Стрелка спидометра перевалила за восемьдесят пять{203}.
Конни протянула левую руку и легонько сжала бедро Рика. Тот обеими руками вцепился в руль.
Спустя четыре часа Рик и Конни сидели за кухонным столом и разглядывали холодильник. Покрытие контейнера было из термопластика, но Конни сомневалась, помогает ли оно сохранять внутри низкую температуру. Красный крест на крышке был блеклым, чуть светлее, чем цвет нижней половины контейнера, и частично стертым. Он не был похож на привычный символ Красного Креста. Поперечины сужались к центру, а их концы, напротив, расширялись и были закруглены, как лезвия топоров. Конни встречался такой или подобный крест. Когда-то она снимала жилье вместе с девушкой по имени Алекса, которая была набожнее самого папы римского и среди прочей религиозной символики хранила такой крест. Мальтийский? Тамплиерский? Что-то из двух. Конни помнила, что крест старой подруги был вдобавок украшен какими-то небольшими изображениями. По правде говоря, крест на холодильнике мало напоминал религиозный символ — скорее абстрактный цветок или вычурную замочную скважину. На долю секунды красные расширяющиеся полосы показались Конни зрачком чудовищного глаза, но она посмеялась над своей глупой выдумкой.
О том, откуда взялся этот символ на холодильнике, стоящем на бледной деревянной столешнице, Конни могла лишь гадать. Быть может, у Красного Креста были подразделения или локальные филиалы с такой эмблемой? Конни никогда о них не слышала, но она была простым менеджером в сети супермаркетов «Таргет» и не слишком-то интересовалась медициной.
Тут Рик произнес:
— А что, если он принадлежит мафии?
— Что-что?
Рик выпрямился:
— Вдруг в холодильнике часть тела кого-то, кто перешел дорогу мафии? Или кого-то, кого им заказали убить.
— Например, палец?
— Палец или кисть руки — любое доказательство того, что заказ выполнен.
— Шутишь?
Рик пожал плечами:
— Все возможно.
— Сомневаюсь.
— В чем?
— Не знаю… в том, что мафия перевозит в холодильнике отрубленные части тела? Серьезно? По-моему, мы в кино такое видели.
— Правда?
— Уверена. Вместе смотрели то ли на Ти-эн-ти, то ли на Ти-би-эс. Там Джо Пеши играл наемного убийцу, у которого в сумке были головы…
— «Восемь голов в одной сумке»?
— Точно!
— Раз это было в фильме, то почему не может случиться на самом деле?
— Просто…
— А может, тут замешан черный рынок. Нелегальные аукционы по торговле почками.
— Это же байки!
— Не бывает дыма без огня.
— Но я…
— Послушай, мы уже проверили все логичные версии. Пора проверить другие, вот и все.
Конни перевела дух:
— Согласна. Но мы даже не знаем, что внутри холодильника. Вдруг он вообще пустой?
— Ты сама сказала, что мы не должны его открывать.
— Помню. Если там что-то есть, нужно быть осторожными, чтобы не занести внутрь грязь и микробов.
— Ты сама-то понимаешь, что говоришь? «Мы не знаем, есть ли что-нибудь внутри, так что не стоит сильно волноваться, но открывать холодильник тоже не надо, на случай, если там что-то есть». Так что нам делать?
Не дожидаясь ответа, Рик поднялся со стула и открыл их собственный холодильник. Зазвенели бутылки. Конни едва сдержалась, чтобы не отругать мужа. Вместо этого она встала и вновь принялась разглядывать квадратную этикетку на крышке контейнера. На этикетке не было никаких опознавательных знаков, названий больниц, транспортных служб или хотя бы штрихкода. В эпоху глобальной компьютеризации последнее казалось ей наиболее странным. Вместо этого на этикетке были четыре или пять строчек размазанных чернил. Различить можно было лишь два слова: первым, по обоюдному согласию Рика и Конни, было «Говард», а вторым, по мнению Рика, была «орхидея», хотя Конни четко видела лишь первую «о». Присматриваясь к расплывчатым письменам, Конни подозревала, что слова на этикетке вовсе не были английскими. Буквы были ей незнакомы. Даже сильно искаженные, слова казались написанными на неизвестном алфавите и могли превратиться в «Говарда» и «орхидею» совершенно случайно.
«Боже, ты еще хуже Рика».
Конни села обратно на стул. Рик вернулся с открытой бутылкой «Мэджик Хэт» в руке. Не то чтобы Конни хотелось пить, но раз муж не поинтересовался на этот счет, то она сходит сама. Черт, сидр кончился. Конни собиралась по пути домой заскочить в «Ханнафорд», но история с холодильником нарушила все планы. Молоко и масло тоже были на исходе. Не имея другого выбора, кроме как взять и себе бутылку «Мэджик Хэт», Конни захлопнула дверцу.
Поставив пиво на стол, Рик повернулся к жене спиной и, чуть нагнувшись, ухватился за контейнер.
— Рик? — подозрительно окликнула его Конни. — Что ты задумал?
— Разве непонятно?
— Очень смешно, — ответила Конни, подходя к мужу. Тот так буравил контейнер взглядом, будто хотел сквозь корпус разглядеть содержимое.
— Мы должны его открыть, — сказал он.
— Но если там что-то важное…
— Знаю, знаю, но выбора у нас нет. Мы звонили в Уилтвик — это не их холодильник. В Пенроузе, Олбани и Вестчестере тоже ничего о нем не знают. Транспортные компании не теряли подобных грузов. В одной даже сказали, что давно не пользуются такими контейнерами. От полиции ничего не добиться. Тот парень из офиса шерифа вообще решил, что это чей-то совершенно обычный холодильник. Если не заглянем внутрь, то точно не узнаем, кому он предназначался.
— А вдруг тут и правда замешана мафия?
— Ты всерьез в это веришь?
— Нет, но что нам делать, если это так?
— Избавимся от контейнера. Сожжем его. Не думаю, что нас как-то можно будет выследить.
К удивлению мужа, Конни сказала:
— Хорошо. Открывай.
Рик не стал спрашивать, уверена ли она. Нажав на кнопки по краям, он сдвинул крышку и придвинул холодильник поближе, чтобы Конни могла заглянуть внутрь. Холодильник сдвинулся со скрипом, его содержимое зашуршало, словно гравий под колесами автомобиля. Конни ожидала почувствовать сильный запах и увидеть алое полнокровное мясо, но вместо этого на нее пахнуло морозным воздухом с легкой примесью йода. Рука мужа загораживала обзор, и Конни подтолкнула его:
— Что там?
— Не знаю.
— Дай взглянуть.
Рик отошел вправо. Холодильник был доверху набит льдом, отдельные осколки которого складывались в сверкающие горки вокруг… вокруг…
Сперва Конни бросился в глаза цвет — темно-фиолетовый, как у зрелого баклажана, с чуть более светлыми, сиреневыми или, скорее, голубоватыми прожилками. Диаметром предмет был не больше мелкой тарелки, и в середине был чуть толще, чем с зубчатых боков. По краям виднелись пять — нет, шесть морщинистых пятен, окаймленных кольцами насыщенного розового цвета. Поверхность непонятного предмета была бороздчатой, почти зернистой.
— Что за фигня?
— Если б я знал.
— Рик, что это, по-твоему?
— Плацента?
— Нет, не плацента.
— Будто ты хоть раз плаценту видела.
— Вообще-то, видела. Я как-то смотрела передачу на «Лайфтайме», не помню названия, — там показывали роды во всех подробностях. Так что я повидала кучу плацент, и это совершенно точно не она.
— Хорошо, раз это не плацента, то что тогда?
— А это вообще что-то человеческое?
— Что? Хочешь сказать, это животное?
— Не знаю. Похоже на какую-то медузу.
— Для медузы оно слишком плотное. К тому же разве медуз не полагается держать в воде?
— Наверное.
Рик сунул руку в контейнер, но Конни перехватила ее:
— Боже, что ты делаешь?!
— Я хотел вытащить эту штуку и рассмотреть поближе.
Он освободил руку.
— Ты же не знаешь, что это.
— Уж точно не чья-то почка.
— Это понятно, но нельзя просто так… вдруг эта штука ядовита?
— Да ну.
— Есть животные, кожа которых ядовита. Слышал о лягушках-древолазах?
— Ох. — Рик отдернул руку и отступил от холодильника. — Ты права. Что же это, по-твоему, радость моя?
— Пока что мы можем лишь исключить неподходящие варианты. Я не думаю, что эта штука может кому-то спасти жизнь, и она совершенно точно не была частью тела жертвы какого-нибудь мафиози. Она также не использовалась для питания каких-либо эмбрионов. Остается один вариант: это черт знает что. Возможно, какое-то животное.
— Не похоже.
Конни развела руками:
— Мир велик. Кто знает, какие твари живут на дне океанов или под землей. Может, это недавно открытое животное, которое везли в музей.
Рик простонал:
— Ладно. Предположим, эту штуку везли какому-то заждавшемуся ученому. И что нам теперь делать?
— Полагаю, садиться обратно за телефон.
— Начнешь сама, пока я готовлю ужин?
Конни не была голодна, но согласилась:
— Идет.
Рик потянулся к контейнеру.
— Успокойся, — сказал он, почувствовав, как жена напряглась, готовая вновь схватить его за руку. Придерживая холодильник левой рукой, правой Рик задвинул крышку. Та со щелчком закрылась.
Неудивительно, что ночью Конни приснилась штука из холодильника. Ей снилось, что она в комнате отца Рика в доме престарелых (даже во сне Конни не звала его ни «Гари», ни «мистер Уилсон», ни тем более «папа»). Отец Рика сидел в зеленом кожаном кресле у окна, подставив лицо солнцу. Его поза напомнила Конни тянущиеся к свету растения. Сходство подчеркивал зеленый спортивный костюм с эмблемой «Нью-Йорк Джетс». Глаза отца Рика были закрыты, губы беззвучно шевелились, управляемые болезнью Альцгеймера, стремившейся подавить все, что осталось от его прежней личности. В лучах солнца он выглядел куда моложе своих пятидесяти восьми: его можно было бы принять за молодого дядю Рика, но не за отца. И он уж точно был недостаточно стар для своей болезни, которая поглощала его с терпеливым упорством питона, переваривающего добычу.
Конни стояла спиной к массивному комоду, на котором грудой лежали орхидеи с фиолетовыми и розовыми цветами. В воздухе стоял едва уловимый запах поджаривающихся на солнце водорослей — так пахли эти цветы. Конни не заметила, как в комнате появился Рик. Он склонился перед отцом и протянул к нему руки, будто отдавая подарок. В его ладонях была штука из холодильника, ее края свисали, и в ярком свете она казалась еще темнее и отчетливее. Если бы сцена перед глазами Конни была фотографией, то неизвестную штуковину можно было бы принять за чернильную кляксу.