Кардинал Буска выдержал роль до конца и ответил: «Кардинал Буска давно ожидал известия, которое глубокоуважаемый г-н Како только что ему сообщил. Внезапный его отъезд во Флоренцию не позволяет кардиналу сделать ничего другого, как уверить его в своем глубоком почтении».
В то же самое время генерал Виктор переправился через По в Боргофорте во главе 4000 человек пехоты и 600 всадников и присоединился в Болонье к 4000 человек итальянской дивизии Лагоца. Этих 9000 человек было достаточно для завоевания Церковной области.
Несколько дней спустя Наполеон отправился в Болонью и обнародовал манифест, содержащий следующие статьи:
«Ст. I. Святейший престол официально отказался исполнить статьи VIII и IX перемирия, заключенного 23 июня в Болонье при посредничестве Испании и торжественно ратифицированного в Риме 27 июня.
Ст. II. Он не переставал вооружаться и призывать своими манифестами народы к войне. Он нарушил неприкосновенность территории Болоньи; его войска приблизились на 10 миль к этому городу и грозили его занять.
Ст. III. Он начал враждебные Франции переговоры с венским двором, как это доказывается письмами кардинала Буска и миссией прелата Альбани в Вене.
Ст. IV. Он вверил командование своими войсками австрийским генералам и офицерам, присланным венским двором.
Ст. V. Он отказался от ответа на официальные предложения, сделанные ему гражданином Како, посланником Французской республики, об открытии переговоров о мире.
Ст. VI. Договор о перемирии таким образом разорван и нарушен святейшим престолом.
Вследствие этого объявляю, что перемирие, заключенное 23 июня между Французской республикой и Римским двором, аннулировано».
В подтверждение этого манифеста обнародовали перехваченные письма кардинала Буска. Можно было бы присоединить сюда большое количество других свидетельств, но и эти письма говорили обо всем. Кардинал Маттеи после трехмесячного пребывания под надзором в семинарии Брешиа добился позволения вернуться в Рим. Он несколько раз писал Наполеону, пользуясь знакомством с ним. Наполеон воспользовался этим обстоятельством для пересылки Маттеи перехваченных писем кардинала Буска. Их чтение повергло в смущение священную коллегию и заткнуло рот приверженцам этого министра.
2 февраля 1797 г. главная квартира расположилась в Имола, во дворце епископа Киарамонте, впоследствии папы Пия VII. Маленькая французская армия подошла к Кастель-Болоньезе; перед ней по правому берегу Сенио стояла на позиции армия папы, обороняя мостовую переправу. Эта армия состояла из 6000—7000 регулярных войск и крестьян, собранных по тревоге, находившихся под начальством монахов и фанатизированных проповедниками. У нее было восемь пушек. Французы заняли позицию. День был бурный. Когда французы выставляли сторожевое охранение, появился парламентер и с шутовским видом заявил от имени его преосвященства монсиньора кардинала, «что если французская армия будет продолжать движение вперед, она подвергнется обстрелу». Над этой ужасной угрозой много смеялись.
Ему ответили, «что совсем не хотят подвергать себя гневу кардинала и стали на позиции просто, чтобы провести ночь». Однако надежды кардинала Буска осуществились. Романья была в огне; здесь была провозглашена священная война, и набат не переставал гудеть целые три дня. Низший класс населения был доведен до исступления и неистовства. Сорокачасовые молебствия, общенародные процессии на площадях городов и селений, грамоты об отпущении грехов, даже чудеса — все было пущено в ход. Повсюду были иконы мучеников, которые кровоточили, плачущие статуи мадонн. Все предвещало пожар, готовый испепелить эту чудесную провинцию. Кардинал Буска сказал французскому посланнику Како: «Мы сделаем Вандею[82] из Романьи, из Лигурийских горных твердынь, из Италии».
В Имоле было вывешено следующее воззвание:
«Французская армия вступает на территорию папы. Она будет верна принципам, которые провозглашает, — и будет покровительствовать религии и народу. Французский солдат несет в одной руке штык — верный залог победы, в другой оливковую ветвь — символ мира и залог своего покровительства. Горе тем, кто, соблазненные полнейшими лицемерами, навлекут на свои жилища месть армии, взявшей в плен за шесть месяцев 100 000 человек из лучших войск императора, захватившей 400 пушек, 110 знамен и уничтожившей пять армий!»
3 июня, в 2 часа утра, генерал Ланн, командующий авангардом маленькой французской армии, поднялся вверх по р. Сенио на полтора лье, на рассвете переправился вброд и построился в боевой порядок на тылах папской армии, отрезав ей дорогу на Фаэнца. Генерал Лагоц, поддерживаемый батареей и прикрываемый тучей стрелков, перешел по мосту сомкнутой колонной. В миг вооруженная толпа обратилась в бегство. Артиллерия, обозы — все было захвачено; 400—500 человек было порублено; несколько монахов погибло с распятием в руках. Почти все регулярные войска были захвачены в плен. Кардинал-генерал бежал. Бой не продолжался и часа. Со стороны французов потери были незначительны.
В тот же день французы подошли к Фаэнца. Ворота были заперты, гудел набат, на валах стояло несколько пушек, а взбесившийся народ руганью провоцировал победителей и нагло отвечал на требование открыть ворота. Пришлось сорвать ворота с петель и силой войти в город. «Тут то же самое, что в Павии!» — кричали солдаты. Это было требование грабежа. «Нет, — ответил им Наполеон, — в Павии были бунтовщики, нарушившие клятву и намеревавшиеся перерезать наших солдат, своих гостей. Здесь только безумцы, которых нужно победить милосердием». Только лишь несколько монастырей подверглось осквернению. Спасши этот красивый город от безрассудства его жителей, занялись спасением провинции. Во все округа направили агентов, чтобы просветить население, успокоить возбуждение и неистовство, дошедшее до крайней степени. Самым действенным средством оказался роспуск по домам военнопленных.
Пленные, взятые в бою на Сенио, были собраны в Фаэнца, в саду одного монастыря. Они еще были охвачены ужасом и боялись за свою жизнь. Они все бросились на колени и громкими криками молили о пощаде при приближении Наполеона, который сказал им по-итальянски: «Я друг всех народов Италии и особенно римского населения. Я пришел к вам для вашего же блага. Вы свободны; вернитесь к вашим семьям, скажите им, что французы — друзья религии, порядка и бедных людей». Ужас сменился радостью. Эти несчастные принялись выражать чувство признательности с живостью, свойственной итальянскому характеру.
Наполеон отправился оттуда в трапезную, где были собраны все офицеры. Их было несколько сот, среди которых несколько человек из лучших римских фамилий. Он долго беседовал с ними, говорил о свободе Италии, о всех злоупотреблениях папского режима, о том, что в нем противоречило духу евангелия, о безумии оказывать сопротивление победоносной армии, составленной из самых дисциплинированных и самых закаленных солдат мира. Он позволил им разойтись по домам и просил лишь, за свое милосердие, ознакомить всех с чувствами, одушевляющими его в отношении Италии и особенно в отношении римского населения. Эти пленные сделались миссионерами, разошедшимися по всем владениям папы и неустанно провозглашавшими хвалу тем, кто так хорошо обошлись с ними. Весть об этом проникла до самых отдаленных апеннинских хижин. Вышло удачно: настроение переменилось.
Армия прибыла в Форли, в Чезена, в Римини, в Пезаро и в Синигалья. Население их оказалось настроенным благожелательно. Но это была другая крайность: тех самых французов, которых несколькими днями раньше считали страшными врагами своей религии, собственности и законов, принимали здесь с открытым выражением радости.
Колли, командующий армией папы, раньше командовал пьемонтской армией под Мондови и Кераско. Он знал, с кем имеет дело. Он выбрал хорошую позицию на высотах впереди Анконы и здесь расположил оставшиеся у него 3000 человек. Но как только показалась французская армия, он и австрийские офицеры под различными предлогами удалились в Лоретто. Позиция, занимаемая римлянами, была очень сильная. Генерал Виктор выслал к ним парламентера с предложением сдаться.
В то время как велись переговоры, французские и итальянские войска обошли позицию справа и слева, окружили ее, захватили противника без выстрела и без сопротивления вошли в цитадель.
С этими пленными было поступлено, как и с взятыми на Сенио: они были отосланы по домам с прокламациями. Они послужили новыми миссионерами, шедшими впереди армии.
Анкона является единственным портом на побережье от Венеции до Бриндизи, крайней восточной точки Италии. Но порт этот был запущен и в плохом состоянии; даже фрегаты не могли туда входить. В эти дни Наполеон установил все, что надо было сделать для улучшения крепости и приведения в исправность порта. Во времена Итальянского королевства были выполнены большие работы. Ныне порт может принимать суда всякого рода, даже трехпалубные. Евреи, многочисленные в Анконе, так же как магометане из Албании и Греции, были подчинены старинным унизительным обычаям, противным законам гостеприимства. Одной из первых забот Наполеона было освободить их от этого.
Между тем, несмотря на присутствие армии, народ толпами спешил припасть к ногам одной Мадонны, плакавшей большими слезами. Нашлись благоразумные граждане, давшие знать об этом. Туда был послан Монж. Он сообщил, что Мадонна действительно плачет. Настоятелю монастыря велели доставить ее в главную квартиру. Это оказался фокус, искусно производимый при помощи стакана. На следующий день Мадонна была снова поставлена в церкви, но без стакана: она больше не плакала. Один капеллан, виновник этой мошеннической проделки, был арестован. Это было покушением на армию и на святость нашей религии[83]