Ваш К. Леонтьев
Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).
Иосиф Иванович Фудель (1864–1918) – один из наиболее близких к К. Н. Леонтьеву в его последние годы молодых друзей. Познакомился с Леонтьевым в 1888 г. Кончил курс юридического факультета в Московском университете. Под влиянием Леонтьева перешел в православие и стал священником. После смерти Леонтьева вместе с А. А. Александровым разбирал его архив и готовил к изданию собрание его сочинений (в 1912–1914 гг. вышло девять томов, издание на этом прекратилось). Автор статей: «Культурный идеал К. Леонтьева» («Русское обозрение». 1895, январь); «К. Леонтьев и Вл. Соловьев в их взаимных отношениях» («Русская мысль». 1917, ноябрь – декабрь). В. В. Розанов, лично знавший И. И. Фуделя, писал о нем: «Фудель очень умный, сурово-умный человек, но без блеска, без аромата, без гениальности… Фудель в самом христианстве понимает только суровость, черствость и дисциплину». «Русский вестник». 1903, апрель. С. 645).
1 Борис Николаевич Алмазов (1827–1876) – поэт и критик, член редакции журнала «Москвитянин». Исповедуя славянофильские идеалы, как критик был сторонником чистого искусства. Первый переводчик французского героического эпоса XII в. «Песнь о Роланде».
2Молотов — главный герой повести Н. Г. Помяловского «Молотов» (1861).
3…Мария… или Марфа… – По евангельскому рассказу, сестры Лазаря, резко отличавшиеся друг от друга своим характером: практичная Марфа и восторженно-созерцательная Мария. Их имена стали нарицательными для обозначения противоположных темпераментов.
4Симеон Столпник (356–459) – христианский аскет. По преданию, провел на столпе сорок лет.
5Филарет Милостивый (702–792) – святой, сын богатого византийца, отличался необыкновенной щедростью и роздал бедным все свое имущество.
6Мария Египетская (VI в.) – по преданию, была блудницей, но, попав с паломниками в Иерусалим, обратилась к вере, удалилась в пустыню и 47 лет провела в покаянии.
7Св. Олимпиада (?–410) происходила из знатной константинопольской фамилии. После смерти жениха посвятила себя благотворительности. Была диакониссой и настоятельницей монашеской общины. Умерла в заточении.
8Иоанн IV Грозный (1530–1584) – русский царь.
9 Роберт Оуэн (1771–1858) – английский социальный реформатор и филантроп. На своей фабрике заботился о благосостоянии работников и стремился показать, что это выгодно самим владельцам. Оуэна посетил русский император Николай I и предложил ему с 2000 работников переселиться в Россию, но Оуэн не согласился на это. В 1825 г. он купил землю в Америке и основал там коммунистическую колонию, однако потерпел неудачу. Возвратившись в Англию, пытался организовать безденежную биржу товаров, но после первого успеха и это кончилось неудачей. Содействовал созданию фабричного законодательства. Выступал против всех религий.
10Иоанн Кронштадтский (Иван Ильич Сергиев, 1829–1908) – протоиерей Андреевского собора в Кронштадте. Проповедник. Получил всероссийскую известность после того, как был вызван в Ливадию к умирающему Александру III. Привлекал множество паломников и больных, жаждущих исцеления.
11Варсанофий Великий (V–VI вв.) – отшельник, весьма почитавшийся на христианском Востоке. Подвизался в Палестине.
12Авва Дорофей (?–620) – святой, основатель монастыря близ г. Газы в Палестине. Автор аскетических наставлений.
172. В. А. Попырниковой
26 апреля 1888 г., Оптина Пустынь
Христос Воскресе!
Милая Валентина Александровна! (Мне, старому человеку, позволительно так бесцеремонно обратиться к Вам после Вашего дружеского и открытого письма.) Присылайте, присылайте скорее Вашу «хартию», Ваше длинное «откровение» – присылайте без колебаний, без недоверия, без стыда. Будьте уверены, что все это будет в надежных руках и будет оценено и понято, как следует. Раскаиваться, уж конечно, не придется Вам! О, как хорошо я сам по прежнему опыту знаю, что значит искреннее участие старшего и более опытного ума для человека еще молодого и не привыкшего еще к переворотам и тягостям жизненной борьбы! Раз уж явилось у Вас желание поговорить со мной о скорбях Ваших, не противьтесь ему. Не может быть скучно длинное письмо от человека, который сам не скучен, а симпатичен и умен, как Вы. И нашему брату, старику, доверие молодежи – хорошей, конечно, – большое и очень лестное даже утешение. Не скрою, что я при первой встрече моей с Вами возымел на Вас некоторого рода идеальные виды. Мне показалось после первых же разговоров с Вами, что Вы имеете в себе все ресурсы, нужные для успешного служения тем идеям, которым служу я сам. (Если Вы захотите повнимательнее прочесть мои книги, то Вы их поймете ясно.) Но я не высказывал это прямо потому, что меня отпугивали Ваши, по-видимому, исключительно практические наклонности: «издать именно то, что теперь пойдет», независимо от духа, от содержания и т. д., Ваша поездка на Нижегородскую ярмарку, где расходятся преимущественно календари, и т. д.
Я пробовал слегка внушить Вам и то, и другое, но видел, что заняты уже прежде знакомства со мною задуманными планами, и замолчал – на время. Годы учат «спешить медлительно», то есть и не торопиться, и не упускать из вида цели своей. Быть может, мы и сойдемся наконец с Вами так же, как сошелся я с Кристи, Александровым, Умановым и другими. «Се qui est diff é r é n'est pas perdu!»[59]
Когда Вы слышите от меня такие речи, не вообразите, ради бога, что я разумею тут что-нибудь глупо-эгоистическое, например, предложить Вам заботы о моих собственных изданиях. Я говорил об этом, видевши, что Вы ищете дел практических, коммерческих, так сказать, и думал так: если она найдет выгодным и для себя издать (пополам доход) что-нибудь мое, то отчего же! И только; и Вы помните, я постоянно в этом смысле и оговаривался, упоминал о недостаточной популярности моей и т. п. Это – между прочим, но не в этом, разумеется, главное дело. Если бы, например, нам с Вами удалось довольно выгодно издать и распродать пополам мои «Греческие повести»1, то это было бы служение не высшим идеям, а лишь случайному общему интересу.
Об идеях же разговор длинный-предлинный, и я его вести в этом письме прямо отказываюсь. Осуществления значительной доли моих идей, национальных мечтаний, политических пророчеств и эстетических надежд мне, конечно, уж и видеть не придется по годам и здоровью моему; но те-то идеи особенно и заслуживают названия бескорыстных, чистых и высоких, которым человек пламенно и твердо служит, не только не извлекая из них себе прямых и обязательных выгод, но и не рассчитывая даже насладиться лицезрением их осуществления в исторической жизни своей дорогой Родины!
Еще раз скажу, в книгах моих избыток курсива. За этот избыток меня и словесно, и печатно упрекали; одни видят в этом почему-то «нервность» какую-то, другие говорят, что я слишком дурного мнения об уме читателей, и что и без частого курсива они могут понять, что я считаю главным. Не об уме я дурного мнения, я дурного мнения о внимании русских, даже и умных читателей. Читают небрежно, рассеянно и через два дня все забыли. А многие и не понимают вовсе или совсем превратно. По поводу превратного понимания я бы мог рассказать много любопытных анекдотов, даже и про известных литераторов, но что-то лень, не хочется сегодня, да это и к делу прямо нейдет.
В заключение скажу Вам еще только два слова: если Вы в самом деле ищете дела и призвания, которое было бы в одно и то же время и идеально, и не без выгод (я знаю, что без этого нельзя тому, кто небогат), и вместе с тем чувствуете то искреннее и живое расположение ко мне, о котором Вы пишете, то постарайтесь приехать в Оптину – недели на две, не менее. Мы поговорим. На гостиницах жизнь недорога, если многого не требовать… И сверх того, если случится, что в минуту Вашего приезда у меня в доме прежде Вас не поселится какой-нибудь тоже дорогой гость, то я сочту за честь и радость оказать Вам гостеприимство у себя. Дом просторен, но собираются также летом в Оптину и другие знакомые; вот единственная причина, почему я не смею Вас звать прямо к себе. Вдруг кто-нибудь займет прежде Вас свободную и удобную комнату. Ну, а приехали на гостиницу и увидали, что у меня в ту минуту никого нет – и милости просим! Чем богат, тем и рад!
Прощайте, будьте повеселее. За неудачей и горем всегда бывают и утешение и поправка. И радости нам, точно так же, как и горе, приходят часто оттуда, откуда мы их не ждем.
Остаюсь Ваш искренний доброжелатель и готовый к услугам
К. Леонтьев
<…>
Впервые опубликовано в журнале: «Русское обозрение». 1898, январь. С. 491–493.
Валентина Александровна Попырникова – молодая девушка, принадлежавшая к кружку молодежи, собиравшейся вокруг К. Н. Леонтьева и П. Е. Астафьева на музыкально-литературных пятницах последнего. Впоследствии занималась издательским делом.
1…мои «Греческие повести»… – Очевидно, предполагавшийся к изданию сборник повестей К. Н. Леонтьева из жизни христиан европейской Турции.
173. А. А. Александрову
12 мая 1888 г., Оптина Пустынь
<…> Немецкие же подлинники купить надо, но только в крайности. Я много трудиться ненавижу; люблю работать, слегка порхая по цветочкам чужого ума, а с немецким языком не распорхаешься – тут поневоле приходится быть «честным тружеником», что совсем не в моей легкомысленной натуре, и даже отчасти и не в правилах моих. Но в крайности, надо будет и по-немецки читать подлинники. <…>
Кстати – есть все в той же боборыкинской библиотеке большой роман Писемского «Люди сороковых годов»1. <…> По моей критике, это лучший из романов Писемского, и самый неизвестный при этом. Кажется, и Вы его не читали? А такое здоровое произведение Вам, еще пропитанному Достоевским, очень полезно. Помните, впрочем, что я очень боюсь Вас слишком обременять, чтобы Вы мою дружбу не предали анафеме! Это ведь и надоешь до смерти с комиссиями этими!