и удобных ветвей пропитания, и почитать счастливым то государство, которого граждане, одушевляемы будучи всеобщею действенностию, находят в работе своей обильные пропитания источники. Здесь всякому гражданину предлежат способы возвыситься прилежностию и предприимчивостию; здесь процветает многонародие, здесь богатство разделяется по всем частным членам государства, и менее чувствуемо здесь то вредное неравновесие в имуществе граждан, навлекающее на бедных все публичные тягости, которых, однако, не могут они сносить не разорись совсем, и увольняющее богатых от принятия в том участия, ибо имеют они способы отвращать от себя все тягости. Государство, которого подданные довольным заняты упражнением, может надежно собирать подати, да еще и увеличивать оные, пока оставляет оно подданным способы к надлежащему приобретению».
Несомненно, Новиков идеализирует это будущее антифеодальное буржуазное государство. Он не видел и не мог увидеть, как свободный земледелец, работник и ремесленник попадал в новую кабалу к капиталисту, фабриканту и купцу-скупщику, как свобода человека оказывалась на деле лишь свободой собственников. Но мы знаем, что эти иллюзии и заблуждения у борцов против феодализма и крепостничества возникали закономерно и объяснялись эпохой, в которую жили эти деятели. Сила же нового сочинения Новикова — в его открытой политической направленности против феодализма, против русского крепостническо-самодержавного строя. До радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву», этой революционной энциклопедии русской общественной мысли, данное новиковское сочинение, пожалуй, является самым крупным достижением политической мысли русского просвещения. Роль и значение этой работы Новикова определяются еще тем фактом, что она получила небывалое распространение, ибо была напечатана в «Прибавлениях к Московским ведомостям», тираж которых достигал четырех тысяч экземпляров. Тысячи русских людей из разных кругов общества — дворян, разночинцев, купцов — читали «Прибавление», знакомились с его философскими и политическими статьями, «приобучаясь размышлять о своих важнейших интересах».
Журнал Новикова «Прибавление» попал и в руки Екатерины II. Именно за статью, напечатанную в нем, русская самодержица и начала полицейские преследования Новикова. Читая этот журнал, Екатерина понимала, какой политической силой стал просветительский центр, созданный Новиковым в Москве. Вот почему она, по словам своего секретаря Храповицкого, считала Новикова «умным и опасным человеком». Вот почему его писательская, философская, издательско-просветительская деятельность расшатывала устои самодержавно-крепостнического государства. Вот почему именно с выхода «Прибавлений» начались преследования Новикова, ограничение его писательской и издательской деятельности, преследования, закончившиеся разгромом всего просветительского дела и в 1792 году — арестом мужественного просветителя.
Но разъяренная Екатерина не только заточила ненавистного ей человека в крепость, она сочла нужным отнять у самоотверженного писателя его честное имя. Специальным манифестом он был «опубликован» обманщиком, невеждой и шарлатаном. Выпущенный из крепости после смерти Екатерины, в 1796 году, он вынужден был удалиться в деревню, где жил изолированный от общества, больной, разоренный, обремененный долгами. В 1818 году, в возрасте 74 лет, Новиков умер. Однако выпущенные Новиковым книги, его сочинения, его огромный просветительский опыт уничтожить было нельзя. Уже в первое десятилетие нового века на этот опыт опирались не только его многочисленные ученики и последователи, — молодые деятели русской культуры, — но и декабристы.
Деятели первого этапа русского освободительного движения — декабристы·— отчетливо понимали, откуда началось «вольномыслие» в России Декабрист Николай Тургенев писал: «Во главе движения, поднятого масонскими обществами, находился Новиков, человек очень замечательный и тем больше достойный почета и уважения со стороны друзей человечества, что он был мало оценен в стране, которую прославили его крупные и полезные произведения. Те из его современников, которые его хорошо знали, которые могли видеть непосредственные результаты его стараний, его деятельности, часто скорбели о безразличии русской публики, которая позволила этому апостолу добра стареть и умирать в уголке обширной империи, забытому, бедному, одному, подавленному тяжестью несчастий; они всегда краснели от стыда за неблагодарность русской литературы, которая не нашла ни слова утешения человеку, которому на стольким обязана!» [1]
Декабристы и Пушкин первыми признали огромные заслуги Новикова перед русской литературой, общественной мыслью и культурой. Они потребовали снятия с него печати гнусного царского «опубликования», призвали к внимательному изучению его наследия. В дальнейшем революционные демократы — Белинский, Герцен, Огарев и Добролюбов — неоднократно напоминали передовому русскому обществу о плодотворной деятельности одного из первых русских просветителей. Их проникнутые чувством благодарности и любви выступления в защиту Новикова противостояли потоку лжи и клеветы, исходившему со страниц многочисленных сочинений буржуазных и либеральных ученых.
В 1868 году Герцен написал для «Колокола» специальную статью о Новикове и Радищеве: «Наши святые, наши пророки, паши первые сеятели, первые борцы, погибшие в неравной борьбе, начинают подымать головы из глубины своих могил, где они лежали под печатями императорской полиции».
Вещие слова сбылись: «наши пророки, наши первые сеятели» из далекого прошлого пришли в наше сегодня, их имена живы и дороги советскому народу, строящему коммунизм. Мы бережно храним наследство и с благодарностью чтим память первых борцов, погибших в неравной борьбе с реакционным царизмом.
В наши дни, когда революционеры всех стран с надеждой смотрят на Советский Союз как на очаг освободительной борьбы трудящихся всего мира, мы полны чувства национальной гордости от сознания, что история России знает множество славных деятелей освободительного движения, замечательных просветителей, писателей и философов, поднимавших свой честный мужественный голос в защиту угнетенного народа, отдававших все свои силы борьбе за свободу человека, за светлое будущее своей горячо любимой родины. «Руководители революционных рабочих всех стран с жадностью изучают поучительнейшую историю-рабочего класса России, его прошлое, прошлое России, зная, что кроме России реакционной существовала ещё Россия революционная, Россия Радищевых и Чернышевских, Желябовых и Ульяновых, Халтуриных и Алексеевых. Всё это вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство революционной национальной гордости, способное двигать горами, способное творить чудеса».[2]
Г. Макогоненко
ОТ РЕДАКТОРА
Все собранные в настоящем томе сочинения H. И. Новикова воспроизводятся или по текстам журналов, в которых они были впервые напечатаны («Трутень», «Пустомеля», «Санктпетербургские ученые ведомости», «Утренний свет», «Московское издание», «Прибавления к Московским ведомостям»), или по текстам первых изданий новиковских книг: «Опыт исторического словаря о российских писателях», «Древняя российская вивлиофика» и др. Исключение сделано для «Живописца», который воспроизводится по так называемому третьему изданию 1775 года (обоснование этого см. в комментариях). Отсутствие рукописей художественных, критических и историко-философских произведений Новикова не позволило восстановить места, явно пострадавшие от цензуры («Английская прогулка» и «Отрывок путешествия в***» в «Живописце», глава «О свободе», оказавшаяся выпущенной в сочинении «О торговле вообще»).
При редактировании текста были устранены опечатки, довольно многочисленные в журнальных публикациях. Кроме того, редактор счел себя обязанным привести сочинения Новикова в соответствие с современной орфографией и пунктуацией, за исключением тех случаев, когда необходимо было сохранить особенности произношения и смысловые отклонения литературного языка XVIII века.
Все условные написания, восходящие к устаревшим нормам правописания и не отражающиеся на произношении слов, были заменены редактором современными. Поэтому в данном издании печатается вместо «разъежжал» — разъезжал, вместо «щастье» — счастье, вместо «естьли» — если, вместо «етот» — этот и т. д.
В случаях, когда у Новикова обнаруживалось колебание в правописании некоторых слов, редактор выбирал форму, совпадающую с современной нормой (например, «истинна» и «истина», «еклога» и «эклога»). Но у Новикова оказалось немало форм, отразивших еще не установившуюся грамматическую норму, отчего одно и то же слово писалось различно, например «англичане» и «агличане», «английский», «англинский» и «аглицкий», «перукмахер» и «парикмахер». В таких случаях редактор сохранял новиковское правописание. В то же время в случаях, когда слова претерпевали изменения в морфологическом строе, редактор не изменял их и сохранял, например слова «обработывать» или «в постеле», так как в именительном падеже было не современное «постель», а «постеля».
В целях облегчения восприятия текста в художественных произведениях прямая речь, печатавшаяся в авторских изданиях в строку, выделена и дается с абзаца.
В «Опыте исторического словаря» редактором устранены опечатки в датах, а также ошибки и неточности в написании отдельных фамилий. Эти поправки оговорены в подстрочных примечаниях. Настоящий тип издания не позволял научно-критически воспроизвести текст «Словаря», нуждающегося к тому же в обширном комментарии. Редактор попытался лишь помимо исправления некоторых ошибок дать читателю необходимые сведения о годе рождения и смерти писателей, заключенные им в квадратные скобки. Отсутствие дат или воспроизведение только одной даты объясняется тем, что редактор не обнаружил в известных и доступных ему источниках нужных сведений. Вопрос после даты или вторая цифра означают отсутствие точных сведений или указывают лишь приблизительно век или десятилетие, когда жил тот или иной писатель.