— Летом здесь будет приятно посидеть и пропустить по стаканчику, — сказал Нил.
Но я не ответила. Я была слишком поглощена задачей не потерять равновесие и не сорваться.
По мере подъема платформы уменьшались в размерах, и с нижними их соединяли только четыре деревянные опоры. Посередине каждой платформы было отверстие, чтобы подняться снизу, и лесенка, ведущая к отверстию в следующей. Я все время пыталась понять, не шатается ли конструкция от ветра, но это ощущение могло быть вызвано клубящимся туманом.
Не знаю, сколько «этажей» мы одолели, но явно больше пяти или шести, поэтому я остановила риелтора, пока он не ушел еще выше.
— Сколько еще? — спросила я.
— Совсем немного, — ответил он. — Уверяю вас, пройдя такой путь, вы пожалеете, если не извлечете максимум из осмотра.
— Я знаю, — ответила я. — Не беспокойтесь! Я не собираюсь уходить, ничего такого. Просто хотела спросить.
Мы молча вскарабкались по оставшимся лесенкам. То есть это мы с Нилом поднимались, не произнося ни слова. Риелтор впереди нас шептал себе под нос и продолжал чесаться. Звук, с которым он это делал, теперь не прекращался.
Потом мы оказались выше тумана. Стало хоть что-то видно. Правда, под нами был только слой тумана, но все же. Небо над нами было холодным, бледно-голубым. Конструкция, по которой мы взбирались… в общем, мы не могли оценить ее высоту, потому что видели только нижнюю поверхность следующей платформы.
— Бог ты мой, Шери, — сказал Нил, — потрясающий дом. Столько места!
— Места много, — согласилась я, оглядываясь по сторонам.
Дымка внизу была изжелта-серой, а не белой. Верхние уровни дома заметно покачивались на ветру. Или даже не на ветру — просто тихонько покачивались. Может, само наше присутствие нарушало их равновесие.
— Итак, — сказала я, — продолжим. Пора насладиться видом!
Вид начал вырисовываться еще через пару этажей. Поднявшись достаточно, чтобы открылся обзор за пределами тумана, мы легли на животы и посмотрели через край настила.
— Подождем, — сказал риелтор, раздирая себе подмышки, — пока дымка развеется.
Вне области тумана не просматривалось почти ничего, кроме неясного серо-коричневого пейзажа. Но я не могла его вспомнить — много лет назад я знала эту местность, но думала, что все вокруг застроено жилыми домами.
Когда дымка развеялась, вид прояснился, и мне стало не по себе. Да, внизу стояли ряды домов, но выглядели они не так, как с земли. Даже появилось ощущение, что это какие-то другие, а не те самые дома, которые я ожидала увидеть. Оставшийся тонкий флер тумана не мог объяснить такие отличия. Сплошные ряды высоких викторианских зданий — это само по себе было нормально, правильно, но выглядели они чуть выше и уже, чем дома на улицах, которые я считала знакомыми. И все они были чуть темнее и грязнее. Больше заколоченных окон, размокших, гниющих занавесок, заброшенных садов. Голая земля, видимая вдали, действительно оказалась необжитой — каким-то пустырем. Мне же помнилось, что раньше там стояло какое-то общественное здание: библиотека, музей, мэрия или что-то вроде.
— Мне это место запомнилось другим, — сказала я.
— Ну что ж, у тебя всегда была ненадежная память, — заключил Нил.
— Что? Ничего подобного!
Но Нил уже отвлекся.
— Посмотри! — воскликнул он, показывая пальцем. — Что это?
— Что хочешь этим сказать? Насчет моей памяти?
Но он не слушал. Он уставился вниз, разинув рот и вытаращив глаза.
Внизу что-то двигалось по улице. Что-то большое. Сначала оно показалось мне мусоровозом, но никакой это был не мусоровоз. Слишком оно было большое, высокое, как дома с обеих сторон. И занимало всю ширину улицы. У него была обтекаемая горбатая спина, которая при движении качалась из стороны в сторону. Оно шло на четырех ногах, но передние конечности не были, собственно, ногами. Это были руки. Пятнистую, розовую с белым кожу покрывали мягкие на вид наросты. Голову было не видно, ее загораживала подрагивающая округлая туша.
— Уникальный вид, — сказал риелтор.
Тварь двигалась вперед, пока не достигла пустыря, где раньше было что-то — мэрия, музей, библиотека, — присела там, стала окапываться и в конце концов, кажется, зарылась в землю.
— Должна признаться, зрелище не из приятных, — заключила я.
Агент фыркнул и сплюнул. Слюна стекала с его толстых мокрых губ на неестественно острые зубы.
— Так, — сказал он, — так, так, так. Что же, о вкусах не спорят.
— Мне очень нравится, — вставил Нил.
— А можно поговорить об этом внизу? — спросила я. — В холле или, например, в гостиной? Там, где потеплее?
— Хорошо, — сказал Нил. — Ой, только посмотри на это! — Он снова показал пальцем.
Я бросила взгляд в ту сторону и заметила активное движение в одном из тупиков — мне показалось, там толпятся люди, но я не успела увидеть, что они делают и кто это на самом деле. Я прижалась лицом к деревянному настилу, на котором мы лежали, и сказала:
— Я хочу вниз. Сейчас же.
— Хорошо, хорошо, — согласился Нил. — Идем.
Риелтор шел за нами следом.
Я много раз оступалась, и Нил тоже, но никто из нас не упал.
Мы вернулись в красивый холл. Меня трясло.
— Что такое? — спросил Нил.
— Не знаю, — ответила я. — Есть в этом доме какая-то странность.
— Мне он правда нравится.
— Я знаю. И не забываю об этом. Но… разве там, наверху, не было другого ощущения? На дощатом настиле? Ты не почувствовал неладное?
— А ты почувствовала?
Нил выглядел озадаченным.
— Думаю, да, — ответила я, — хочется уйти отсюда.
Сзади нас риелтор прочистил горло. Звук был громким и противным. Я обернулась и увидела, как он вытирает что-то зеленое с губ.
— Повремените, — сказал он. — Вы еще не видели погреб.
— Я не хочу осматривать погреб, — заявила я.
— Нельзя принимать решение, не увидев весь дом, — возразил агент. — Это может полностью изменить ваши впечатления.
— Я не хочу, чтобы мои впечатления полностью изменились.
— Ну же, Шери, — сказал Нил, — давай посмотрим погреб.
Он взглянул на риелтора:
— Это не займет много времени?
— Нет, — ответил тот, широко ухмыляясь и почесывая кадык. — Это не затянется.
— Пойдем. — Нил потянул меня за руку, как ребенка, в сторону дверцы слева от винтовой лестницы. — Пойдем, Шери.
Риелтор шагал впереди, позвякивая ключами в руке.
— Мы предпочитаем запирать эту дверь, — сказал он.
— Почему? — спросила я.
Но он, кажется, меня не услышал. Он открыл дверь и нагнулся, чтобы пройти в проем. Нил последовал за ним, тоже согнувшись, но при этом ухитрился обернуться, улыбаясь.
— Пойдем, — проговорил он одними губами. За его спиной риелтор спускался по крутой узкой лестнице, зажатой между стенами, с которых облезала краска.
Я колебалась. Оглянулась на черно-белые плитки. Сердце билось так часто, что кровь, казалось, вот-вот вспенится. В ушах шумело. Меня накрыла абсурдная паранойя, как будто только что увиденное было неправильным, странным, невозможным. На минуту я усомнилась во всем происходящем, вспомнив увиденное наверху.
— Шери, — говорил Нил, вновь протягивая руку, — пойдем.
Я улыбнулась ему. И списала панику на усталость и стресс. Поиски дома всегда утомляют.
— Давай посмотрим быстренько, — сказала я.
— Ты и не заметишь, как закончим, — согласился он, кивнув.
Я кивнула в ответ, взяла его за руку и последовала за ним вниз по лестнице.
Перевод Т. Мамедовой
НЕВЕСТА ГОНЧЕЙКейтлин Р. Кирнан
Кейтлин Р. Кирнан — автор нескольких романов, среди них «Дочь Гончих» (Daughter of Hounds, 2007) и «Красное дерево» (The Red Tree, 2009), которые были номинированы на премии Ширли Джексон и «World Fantasy awards». Ее следующий роман «Мемуары утопленницы» (The Drowning Girl: A Memoir) вышел в издательстве «Penguin» в 2012 году. С 2000 года издательством «Subterranean Press» публиковались сборники потусторонних, фантастических и мрачных рассказов Кирнан — «Сказки страданий и чудес» (Tales of Pain and Wonder, 2000, 2008), «С таинственных, далеких берегов» (From Weird and Distant Shores, 2002), «Чарльзу Форту, с любовью» (To Charles Fort, with Love, 2005), ««II» означает «пришелец»» (A is for Alien, 2005), «Алебастр» (Alabaster, 2006) и «Аммонитная скрипка и другие» (The Ammonite Violin & Others, 2010). В 2012 году издательство «Subterranean Press» выпустило ретроспективу ее ранней прозы «Два мира и между ними: лучшие рассказы Кейтлин Р. Кирнан. Том 1» (Two Worlds and In Between: The Best of Caitlín R. Kieman. Volume One). Кейтлин P. Кирнан живет в городе Провиденс, штат Род-Айленд, со своей партнершей Кэтрин.
Память подводит, мгновения наплывают одно на другое, сливаются, разбегаются в стороны и снова смешиваются. Дождь стекает по стеклу мутными реками, бегущими к морю, или кровью, текущей к стоку по полу скотобойни. Я по-прежнему уверена, было время, когда все это можно было рассказать как вполне обычную сказку, которая началась с более или менее случайного, но, вероятно, ставшего исходным момента: со дня моего знакомства с Изобель Эндекотт, с вечера, когда я села в поезд из Саванны в Бостон или когда, перелистывая хрупкие, пожелтевшие страницы гримуара чернокнижника, наткнулась на гравюру с нефритовым идолом. Но теперь я уже вышла далеко за пределы удобства и условностей хронологии и сюжетов, спустилась в некое место, куда до меня попадало столь мало (и все же так много) женщин. В этом не больше сказки, чем вина в хрустальном кубке, разбившемся о мраморный пол. Меня вот так же сбросили с огромной высоты, и я разбилась о мрамор. Возможно, меня не сбрасывали. Возможно, я всего лишь упала, но сейчас это вряд ли имеет значение. Кроме того, меня могли подтолкнуть. И вполне вероятно, что меня одновременно и сбросили, и подтолкнули, и я упала сама — ни одно из этих событий не исключает остальные. Я ничем не отличаюсь от разбитого бокала, осколкам которого не слишком интересно, как именно они перестали быть единым целым.