{223}: как он выделывается во «Франкенштейне». Попытался сымитировать румынский акцент, в подражание Лугоши{224}. Нет, увы, ну не вызывает он страха. А вот картина над столом у охранника — еще как. Прям мороз по коже.
Феликсу перезвонили — его-де рассматривают на роль вурдалака. Он решил взять картину за образец. И едва ли не бегом кинулся к столу охранника. Скучающий афроамериканец читал книгу комиксов «Люди вечности»{225}. Картина исчезла.
— Прошу прощения, сэр, — начал было Феликс.
— Ну?
— Тут картина висела.
— Было дело.
— Вы не знаете, куда она делась?
Охранник поднял голову. Феликс заметил, что один из супергероев — чернокожий, а все остальные здорово смахивают на хиппи. Вот тебе и знак. Мы живем в новом веке.
— За ней пришла художница. И забрала, — сообщил охранник. — Во всяком случае, она назвалась художницей. А что?
В голосе его послышалось беспокойство; возможно, охранник осознал, что надо было спросить у «художницы» какое-никакое удостоверение личности. Но, с другой стороны, кому еще могло понадобиться это безобразие, висящее над диваном?
— Мне она показалась по-настоящему жуткой. Мне хотелось ее изучить. Для своей новой роли.
— А, вы актер. Ну, насчет жуткости я тут с вами полностью соглашусь. От этой штуки меня прям в дрожь бросало. Она напротив моего стола провисела с неделю, не меньше. На ночь я ее к стене разворачивал. — Он указал жестом в нужном направлении. — Да сюда многие свои нетленки притаскивают. Думают, Серлинг покупает картины для телепередачи. В течение первого сезона мы не разрешали ничего здесь оставлять. А теперь он все просматривает. Небось, чтоб позлить штатного художника. Он порою та еще задница.
— Но что-нибудь он все-таки покупает?
— Да он даже передачу не ведет. Ведущий — Лэрд. Серлингу осточертело работать с Си-би-эс.
— Так чего же он ищет?
— Он занимается своим делом, я — своим. — Охранник уже взялся было за комикс.
— Мне позарез нужно пообщаться с этой художницей. Может, она мне по гриму что-нить подскажет, — настаивал Феликс.
Охранник пошарил в мусорной корзинке:
— Я тут как раз ее телефончик в архив сдал.
И вручил Феликсу надорванный конверт.
Девица оказалась мексиканкой. Работала горничной. И один из ее долбанутых клиентов был обладателем самой обширной в мире коллекции научной фантастики, ужасов и тому подобного дерьма. Проживал он в фешенебельном голливудском районе Лос-Фелис. Звали художницу Карлотта Ротос; первая их с Феликсом встреча состоялась на подъездной аллее под указателем: «Голлижуть, Карлоффония». Карлотта быстро затараторила по-испански. Она-де попросила его приехать сюда, потому что не хотела сразу приглашать его в свой крошечный домишко. Босс подсказал ей попробовать предложить картину для передачи. Он, конечно, человек не без странностей.
Девушка, очаровательная смуглянка, действительно была одета как горничная.
Суперэнергичный тип представился как Форрест Дж. Акерман{226}. Спросил Феликса, что того интересует; Карлотта ответила: «Лавкрафт». Феликс понятия не имел, кто такой этот Лавкрафт. Акерман пригласил его в дом — в «Акермандию». Уже в дверях он указал на строение выше по склону, изрядно смахивающее на храм индейцев майя.
— «Дом майя» Фрэнка Ллойда Райта{227} — он послужил декорацией для «Дома на холме призраков»{228}. В главной роли — Винсент Прайс. Многие находят, будто я на него здорово похож. Лавкрафт, значит? У меня от него открытка есть.
Акерман метнулся к захламленному столу. Не нашел. Зато вручил Феликсу экземпляр «Дракулы».
— С автографом. Но это не редкость; таких существует пять штук. А вы гляньте на следующую страницу.
Страница была вся испещрена подписями, от Белы Лугоши до Кристофера Ли{229}. Здесь расписались все, кто когда-либо играл графа Дракулу.
На протяжении последующих двух часов на гостя обрушилась целая лавина теле- и кинореквизита — и книги, книги, книги. И журналы. И еще журналы. В какой-то момент Акерман показал ему экземпляр «Странных историй»{230}.
— Это мой самый первый. Я их все покупал и покупал. Матушка даже сказала, у меня, чего доброго, целая сотня накопится к тому времени, как я вырасту. — Акерман маниакально захохотал: любой сумасшедший ученый прямо обзавидовался бы. Обложку «Уникального журнала» украшал египетский пейзаж: смуглый мужчина и мальчик перебирались через каменный завал, направляясь к грубой работы сфинксу, а на заднем плане маячили пирамиды. «Погребенный с фараонами», за авторством ГУДИНИ{231}. Сенсация! Тайна! Приключение!
Когда Феликс вновь вышел в сумерки Лос-Фелиса, у него слегка кружилась голова. Открытку Акерман так и не нашел.
— Да здесь вечно все пропадает. — Он объяснил Феликсу, что «Модель Пикмана» — это такой рассказ Лавкрафта. Когда он услышал, что Эн-би-си собирается снимать по нему фильм, он посоветовал Карлотте попробовать предложить свою картину.
— У меня есть несколько вещиц, прежде принадлежавших Лавкрафту.
При этих его словах вид у Карлотты сделался ужасно виноватый. Акерман гордо продемонстрировал экземпляр «Короля в желтом»{232} с пометками Лавкрафта. Феликс изобразил благоговейное изумление: он видел, что именно этого от него ждут. Он же актер, в конце концов. Под конец экскурсии Акерман снова указал на «Дом майя».
— Это зданьице — прямо двойник самого Фрэнка Белнэпа Лонга{233}. Углы все вкривь и вкось. И несчастье приносит. Фрэнк Ллойд Райт как раз наводил в нем последний лоск, когда один из его слуг в Талиесине с катушек съехал и порешил семерых{234}. Говорят, дом проклят. Райт построил его для некоего обувного магната, но тут настала Великая депрессия, и бедняга вылетел в трубу. У следующего владельца жена бросилась с парапета. Гончие псы Тиндала{235} в стиле чихуахуа, я бы так сказал. Про все про это у меня тоже книга где-то завалялась. Мексиканцы про него знают. За сорок четыре года в доме шесть владельцев сменилось.
Казалось, Карлотта вот-вот расплачется. Провожая гостя к машине, она дала ему свой адрес в восточном Лос-Анджелесе.
Девушка жила в четырехэтажном доме, покрытом коричневой штукатуркой, — совсем с другой планеты, нежели Акермандия. Но на той же планете — планете под названием Баррио{236} — вырос и Феликс. На углу близ винного магазина маячила припаркованная полицейская машина. Был вторник, плотность тумана высокая, жара адская. Феликс позвонил, Карлотта нажала кнопку домофона, дверь открылась. Ее комната находилась на третьем этаже. Стены снизу доверху были увешаны фантастическими эскизами вурдалаков — жуть да и только! Сцены из жизни Египта и Рима; и тут же — современные декорации. На мольберте стоял почти законченный набросок — вурдалаки совершали над человеком обряд инициации на Форест-Лон{237}. Двое упырей расписывали обнаженное тело мужчины сине-зеленой краской. Упыриха с рядами маленьких грудей, точно у собаки, разлеглась на могильном камне, держа в руках раздробленный человеческий череп. Она плотоядно пялилась на новопосвященного; по губам ее стекала кровь. Лицо ее было лицом Карлотты.
— Я не сумасшедшая, мистер Феликс, — заверила девушка. — Раньше я писала нормальные картины.
И она показала на два небольших полотна в углу комнаты: репродукцию «Подсолнухов» Ван Гога и довольно невыразительный морской пейзаж.
— Это все из-за моего брата и книги.
Так Феликс узнал историю Хуана.
Мать Карлотты работала горничной. Отец был хулиганом-стилягой. Плохим парнем — пачуко{238}. Мать работала на голливудских предприимчивых дельцов. Отец то и дело попадал в тюрягу. Отец был героем в глазах Хуана: парень всей душой ненавидел англо-американскую культурную модель. Отец был злодеем в глазах Карлотты — пьяница, распутник и дебошир, нарушитель спокойствия. Мама — День благодарения, отец — Cinco de Mayo{239}. Отца пырнули в бок ножом, матери однажды доверили протереть от пыли «Оскара». Мама целыми днями работала не покладая рук; мама воплощала в себе реальный мир. А отец был миром Хуана.
Еще подростком Хуан тусовался в дворовых бандах. Сочувствовал чернокожим: у нас-де общие цели. Шесть лет назад участвовал в Уоттских беспорядках{240}. А потом вдруг изменился. Засучил рукава и взялся за дело. Пошел в школу.
Хуан Ротос хотел всего того, чего хочет любой американец: золота и знаний. В школу идут, чтобы подучиться и получить хорошую работу, comprende?[37] Все хорошие американцы мечтают о сделке Фауста. Перуанец Карлос Кастанеда{241} сделал мечту былью. Карлос был из Лос-Анджелеса. Пару лет назад он опубликовал «Учение дона Хуана: Путь знания индейцев-яки». Дон Хуан был «нагуаль» — это слово происходит от слова