ако сложилась иная традиция — приписывая одно и то же сочинение разные писателям, исследователи свои доказательства в пользу нового имени, свои отводы старого кандидата сопровождали тщательной аргументацией,— не аргументировался лишь отвод Новикова. И это потому, что Новикова эти ученые не хотели признавать как писателя. Без фактов, без доказательств, произвольно. Оставаясь в пределах все тех же условных данных — неподписанные сочинения в «Трутне» и «Живописце», считаю своим долгом, исхода из суммы объективных фактов — анализа идейного содержания произведений, истории журнальных редакций и авторской правки текста, изучения новиковского отношения к делу писателя, автора, его печатных высказываний об анонимности как одном из важнейших моментов понимания общественного дела писателя,— аргументировать и доказать принадлежность важнейших сочинений «Трутня» и «Живописца» Новикову.
Целый ряд произведений, напечатанных в «Трутне» и «Живописце», бесспорно принадлежит Новикову, и никто из исследователей не опровергает этого. Так, все согласны, что предисловие к «Живописцу», «Английская прогулка», «Отписки крестьянские», «Рецепты» и т. д. принадлежат Новикову. Другие же сочинения, посвященные крестьянскому вопросу — «Письма к Фалалею» и «Отрывок путешествия»,— приписаны Фонвизину и Радищеву. Я считаю эти «приписания» неверными, методологически порочными. Но так как уже сложилась традиция приписывать, например, Радищеву «Отрывок путешествия», то поэтому мне необходимо, с одной стороны, подробно разобрать и отвести доводы и аргументы тех, кто числит эти произведения за Фонвизиным и Радищевым, а с другой — развернуть систему своих доказательств очевидной для современников «Трутня» и «Живописца» истины, что новиковские сочинения принадлежат Новикову.
Отличительной особенностью «Третьего издания «Живописца», печатаемого в настоящем сборнике, которое, кстати, выпало из сферы внимания ученых, является полное отсутствие в нем чужих, анонимных и подписанных, произведений. В «Трутне» сотрудничали Попов, Аблесимов, Эмин, Майков,— им принадлежали талантливые сочинения. В «Пустомеле» печатались переводы Леонтьева, стихи Фонвизина, произведения, соответствовавшие новиковским требованиям и убеждениям. В «Живописце» печаталось много стихов в честь. Екатерины и ее приближенных, письмо самой Екатерины Новикову, многочисленные переводы, различные прозаические сочинения. Все это чужое, принадлежащее другим авторам, часто и очень важное хотя бы в тактическом отношении,— например, письмо Екатерины,— Новиков исключил: из своей книги, названной «Третье издание «Живописца». Исключил принципиально: данная книга имела специальную задачу собрать вместе все важнейшие, проверенные временем сочинения, с тем чтобы дать читателю, и прежде всего читателю-союзнику, образцы таких произведений, которые соответствовали бы высокому и обязывающему званию Автора-писателя. Такими сочинениями оказывались произведения, посвященные обличению дворянства и Екатерины, крестьянскому вопросу и просветительской программе. И вот, собрав из двух своих лучших журналов, «Трутня» и «Живописца», отвечающие данной цели произведения, исправив их, объединив в циклы, придав им новую композицию, он издает книгу, назвав ее «Третье издание «Живописца». Книга была снабжена специальным предисловием «К читателю». Предисловие опять было написано для объяснения с читателем по главному вопросу — об авторстве. И на этот раз Новиков не называет своего имени,— на этот счет у него была своя, как мы знаем, особая точка зрения. Но если для Новикова не было необходимости «хвалиться» перед читателем своим именем, то следовало дать ему знать, что автор разных статей и разных журналов один и тот же. Поэтому он в специальном предисловии делает публичное заявление, что все, здесь собранное,— «мое сочинение».
Если раньше читатель знал, что были два автора замечательных произведений, утаившие свое имя от читателя,— один под именем «Издатель «Трутня», а другой «Сочинитель «Живописца», то теперь, предупрежденный Новиковым, он знал: издатель «Трутня» и сочинитель «Живописца» — одно лицо, которое и сейчас, собрав свои сочинения в одной книге, не называет своего действительного имени, а укрывается за псевдонимом Живописец. Уверенный, что читатель отлично помнит его сочинения, напечатанные в разных журналах, и потому удивится, найдя их в этом новом издании измененными, исправленными, Новиков уведомляет его, что сделаны все эти поправки им самим на основе авторского права: «Должно объявить читателю, что я в журнале моем многое переменил, иное исправил, другое выключил и многое прибавил из прежде выданных моих сочинений под другими заглавиями». Уже здесь мы имеем категорическое свидетельство о принадлежности Новикову сочинений, собранных в «Третьем издании «Живописца». Сам автор публично заявил: «Это мои сочинения». Но мы, несмотря на все это, вынуждены доказывать, что новиковские сочинения принадлежат Новикову, потому что сложилась традиция приписывать его сочинения другим авторам.
Созданный в 1772 году «Живописец» со всей очевидностью показывает, что Новиков являл собой новый в России тип писателя, чуждого коммерческих соображений, настойчиво и решительно осуществлявшего свои планы и намерения, писателя — организатора литературных сил, писателя — просветителя с самостоятельной программой практических дел, писателя, которому было необходимо высказаться перед обществом, у которого было желание вступиться за интересы отягощенного, изнывающего в рабстве народа. Издавая «Живописец», Новиков хотел досказать то, что ему не дали досказать, закрыв «Трутень» и «Пустомелю», хотел внушить своим «единоземцам» — третьему сословию и лучшим представителям дворянства — мысль о незаконности и аморальности рабовладения. Приступая к осуществлению этой задачи, он знал, что журнал не принесет ему лавров, что следует ожидать гонений в преследований, и, подготовленный полемикой с самодержавным автором в «Трутне», он в специальном предисловии в ответ на увещевания отказаться от замысла коротко и решительно заявил: «Нельзя». Таким образом, мы видим, что, приступая к изданию «Живописца», Новиков хотел сказать русскому читателю что-то самое для него важное, самое дорогое. Первые же листы нового журнала показали, что этим главным была крестьянская тема, именно ей был посвящен центральный эпизод предисловия (история Худовоспитанника), «Отрывок путешествия», цикл «Писем к Фалалею» и ряд других сочинений. И вот именно эти-то сочинения, для которых собственно Новиков издал свой новый журнал, исследователи и отняли у него, оставив за ним, и то, видимо, временно, авторство статей о щеголях и щеголихах.
Больше всего наука приписывания потрудилась над тем, чтобы доказать, что «Отрывок путешествия» принадлежит Радищеву, а цикл «Писем к Фалалею» — Фонвизину. Не вдаваясь в столетнюю историю вопроса, остановлюсь на последних исследованиях, подводящих итоги и «почти окончательно», «доказательно» приписавших эти произведения двум авторам. Эта точка зрения получила официальное признание (см. учебники для вузов по истории русской литературы XVIII века. «Отрывок путешествия» помещен уже в I томе академического собрания сочинений Радищева, правда в отделе «приписываемых» сочинений. В дни радищевского юбилея 1949 года этот «Отрывок» уже печатался в составе сочинений Радищева без всяких оговорок).
«Отрывок путешествия» «окончательно» закреплен за Радищевым исследованием В. П. Семенникова. [1] Как и все предшествовавшие ученые, Семенников не занимается вопросом, почему это «Путешествие» не может принадлежать Новикову. Весь пафос обращен на приписание его Радищеву. Первым, формальным основанием приписания служит сообщение сына Радищева — Павла Александровича, указавшего в 1858 году в своих примечаниях на опубликованную статью Пушкина о Радищеве, что «другие статьи сего «Путешествия» были напечатаны в «Живописце» Новикова в 1776 году и в «Северном вестнике» Мартынова (ч. V, январь 1805 г., стр. 61, «Смесь») — «Отрывок из бумаг одного крестьянина». Это глава из «Путешествия» под заглавием «Клин», которую привел Пушкин в приложении к своей статье о Радищеве». [2]Как видим, никакого категорического утверждения, что «Отрывок путешествия» в «Живописце» принадлежит Радищеву, в воспоминаниях престарелого сына писателя нет. Это отлично понимал и Семенников. Вот почему он начинает строить свою систему доказательств, основанную на допусках, предположениях, вероятностях.
Нить своих доказательств Семенников начинает так: «Если между содержанием «Отрывка» и «Путешествием» будут найдены какие-либо значительные точки соприкосновения, то показания сына Радищева есть доказательство принадлежности его отцу «Отрывка путешествия» в «Живописце». Итак, появилось первое если... Далее следуют поиски точек соприкосновения. Первая группа точек соприкосновения: а) «это два наиболее ярких протеста против крепостного права»; б) оба произведения написаны в одинаковой форме — путешествия; чувствуя слабость этих доказательств, Семенников сам заявляет, что это только «внешние черты сходства». [1] Затем автор переходит к «наиболее важному вопросу» — к выяснению точек соприкосновения «в частностях». Вторая группа — частные точки соприкосновения: а) сюжет «Отрывка путешествия» в «Живописце» близок сюжету главы «Пешки» радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву». В чем эта близость? — И в том и в другом случае автор описывает свое посещение крестьянской избы и впечатления от этого посещения; б) в обоих произведениях «жестокосердые помещики» отнимают у крестьян «хлеб и воду»; в) в обоих произведениях помещик заставляет работать крестьян в воскресенье; г) в обоих произведениях имеются одинаковые слова. Последний факт имеет особо важное значение. Сделав эти наблюдения, исследователь опять, как и в первом случае, понимает шаткость своих позиций и неубедительность доказательств, поэтому, не смея прямо утверждать, что «Отрывок путешествия» в «Живописце» принадлежит Радищеву, делает новое сложное допущение — остаются два предположения: 1) или «Отрывок» оказал явное влияние на Радищева, или 2) автор «Отрывка» сам Радищев. Так появляется второе