащался, соборовался… Одна за другой у меня были от первой недели поста до половины мая серьезные болезни: гнилостное заражение крови и воспаление лимфатических сосудов в правой руке, спасли, потом – самый жестокий и опасный бронхит с припадками удушья и, наконец, язвы жестокие на ладонях и подошвах в течение трех месяцев, так что меня в особом вагоне довез лежачего Филиппов до Калуги, а потом я доехал в карете почти до Оптиной и тем кое-как поправился… Месяца четыре быть между жизнью и смертью, и в полном сознании своего положения – это также оставляет в эти годы серьезный след в сердце! Помнишь!
Хотел было Вас известить, да посовестился беспокоить… Вот в это-то время, увидав меня в ранах, Т. И. Филиппов и возмутился духом, и сказал: «Надо вам отдохнуть, надо освободить вас от всяких обязанностей», – и обратился серьезно к Делянову, и посоветовал ему вникнуть в значение моей деятельности.
Вот и все, мой друг… Обнимаю Вас крепко. <…>
Впервые опубликовано в журнале: «Русское обозрение». 1897, январь. С. 397.
1 Иван Давыдович Делянов (1818–1897) – граф, государственный деятель, камергер. Попечитель Петербургского учебного округа в 1882–1897 гг., министр народного просвещения. Член Государственного Совета. Во время управления Делянова был ограничен прием в учебные заведения детей недостаточных родителей, уменьшен процент евреев, приняты меры для русификации школ в Прибалтике, выработан консервативный университетский устав 1884 г. О назначении Делянова министром Д. А. Милютин писал: «Это почти то же, что если б назначен был Катков; это восстановление ненавистного для всей России министерства гр. Толстого. Между прежним режимом и будущим будет различие только в подкладке: у Толстого подкладка была желчь, у Делянова будет идиотизм. Бедная Россия» (Дневник Д. А. Милютина. Т. 1–4. М., 1947–1950. Т. 4. 1950. С. 130).
2 Дмитрий Андреевич Толстой (1823–1889) – граф, государственный деятель. Образование получил в Царскосельском лицее. На протяжении 14 лет, до 1880 г., занимал одновременно посты министра народного просвещения и обер-прокурора Св. Синода. С 1882 г. и до конца жизни был (тоже одновременно) министром внутренних дел, шефом жандармов и президентом Академии наук. Провел реформу среднего образования для усиления в гимназиях обучения древним языкам, причем право поступления в университеты было оставлено только за выпускниками классических гимназий. При Александре III настойчиво проводил контрреформы, находился под сильным влиянием M. Н. Каткова. Все признавали в нем ум и широкую образованность, но в то же время его единодушно ненавидели все слои общества, от революционеров до ультрамонархистов.
3 Николай Христианович Бунге (1823–1895) – юрист и государственный деятель. Участвовал в крестьянской реформе 1861 г. и подготовке университетского устава 1862 г. Профессор и ректор Киевского университета. В 1881–1886 гг. – министр финансов. В 1887–1895 гг. – председатель Комитета министров.
4 Иван Алексеевич Вышнеградский (1831–1895) – ученый и государственный деятель. Основоположник теории автоматического регулирования, почетный член Академии наук. С 1 января 1887 г. управлял Министерством финансов, в 1888–1892 гг. – министр финансов.
5Принцевы острова — группа из девяти островов в Мраморном море, к юго-востоку от входа в Босфор.
152. Н. Н. Страхову
8 февраля 1887 г., Москва
Как вы меня утешили и обрадовали, дорогой Николай Николаевич, Вашей статьей о Н. Я. Данилевском в «Русском вестнике»! Выразить Вам не могу! И как я рад, что гениальный рутинер редактор1 допустил (через 10–15 лет после пошлого отзыва Щебальского!2) наконец на страницы «Русского вестника» такую оценку нашего великого учителя. Позволил даже в цитате Бестужева3 назвать Николая Яковлевича тоже «гениальным»!
Если у Н. Я. Данилевского нет наследника (или даже если есть), позаботьтесь Вы поскорее снова издать его книгу (с Вашим предисловием). Имя его растет в Москве, и похвалюсь, и я много этому содействовал словесной проповедью, но старое издание все вышло. Молодые люди ищут, бьются, и нет «России и Европы» (я об этой книге говорю). Для меня один юноша свою, всю растрепанную от чтения, подарил. Ваша «Борьба с Западом»4 (по-моему, «Самоосуждение Запада») – тоже, говорят, очень стала читаться. Мой сборник «Восток, Россия и славянство»5 министр народного просвещения6 представил Государю!.. и т. д., и т. д.
Помните, наш бедный «ихтиозавр» Аполлон Григорьев говорил где-то – «наше типовое растет». Хотя я нахожу, что самое это слово «типовое» – неизящно на слух, не знаю, каким лучшим его заменить.
И еще я очень Вам благодарен за то, что Вы привели взгляд Данилевского на то, что и для научной мысли нужно оставить эстетику, необходимо чувство! Насколько это справедливо относительно социологии!.. Эстетик может быть демократом или эгалитарным либералом разве по ошибке, пока не понял.
Вот и Герцен – пример!
Будем радоваться и благодарить Бога (только не лев-толстовского Бога, а оптинского, настоящего, и в церковной разнообразной всецелости находящего себе эстетическое выражение!).
Разберете ли Вы мой скверный почерк?
Простите и будьте здоровы – а я очень занят теперь отставкой и переломом жизни.
Ваш К. Леонтьев
Публикуется по автографу (РНБ).
1…гениальный рутинер-редактор… – M. Н. Катков.
2 Петр Карлович Щебальский (1810–1886) – историк и публицист. Основные труды посвящены России XVIII в. В 1883–1886 гг. был редактором газеты «Варшавский дневник».
3Бестужев — К. Н. Бестужев-Рюмин.
4«Борьба с Западом» – три сборника статей H. Н. Страхова, объединенные одним названием (1882, 1883 и 1886), в которых дан критический разбор взглядов Дж. Ст. Милля, Э. Ренана, Д. Ф. Штрауса, Ч. Дарвина и И. Тэна.
5«Восток, Россия и славянство» – сборник статей К. Н. Леонтьева по общественным, национальным, политическим и религиозным вопросам (1885–1886).
6Министр народного просвещения — граф И. Д. Делянов.
153. Князю К. Д. Гагарину
29 декабря 1886
и 23 февраля 1887 г., Москва
<…> …Дай Бог здоровья Княгине, и ваши дела шли бы еще лучше, чем теперь. Вы понимаете, князь, что в моих устах и относительно Вас это не фраза вежливости, а настоящее, теплое желание и даже искренняя молитва (я каждое утро поминаю Вас и некоторых других записанных у меня в книжке людей на молитве, и как я ни ленив стал даже на молитву, но этого я не забываю). Я знаю, что все подобное кажется немного странным и, пожалуй, даже напускным тем людям, которые по роду деятельности своей увлечены светской борьбой и, не чуждаясь религии, уважая ее глубоко, веруя даже сердцем в ее основы, не имеют сами времени приучить себя к некоторым мелочам ее приложения, так сказать. И вот с непривычки это и может действительно показаться натяжкой, преувеличением и даже нередко притворством (если говорящий и думающий это не монах и не женщина, а тоже светский человек); я сам пережил эти мнения, испытал эти чувства, но если я напомню Вам, что уже пятнадцать лет нахожусь под монашеским влиянием и пятнадцать лет все хвораю и страдаю телесно почти беспрерывно, то Вам станут понятны и «просвирки» за здравие и упокой, и книжка с именами друзей, родных, благодетелей и даже тех, кого не люблю (именно поэтому, например, Каткова; я вынужден молиться за него, чтобы смягчить себя, ибо я его по естественному чувству терпеть не могу!). Итак – верьте, что для меня для самого молиться каждое утро за тех, кто добр ко мне, есть уже неотразимая потребность и привычка сердца… Молюсь, чтобы они были здоровы, чтобы Господь простил им грехи их, чтобы житейская борьба была им полегче и… чтобы они меня не разлюбили и не забыли!