е столько, сколько несносны Талии Л** комедии. Вот в каком был я тогда состоянии; но в самое сие время вошел ко мне незнакомый человек. Во время моего с ним разговора беспокойствие мое уменьшалося, а по выходе его и совсем успокоился. Я стал на авторство смотреть другими глазами, после того взял перо, написал, предаю тиснению и оставляю горестные авторские минуты позднейшим моим потомкам: пусть будут они со временем трудиться узнать, подлинно ли был я в таком жестоком состоянии или только выдумал; чистосердечно ли я сам про себя это написал или целил на известное мне какое-нибудь лицо; пусть будут делать заключения, какие им угодны; а я между тем опишу разговор мой с незнакомым человеком и читателю моему сообщу, только не теперь, а со временем.
[О ФОНВИЗИНЕ]{*}
Кажется, что нет нужды читателя моего уведомлять о имени автора сего послания; перо, писавшее сие, российскому ученому свету и всем любящим словесные науки довольно известно. Многие письменные сего автора сочинения носятся по многим рукам, читаются с превеликим удовольствием и похваляются сколько за ясность и чистоту слога, столько за остроту и живость мыслей, легкость и приятность изображения; словом, если обстоятельствы автору сему позволят упражняться во словесных науках, то не безосновательно и справедливо многие ожидают увидеть в нем российского Боало. Его комедия *** столько по справедливости разумными и знающими людьми была похваляема, что лучшего и Молиер во Франции своим комедиям не видал принятия и не желал; но я умолчу, дабы завистников не возбудить от сна, последним благоразумием на них наложенного.
[О ДМИТРЕВСКОМ]{*}
Г. Д***, актер придворного российского театра, приехав к нам, столько наделал шуму, что во всем городе только и разговоров, что о нем; и подлинно, московские жители увидели в нем славного актера. Он играл в «Семире» Оскольда и всех зрителей пленил. В «Евгении» комедии графа Кларандона: искусство, с каким он сей роль представлял, принудило зрителей оную комедию просить еще три раза, в чем они были удовольствованы и в каждое представление в новое приходили восхищение; казалось, будто искусство г. Д*** по степеням еще больше возрастало. Надобно отдать справедливую похвалу и г. переводчику сей комедии; ибо он все красоты, находящиеся в подлиннике, сохранил и на российском языке. Г. Д*** играл еще Вышеслава и Ревнивого с равномерною же от всех похвалою; а еще ожидают представления «Хорева» и «Беверлея». Зрители собиралися в театр в таком множестве, что многие по причине великой тесноты не могли получать билетов, если хотя мало опаздывали. Наконец должно сие заключить тем, что г. Д*** московских жителей удивил, привел в восхищение и заставил о себе говорить по малой мере два месяца.
[О ПРЕДСТАВЛЕНИИ ТРАГЕДИИ СУМАРОКОВА «СИHАВ И ТРУВОР»]
Недавно здесь на придворном императорском театре представлена была «Синав и Трувор», трагедия г. Сумарокова. Трагедия сия играна была по переправленному вновь г. автором подлиннику. Нет нужды выхвалять сего почтенного автора сочинений; они так хороши, что кто только их читал и кто имеет разум, те все ему, отдавая справедливую похвалу, удивляются; которые же не похвалят, тем надобно просить о отпущении своего согрешения. Что ж касается до актеров, представлявших сию трагедию, то надлежит отдать справедливость, что г. Дмитревский и г. Троепольская привели зрителей во удивление. Ныне уж в Петербурге не удивительны ни Гарики, ни Лекены, ни Госсенши. Приезжающие вновь французские актеры и актрисы то подтверждают. Со всем тем нельзя пропустить, чтобы не заметить слабость и пристрастие к французам одного господина, который во время представления сей трагедии, когда г. Д. и г. Т. зрителей искусством своим восхищали, он, воздыхаючи, сказал: «Жаль, что они не французы; их бы можно почесть совершенными и редкими в своем искусстве». Через несколько дней, когда представлена была французская пиеса, то сей господин не мог воздержать ни чрезмерной радости и восхищения, ни также чрезмерного и смешного своего пристрастия, делая похвалу французским актерам; и хотя комедия играна была смешная, однакож он собою гораздо больше делал смеха.
[О КРИТИЧЕСКОМ РАССМОТРЕНИИ ИЗДАВАЕМЫХ КНИГ]{*}
Общество наше, из нескольких человек состоящее, предприяло издавать на сей год периодические листы под заглавием «Санктпетербургских ученых ведомостей». Сочинений такового рода много вышло во свет на разных европейских языках, но на нашем по сие время не было еще ни единого. Ученый свет давно ожидает сея дани от нашего отечества: распространение наук в России и успехи в оных единоземцев наших во всех ученых европейских мужах ежедневно умножают любопытство к достоверному узнанию оных. Правда, что к заплате сея дани требовалося бы перо гораздо искуснейшее нашего, но усердие к пользе и славе отечества заменит нам сей недостаток предварением других в издании «Ученых ведомостей» и доставит честь первенства, на снискание коея не все охотно отваживаются; ибо должно до нее достигать по непротоптанным и многотрудным стезям.
Сочинения сего рода обыкновенно почти вмещают в себя уведомление о напечатанных книгах во всей Европе, с присовокуплением критических оным рассмотрений; вносятся также в оные земные и морские чертежи, эстампы и проч.; известия о делах ученых и об успехах их в науках также занимают здесь место: короче сказать, все, что ни происходит в ученом свете, то все обретает место в сих сочинениях.
Подражая сему примеру, мы точно тот же будем наблюдать порядок в наших «Санктпетербургских ученых ведомостях»; но с такою притом на первый случай ограниченностию, что все сие будет касаться до нашего токмо отечества.
Сверх сего мы будем иногда вносить в наши «Ведомости» мелкие стихотворения, которые более согласны будут с нашим намерением. Да и пригласили бы мы господ российских стихотворцев к сочинению надписей к личным изображениям российских ученых мужей и писателей, если бы не опасались мы их тем отвлечь от важнейших трудов. Но ежели бы захотелось им оказать нам учтивость исполнением нашея просьбы, то предложили бы следующее упражнение: сочинить надписи Феофану Прокоповичу, к. Антиоху Кантемиру, Николаю Никитичу Поповскому, в науках прославившимся мужам; Антону Павловичу Лосенкову и Евграфу Петровичу Чемезову, в художествах отличным мужам. Сего на первый случай было бы довольно.
Мы намерены также вносить в листы наши касающееся до описания жизней российских писателей, которое бы могло служить споможением ко приведению в лучшее совершенство (сочиненного г. Новиковым) «Опыта исторического словаря о российских писателях», напечатанного в Спб. 1772 года.
Но как критическое рассмотрение издаваемых книг и прочего есть одно из главнейших намерений при издании сего рода листов и поистине может почитаться душою сего тела, то и испрашиваем мы у просвещенныя нашея публики, да позволится нам вольность благодарный критики. Не желание охуждать деяния других нас к сему побуждает, но польза общественная; почему и не уповаем мы сею поступкою нашею огорчить благоразумных писателей, издателей и переводчиков; тем паче, что во критике нашей будет наблюдаема крайняя умеренность и что она с великою строгостию будет хранима во пределах благопристойности и благонравия. Ничто сатирическое, относящееся на лицо, не будет иметь места в «Ведомостях» наших; но единственно будем мы говорить о книгах, не касаясь нимало до писателей оных.
Впрочем, критическое наше рассмотрение какия-либо книги не есть своенравное определение участи ее, но объявление только нашего мнения об оной. Сами господа писатели, издатели или переводчики оных могут присылать возражения на наши мнения, которые мы, получив, охотно поместим в наших «Ведомостях», если только в сочинении сем наблюдены будут принятые нами правила благопристойности и если сочинитель оного подпишет к нам свое имя. Могут сие делать и другие, кому не понравится какое-либо наше мнение и кому за благо рассудится оное опровергнуть; но наблюдая скромность и благонравие и подписываясь притом под своим опровержением. Просвещенные и благоискусные читатели легко проникнуть могут, куда склоняется сие наше намерение.
Мы просим и приглашаем всех ученых мужей и любителей российских письмен быть нашими сотрудниками и соучаствовать во предприятии нашем, клонящемся единственно к пользе общественной. Все таковые присланные статьи помещаемы будут в наших «Ведомостях», если также согласны оные будут со принятыми нами правилами. Кто соблаговолит соучаствовать во трудах наших из живущих в Санктпетербурге и в Москве, тех просим сообщать к нам сочинения свои, запечатав и надписав на имя издателей «Санктпетербургских ученых ведомостей», присылать оные в Спб. ко книгопродавцу К. В. Миллеру, живущему в Луговой Миллионной улице, а в Москве в университетскую книжную лавку, ко книгопродавцу Ридигеру; из других же российских городов желающие могут сообщать чрез почту к которому-нибудь из сих двух книгопродавцев.
Мы за благо судили быть утаенным именам нашим, а будем ставить под каждою статьею одну букву из имени или прозвания того сочинителя, который ее писал и которую кто избрал себе изо всех письмен, имя и прозвание его составляющих. Любопытные читатели могут отгадывать по сим буквам имена наши сколько им угодно. Сие упражнение оставляем мы охотникам до новостей; себе же избираем благую часть, от нея же никогда не отымемся; сиречь, всеусильно и по крайней нашей возможности стараться станем трудами нашими снискать благоволение всеавгустейшия и премудрый монархини нашея, благосклонность просвещенныя публики нашея и одобрение мужей ученых.
Н.