В Комиссии демократические депутаты резко выступили против употребления слова «подлый» по отношению к крестьянству. Новиков в «Трутне» обрушится на «глупых дворян», которые называют «подлыми» тех, кто родился от «добродетельных и честных мещан».
В Комиссии был поднят голос в защиту «среднего рода людей», «которые обитают в городах и, не быв дворяне или хлебопашцы, в художествах, в науках, в мореплавании, в торговле и ремеслах упражняются». И в «Трутне» мы находим много выступлений Новикова в защиту этих людей: он отстаивает их права, подчеркивает их достоинства и заслуги перед отечеством.
Одной из важнейших тем журнала стала тема борьбы за национальные основы русской культуры, борьбы против варварского преклонения перед чужой, и прежде всего французской, внешне показной культурой и против враждебных идеологических влияний. При этом наивно всю борьбу сводить к высмеиванию петиметров, мастеров «волосоподвивательной науки», тех дворянских «поросят», кои после пребывания во Франции возвращаются «совершенными свиньями». Борьба эта носила глубоко идейный характер, она отразила исторический момент в жизни России, явившись первым этапом в процессе сложения идеологии русского просвещения. Импорт французских мод и буржуазных идей, правительственная политика покровительства этому импорту мешали росту русской самобытной передовой культуры. Эта самодержавная политика, опираясь на идеологию дворянского космополитизма, еще больше развивала у «благородного» сословия презрение ко всему русскому, ко всей России. В итоге часть дворянства полностью порывала связи с национальными истоками, превращаясь не только в социально, но и в национально чуждый народу паразитический класс.
Сатирически изображая преклонявшихся перед французской культурой дворян, Новиков смело выступил и против самой Екатерины, покровительствовавшей политическим теориям энциклопедистов. Вот почему ведущей темой журнала стала борьба Новикова с легендой о просвещенном характере русского «самодержавства», борьба с «алтарем» Екатерине, создаваемым ею самой и ее французскими «друзьями». Так Новиков прямо продолжил дело, начатое до него философом и депутатом Комиссии Яковом Козельским.
Прежде всего Новиков задался целью сорвать маску просвещенного монарха с Екатерины-писательницы, показать обществу подлинное лицо монарха-деспота, занимающегося литературой. И Новиков это великолепно осуществил. В ряде статей — двух письмах Правдулюбова, письме Чистосердова, заметках «Издателя «Трутня» и других — Новиков обличает политическую игру Екатерины в просвещенного монарха, объясняет читателю, сколь реакционна позиция правительственного журнала, занявшегося пропагандой вздорной и политически несостоятельной легенды о просвещенном характере екатерининского «самодержавства». Более того, в своих статьях Новиков первым создал резко памфлетный образ Екатерины-деспота, прикрывающей свою жестоко-крепостническую политику болтовней о «златом веке» в России. Екатерина — это пожилая дама «нерусского происхождения», плохо знающая по-русски и «похвалами избалованная», болтающая о «человеколюбии», но в то же время действующая так, что во всем видны «кнуты да виселицы» — средства, «самовластию свойственные». Екатерина, «неограниченный самолюбец», издает журнал «Всякий вздор», чтобы показать, якобы она «единоначальный наставник молодых людей», «всемирный возглашатель добродетели». Но, заявляет Новиков, как ни старается «неограниченный самолюбец» переодеться в тогу наставника и мудрого государя, он «из-под сего смиренного покрова кусает всех лишше Кервера».
Вот почему полемика Новикова с Екатериной была следующим вслед за выступлением демократических депутатов Комиссии этапом в русской общественной мысли, в котором нарастал протест против крепостничества и самодержавия. Эти передовые идеи формировали политическое сознание многих русских людей, воспитывали их в духе нетерпимости к произволу, к деспотизму, звали на борьбу за «вольность» и «человеческие права».
Статьи Новикова в «Трутне», разрушавшие «алтарь» Екатерине, стоят в начале нового этапа развития русской прозы. Отражая в той или иной степени интересы закрепощенных масс, Новиков и Козельский создавали национальные основы идеологии русского просвещения. Коренные вопросы русской социальной и политической жизни, и прежде всего крестьянский, легли в ее основание. Острейшая историческая необходимость вызвала борьбу русских просветителей с крепостниками и главной всероссийской помещицей — деспотической монархиней Екатериной II. При сложившихся обстоятельствах борьба с екатерининским режимом означала одновременно и борьбу с буржуазными политическими сочинениями энциклопедистов. Идеология русского просвещения и определила достоинства новиковской прозы, прежде всего ее идейность, ее политическую остроту.
В центре внимания Новикова — большие и больные вопросы социальной и национальной жизни его отечества. И решает он их как просветитель, выступив в защиту закрепощенных крестьян, этих «питателей отечества». Содержанием новиковских выступлений в «Трутне» стала боевая, острая политическая сатира на русского самодержца, на его политику. По форме — это тонкая и умная пародия, разящая ирония, смелый политический намек. Все политические статьи Новикова написаны своеобразным эзоповским языком, позднее прочно усвоенным русской литературой. Вот почему новиковские политические памфлеты в «Трутне» прокладывали дорогу для будущих сатирических произведений русской литературы, темой которых в течение многих десятилетий будет обличение самодержавия, его политики порабощения крестьянства, хищничество помещиков, критика чуждых духу русского освободительного движения буржуазных теорий.
Отважная борьба издателя «Трутня» с правительственным журналом «Всякая всячина», с коронованным автором не могла пройти безнаказанно: в апреле 1770 года надоевший самодержавию своим «шмелиным жужжанием» журнал был закрыт. Попытка Новикова в том же году издавать через подставное лицо новое сатирическое издание, «Пустомеля», успеха не имела: на втором листе и этот журнал был прикрыт. Только через два года Новиков сумел исполнить свое намерение и продолжил деятельность писателя-сатирика. С начала 1772 года, используя благоприятные политические события, применяя тактику «осторожности», он приступил к изданию нового журнала под названием «Живописец». Как и в прежних изданиях, Новиков привлек к сотрудничеству ряд писателей, сохранив за собой ведущее место редактора-организатора журнала и его главного автора. И в этом новом журнале тема антидворянская, антикрепостническая была главной. Издание наделало много шуму. Ряд статей вызвал переполох в дворянском корпусе. В июне 1773 года, в канун пугачевского восстания, Новиков выпустил последний лист «Живописца». Через два года, сразу после жестокой расправы с «возмутителями», когда крепостники с каннибальским ликованием праздновали победу над восставшими крестьянами, Новиков выпустил так называемое третье издание «Живописца». Утвердившееся в научной литературе мнение, что это было простой перепечаткой «Живописца», глубоко ошибочно. Третье издание — это новый журнал, или, вернее, книга, самим Новиковым составленная из его лучших просветительских произведений, ранее напечатанных в «Трутне» и «Живописце».
В год начавшейся правительственной реакции Новиков смело выступил с собранием своих сочинений, посвященных коренным вопросам социально-политической жизни России, и крестьянскому вопросу прежде всего. В этом сказалась просветительская непримиримость Новикова-писателя. В нашем издании мы печатаем не отдельные статьи из «Трутня» и «Живописца», как обычно делалось, а именно эту книгу целиком, составленную самим Новиковым, внутренне объединенную и связанную единством тем, композиции и образа автора-сочинителя «Живописца». Книга получилась крамольной по своему содержанию. Основной темой ее была тема «бедности и рабства», главным сатирическим персонажем — дворянин-помещик, дворянин-чиновник. Помимо воли автора на ее страницах отразились грозные всполохи крестьянских бунтов. Она была единственной книгой в России той поры, которая грозно предупреждала самодержавие и весь дворянский корпус о неминуемой новой грозе.
Если в «Трутне», как правило, обличались злоупотребления крепостным правом, сатирически изображались отдельные примеры бесчеловечности и тиранства, то в новой книге «Живописец» Новиков касается крепостного права в целом. В ряде произведений, и прежде всего в «Крестьянских отписках», в цикле «Писем к Фалалею» и «Писем дяди к племяннику», в «Отрывке путешествия» и т. д., показана гибельность для России утвердившегося рабства. Рабство, по Новикову, аморально и бесчеловечно. Оно ведет крепостническое хозяйство к разорению «Секу их [крестьян] нещадно, а все прибыли нет; год от году все больше нищают мужики», — говорит герой «Писем к Фалалею» помещик Трифон Панкратьевич. Это право есть источник страшных бедствий России, оно обрекает крестьян на скотское существование, оно морально растлевает рабовладельцев. Вот почему антикрепостническая идея лежит в основании и всех антидворянских статей, очерков и рассказов в книге. Перед читателем таких произведений, как «Ведомости сатирические», «Mon coeur, живописец», «Опыт модного словаря» и т. д., проходит вереница героев-дворян: чиновник и столичный щеголь, провинциальный помещик и военный, деревенский недоросль и придворный, вертопрах и матерый приказный. Всем этим разным людям свойственен один родовой признак — тунеядство, паразитизм. Оттого всем им равно присуща ненависть к труду. Светский вертопрах изрекает дворянскую мудрость: «Для чего мне нужда трудиться?», а помещик Трифон Панкратьевич мотивирует эту мудрость «исконным» крепостным правом: «Да на что они и крестьяне: его такое и дело, что работай без отдыху».
Отрицая пользу образования, необходимость изучения истории, математики, физики, литературы, это племя трутней приобщается к своим особым «наукам» — как воровать, брать взятки («лишь только поделись, так и концы в воду»), как судиться за бесчестие, как отдавать деньги в рост, «драть шкуру с крепостных» и т. д. Последняя — наиболее распространенная среди помещиков наука. Ее основы отлично изложены Худовоспитанником: «Вся моя наука состоит в том, чтобы уметь кричать: пали! коли! руби! и быть строгу до чрезвычайности ко своим подчиненным».