Сегодня утром с недоумением читал в «Р. М.» статью Левина о Есенине. Что за вздор, безвкусица и болтовня! Кто это? Не могу понять, как мог Водов это напечатать, да еще в двух больших подвалах. Обратили ли Вы внимание на этот шедевр?
Да, о книге Пиотровского: мне кажется, что должен бы сначала написать Терапиано, т. к. он теперь — присяжный критик и, вероятно, обидится, если его обойти. А потом мог бы написать и я, и вышло бы даже хорошо для книги, что о ней два отзыва. Или я мог бы написать в «Н. Р. Слове». Qu'en elites vous? А где книга Н. Владимировны, обещанная на январь?
До свидания, дорогая София Юльевна. Шлю низкий поклон и лучшие пожелания.
Ваш Г. Адамович
52.
28/II-60, Manchester
Дорогой рядовой член Александр Самсонович!
Как живете? Как здоровье Анны Семеновны? Целый век ничего о Вас (написал «от») не знаю. Впрочем, кое-что знаю от Бахраха, который Вас, очевидно, посетил. Пожалуйста, напишите, как и что. Но помните, что хозяйка моя — русская (как и консьержка в Париже), и не пишите непристойностей и глупостей. Это я Вас серьезно прошу, и уже не в первый раз! Хозяйка моя имеет свойства Шпекина, тем более надо быть осторожным, хотя я и не уверен, что Вы по-малокультурности знаете, кто был Шпекнн и чем занимался.
Кстати, о письмах: не так давно в «Н. Р. Слове» был список полученных писем и было одно «для г-жи Анны Присманн». Не для Вашей ли это супруги?
Наша дура nationale едет, по слухам, в Мюнхен. Я очень за нее рад, но боюсь, что она там будет вести себя, как в Париже, т. е. глупо. Я ей написал отеческое внушение на всякий случай, но едва ли оно подействует. Не знаете ли Вы чего-нибудь о Диане, жене Оцупа? Я должен был в течение февраля приготовить сборник и написать предисловие, для чего просил ее прислать мне весь матерьял. Но она умолкла и не прислала ничего. По моим предположениям, она обижена, что я у нее не был перед отъездом, а ограничился письмом. Но может быть, с ней что-нибудь произошло? Если можно, наведите справки, но деликатно.
После 20-го надеюсь прибыть в Париж. Это на предмет покера и собачьего дома. Можете устроить уже около 22—23, если есть охота. У меня есть. Засим до свидания. Кланяйтесь, пожалуйста, с лучшими пожеланиями Анне Семеновне.
Ваш Г. Адамович
53.
6/VIII-60, Nice
Дорогая София Юльевна!
Надеюсь, письмо мое еще застанет Вас в Париже. Спасибо, что вспомнили, написали, и даже сообщили парижские новости (вернее, что новостей нет). Знали ли Вы Одарченко? Это был человек трудный, но умный и по-настоящему даровитый. Могло бы из него выйти многое, а не вышло почти ничего, если только не осталось каких-нибудь рукописей.
Хочу ответить Вам на Вашу последнюю фразу: «никаких иллюзий, я продолжаю жить и действовать, как будто все в порядке». У Вас редко — не в пример другим, «жалующимся»,— прорываются такие признания, разве что в стихах, да и то между строчками. Но какие же возможны иллюзии? Меня когда-то на всю жизнь поразила строчка Alfred de Vigny:
Il est bon et salutaire de n'avoir aucun expoir.
В глубине души я еще как-то espoir храню, сам не знаю, на что. Но il est bonet salutaire жить именно так, будто все в порядке, зная, что все идет к черту. Если к Вам люди тянутся, т. е. Вам верят, вспоминают о Вас в тяжелые минуты (и вовсе не только в расчете на практическую помощь), то именно потому, что Вы держитесь, «будто все в порядке» и должно быть в порядке. Пожалуйста, продолжайте быть такой, а кто знает, м. б., в конце концов окажется, что Вам за это воздастся.
Простите за философию и туман. От души желаю Вам хорошо провести в Швейцарии время. А если оттуда напишете, буду искренне рад.
Ваш Г. Адамович
54.
24/X-60, Manchester
Дорогая София Юльевна!
Спасибо за память и письмо. Вы пишете, что покойный Аркадий Веньяминович хорошо ко мне относился. Я тоже его любил. В нем был «шарм», был ум и какая-то особая приветливость. Он, м. б., даже преувеличивал ее, но всегда умел внушить, что в данном случае она искренняя. Очень его жаль. Я рад, что на похоронах были, как Вы пишете, «все». Этих «всех» так мало осталось, что можно их счесть по пальцам. Сегодня объявление о смерти Кирилла Вильчковского. Это — Елита или кто-нибудь другой? (Продолжаю другим пером — Вашим. В том нет больше чернила.) Меня взволновали цитаты из Толстого («Воскресение»), некстати сделанные Терапиано. По горячим следам я написал и ему, и Водову. Теперь знаю, что взволновался и Вырубов. Я вовсе не сторонник замалчивания взглядов Толстого на церковь, но не к чему выхватывать отдельные строчки будто для того только, чтобы дразнить людей. Не говорите, пожалуйста, Терапиано об этом, но, правда, это было неуместно рядом с объявлением о вечере. Я вспомнил Милюкова: «глупость или измена?» Скорее первое.
Мне очень понравились Ваши стихи в «Мостах», особенно третье, и дважды особенно — четвертое (Время ждать — время бороться). Но в самих «Мостах» мне что-то не нравится, хотя я сам не понимаю, что именно.
До свидания, дорогая София Юльевна. Шлю поклон, привет, лучшие пожелания.
Ваш Г. Адамович
55.
20/XI-60, Manchester
Дорогая София Юльевна!
Спасибо за извещение о смерти Анны Семеновны. Я чувствовал и видел, что она больна. В ней бывало притворство, но это притворством быть не могло. Померанцев написал некролог суховато, но привел действительно прекрасное стихотворение из «Соли», которого я не помнил.
Вы пишете, что Гингер подавлен и растерян. Он человек не простой, не «на ладони», но я надеюсь, что когда первоначальная растерянность пройдет, он оценит свободу, которой при ней у него было мало. У Пушкина «последний ключ» – забвение. Нет, пожалуй, свобода, примиряющая почти со всем. Mais on ne voit jamais (т. e. в случае с Гингером).
Надеюсь Вас увидеть на толстовском вечере. Меня удивляет, что в газетных заметках не упомянут Зайцев как председатель. Неужели он отказался – или о нем забывают? И то и другое достаточно маловероятно. Вырубов продолжает кипеть против Степуна, приписывая ему все новые грехи. Я приеду в Париж на 1 1/2 дня, а потом дней через десять — на рождественские каникулы, как обычно. Надеюсь, дорогая София Юльевна, Вы здоровы, благополучны, а если из-за чего-либо волнуетесь, то, как всегда, из-за чужих бедствий и невзгод в качестве общелитературной mater dolorosa.
Ваш Г. Адамович
56.
12/II-61
Дорогая София Юльевна!
Спасибо большое за письмо и за парижские новости.
Меня огорчает и почти возмущает, что Вера Ник. «бойкотирует» юбилей Зайцева, при всей ее доброте в ней есть что-то жесткое, dur,— и это тут сказалось. А если она думает, что этим верна памяти И. А-ча, то это просто-напросто глупо. Но объяснить ей это невозможно. Мне, кстати, искренно жаль, что я на этом юбилее не буду. Нас всех осталось так мало, что надо бы держаться сплоченнее и даже бережнее.
Диане я — вопреки Вашему совету — не написал. Бог с ней! Ради памяти Ник. Оцупа, с которым мы в последние годы разошлись, я не хочу выказывать ей никакого недовольства. А рукопись предполагавшегося предисловия у меня есть, т. что когда-нибудь — после выхода книги — я ее напечатаю. Перечитав ее, я снова убедился, что она вполне доброжелательная. Но, по-видимому, Диана ждала преувеличенных, пусть и не искренних восторгов.
Но где эта книга? Когда же наконец она выйдет?
На днях с интересом стал читать книгу д-ра Вербова. Это, м.б., и не совсем «литература», но по-настоящему интересно, как жизнь, опыт, наблюдения и т. д. Но мое старое недоверие к медицине от чтения еще усилилось.
Спасибо за память и дружбу, дорогая София Юльевна. От души желаю Вам благополучия — всяческого.
Ваш Г. Адамович
57.
28 мая 1961, Manchester
Дорогая София Юльевна!
Шлю низкий поклон и самый искренний привет из холодного, серого Манчестера. Как Вы живете, что нового «в городе и свете»? Был бы очень рад получить от Вас несколько слов. Но если Вам писать не хочется, не затрудняйте себя. Я знаю по опыту, что иногда пишешь письмо, чтобы «отделаться», «соблюсти приличие» и т. д., а рассказывать ни о себе, ни о других нет желания. Надеюсь, впрочем, что Вы в настроении менее мизантропическом, чем случается это со мной, и от души шлю лучшие пожелания.
Ваш Г. Адамович
58.
22 авг. 1961, Nice
Дорогая София Юльевна!
Спасибо за письмо — и за парижские новости, впрочем, не веселые и даже не «новые». Очень рад, что Вы не оставили мысли о вечере Присмановой. Я недавно получил несколько слов от Гингера, с Корсики, непривычно для него лирически-меланхолических. Думаю, что вечер был бы ему приятен (если нет, то, конечно, не стоит его и затевать!).
В Вашу «депрессию» даже с приставкой «почти» мне не верится. Je ne vous vois pas в унынии и упадке духа — или если бы это случилось, то пришлось бы в самом деле признать, что наступили последние времена. Давайте заключим союз, что они еще только предпоследние, и будем насаждать бодрость, оптимизм и хорошее настроение? Я готов быть секретарем («мой секретарь»!) при Вас, председательнице.
Шлю лучшие пожелания, самые искренние.
Ваш Г. Адамович
59.
23 янв. 1962, Nice
Дорогой друг, член!
Спасибо за карточку, подписанную именем Одоевцевой. Если бы она знала, то возмутилась бы употреблением ее громкого имени «всуе». Проиграли ли Вы, выиграли ли на Монпарнасе — осталось мне, по причине Вашего витиеватого слога, неясным.
Зато Вам, надеюсь, будет ясно следующее: придя в Casino, я первым делом отправился к дешевому рулеточному столу и поставил по 200 франков на 17 et les chevaux, т. е. всего 1000 франков.