Австрийские уполномоченные хотели сделать нам приятное, указав в первой статье, что император признает французскую республику. «Вычеркнем это, — сказал Наполеон, — республика сияет, как солнце, собственным светом. Только слепцы не замечают этого». В самом деле, такое признание было вредно потому, что если бы когда-нибудь французский народ захотел восстановить монархию, то император смог бы сказать, что признал республику.
В предварительных условиях было предусмотрено, что окончательный мирный договор будет обсуждаться на конгрессе, который соберется в Берне, а установление мира во всей империи[89] послужит предметом рассмотрения другого конгресса, в одном из германских городов.
Франции была гарантирована граница по Рейну. Река Олио становилась границей владений австрийского дома в Италии и Цизальпинской республики, которая образовалась из Ломбардии, Модены, Бергамо и Кремоны. Город Венеция должен был получить легатства Феррара, Болонья и Романья в возмещение за потерю им своих владений на материке. По этому договору за императором оставалась Мантуя, но Цизальпинская республика приобретала венецианские земли. Французские войска могли, продвигаясь от Милана к Венеции по правому берегу По, выйти на Пьяве и лишить всякого значения линии Минчио и Адидже, а также Мантую. Ничто не мешало, впрочем, тому, чтобы обе республики слились в одну, если они этого захотят. Венеция просуществовала девять веков, не имея никакой территории в Италии, исключительно как морское государство, и это было время ее наибольшего могущества. Нужно, впрочем, признать, что эти условия были продиктованы ненавистью к венецианцам.
В это время как раз прибыли депеши Кильмэна от 3 и 5 апреля. Армия негодовала, услышав об убийствах, совершенных у нее в тылу. Знамя восстания было поднято в Венеции, и английский посланник торжествовал. Флаг льва св. Марка развевался на его гондоле. Этот посланник пользовался большим влиянием.
27 апреля маркиз Галло представил главнокомандующему в Граце предварительные условия мира, ратифицированные императором.
Если обмен грамотами не был произведен немедленно, то лишь вследствие ожидания ратификации Исполнительной Директорией, но так как теперь не могло быть никакого сомнения в этой ратификации, то армия эвакуировала Штирию, часть Карниолы и Каринтии. Уполномоченными императора было сделано несколько новых предложений. Ответ на них был послан в Вену с адъютантом Лемаруа. Он был принят там с почетом. В первый раз за время революции увидели трехцветную кокарду в этой столице.
На одном из совещаний в Граце один из уполномоченных, во исполнение собственноручного письма императора, предложил Наполеону предоставить ему после заключения мира княжество в Германии с 250 000 жителей в потомственное владение как обеспечение от республиканской неблагодарности. Главнокомандующий усмехнулся и поручил уполномоченному поблагодарить императора за это доказательство внимания, но заявил, что он не хочет никакого величия, никакого богатства, если они даются не французским народом.
Помощнику генерала Дессолю было поручено отправиться в Париж с известием об открытии переговоров. Генерал Массена вручил Директории договор с предварительными мирными условиями. Массена был принят 9 мая на торжественной аудиенции. Все отличившиеся генералы Итальянской армии последовательно посылались в Париж с трофеями. Только Массена, стоявший в первом ряду по участию, какое он принимал во всех победах, не был еще послан ни разу. Справедливость требовала, чтобы и его имя было приобщено к этому великому национальному празднику, который явился результатом отваги и доблести французских армий.
Положение Итальянской армии было прекрасное. По перекличкам от 19 апреля налицо оказалось 38 500 человек пехоты, 4500 кавалерии, 120 орудий — всего 43 000 человек, сосредоточенных на едином поле сражения и способных в один переход занять позиции на Земмеринге. За все время кампании армия понесла лишь легкие потери. Крепости Пальманова, Клагенфурт, Грац были снабжены продовольствием и вооружены. В них были созданы многочисленные склады запасов всякого рода. Моральное состояние французского солдата было чрезвычайно высоким. В Неймарктском бою принимала участие только третья часть дивизии Массена, и ее одной оказалось достаточным, чтобы опрокинуть отборные австрийские войска на безукоризненных позициях. Армия эрцгерцога, наоборот, была деморализована: из прежней Итальянской армии у него не оставалось почти ничего; шесть дивизий, пришедших с Рейна, были сильно потрепаны одна за другой, и численность их значительно уменьшилась.
Наполеон мог бы теперь войти в Вену, но это не принесло бы никаких результатов. Удержаться в ней было бы трудно, потому что рейнские армии не только еще не открыли кампании, но заявили, что не могут ее начать. Советы и Директория разошлись во мнениях. Раскол произошел даже среди самих членов Директории. Правительство было бессильным. Общественное мнение во Франции утратило свое значение. Финансы находились в плачевном состоянии. Рейнские армии оставались без жалованья и испытывали величайшую нужду. Одним из самых значительных препятствий, мешавшим переправе через Рейн, была невозможность выдать Моро из казны 30 000—40 000 экю, необходимых ему для изготовления понтонного парка. Полки, сформированные в Вандее для Итальянской армии, доведенные до численного состава в 4000 человек каждый, благодаря включению в них разных команд прибывали в Милан в составе лишь 900—1000 человек. Три четверти дезертировали по дороге. Правительство ничего не предпринимало, чтобы собрать дезертиров и пополнить армии.
На первых же совещаниях австрийские уполномоченные согласились на уступку Бельгии и линии Рейна, но требовали возмещений. Когда же им было предложено получить их в Германии, например, в Баварии, они тотчас же возразили, что следовало бы в этом случае гарантировать Венецианской республике ее конституцию и укрепить аристократию Золотой книги, так как они не хотели ни под каким предлогом допустить, чтобы Итальянская республика распространилась от Альп и Апеннин до Изонцо и Юлийских Альп. Это значило бы помочь самому активному и самому настойчивому врагу Французской республики, врагу, который, узнав, в силу происшедших событий, об угрожавших ему опасностях, не будет отныне признавать никакой другой политики, кроме политики сближения и единения с Австрией; последняя вступила бы в наступательный и оборонительный союз с венецианской олигархией против демократической Итальянской республики. Это повело бы к увеличению могущества Австрии за счет как Баварии, так и Венеции. В инструкциях, данных Директорией генералу Кларку, Директория, как указывалось в главе XIII, уполномочивала его на подписание условий, значительно менее выгодных.
Народ, правительство, Законодательный корпус хотели мира, и Наполеон подписал предварительные его условия.
Гоша только что призвали к командованию Самбро-маасской армией. Это был молодой человек — талантливый, отважный и честолюбивый. У него под командованием была превосходная армия, насчитывавшая в строю 80 000 человек. Он чувствовал себя в силах руководить ею; дрожь нетерпения охватывала его при получении каждого нового известия о победах в Италии. С каждым курьером он просил Директорию позволить ему вступить в Германию.
Войска разделяли его энтузиазм. Даже местные жители, узнавшие из писем о быстром марше Наполеона на Вену и об отступлении австрийских армий с Рейна, спрашивали, почему французы Самбро-маасской и Рейнской армий остаются праздными и теряют столь дорогое время.
18 апреля Гош перешел через Рейн по нейвидскому мосту, в то время как Шампионе, выступивший из Дюссельдорфа, подходил к Укерату и Альтенкирхену. Австрийской армией командовал Край. Гош атаковал Края в Геддесдорфе, захватил несколько тысяч пленных, пушки и знамена и отбросил его на Майн. 22 апреля он подходил к Франкфурту, когда штаб генерала Края переслал ему депешу генерала Бертье, извещавшую о подписании Лёобенского договора. Он тотчас же заключил перемирие и перенес свою главную квартиру во Фридберг, заняв Нидду и Вецлар.
Моро находился в Париже. Он требовал понтонного парка для переправы через Рейн, в Страсбурге. Но как только Дезэ, командовавший временно Рейнской армией, узнал, что Гош дерется с противником, он перебросил мост 20 апреля, в 6 часов утра, в деревне Кильштедт, в нескольких лье ниже Страсбурга. 21-го, в 2 часа ночи, армия переправилась через Рейн. Моро, поспешно прибывший из Парижа, оказался во главе армии в тот момент, когда его атаковал Старай, сосредоточивший 20 000 человек и 27 пушек. Бой был жаркий. Австрийцы были совершенно разбиты: они оставили во власти победителя 20 пушек и пленных.
Были захвачены все повозки канцелярии австрийской главной квартиры. Среди них находился фургон Клинглина, содержавший переписку Пишегрю с принцем Конде, которую Моро сохранял в секрете в течение четырех месяцев, не донося о ней правительству.
После этой победы армия поднялась вверх по Рейну и овладела Келем. Ее авангард прошел уже за Оффенбург в долину Кинцига; 22-го курьер Итальянской армии привез туда известие о подписании в Лёобене предварительных условий мира. Моро прекратил военные действия и заключил перемирие со Стараем.
Военные действия на Рейне начались только через 8 часов после подписания Лёобенского договора, и Наполеон получил о них известие через семь дней после подписания этого договора. Почему их не начали пятью днями раньше и почему, наконец, Директория написала, что не следует рассчитывать на совместные действия с рейнскими армиями? Оттого, что войной руководили вяло, бездарно. Руководство республикой погрязло в коррупции и не достигало никаких удовлетворительных результатов. По одному из постановлений конституции III года[90] казначейство было независимо от правительства. Мысль ошибочная, пагубная и самая нелепая из всех, какие только могла подсказать метафизика современных законодателей. Этого одного было достаточно, чтобы поставить под угрозу существование республики.