Далантайн Тарва — видный писатель, публицист, общественный деятель. Родился в 1923 году в Восточном аймаке. В шестнадцать лет, во время боев у Халхин-Гола, служил младшим политруком эскадрона в одном из бронедивизионов 18-й дивизии. Окончил Монгольский государственный университет (1950 г.) и Высшие литературные курсы в Москве (1962 г.). Впервые выступил со стихами в 1940 году. С первых шагов в литературе Халхин-Гол, Великая Отечественная война советского народа, борьба за мир сделались постоянными мотивами творчества Д. Тарвы. Многие стихотворения поэта, положенные на музыку, стали популярными в Монголии песнями о родине, о дружбе монгольского и советского народов, о победах Советской Армии. В очерке «Товарищи по оружию» (1969; русский перевод — 1973), описывая совместную поездку монгольских и советских писателей по местам боевой славы, Д. Тарва пишет: «Победа на Халхин-Голе была победой двух армий, победой двух народов...» И далее об острове Даманском, где советские пограничники мужественно защищали рубежи своей родины: «...Мы возложили венки на могилы пограничников. Отдавая дань глубокого уважения героям, каждый из нас невольно задумался о многом...»
Писателю принадлежит более двадцати книг, среди них поэтические сборники «За землю родную», «Кяхта», «Великие ряды», «Поэма, навеянная посещением Пискаревского кладбища» (русский перевод — 1969), а также поэмы «Солдат революции», «Мой отец» (русский перевод — 1979). Д. Тарва — лауреат премии имени Д. Нацагдоржа (1966 г.), секретарь Правления СП МНР, многие годы возглавляет редакцию общественно-политического и литературного журнала «Цог» («Огонек»). В 70-е годы, обратившись к жанру прозы, опубликовал повести «Звенящие стрелы» и «Первый Новый год» (русский перевод — 1974).
«Первый Новый год» — это сцены из жизни молодых шахтеров. По путевке ревсомола группа вчерашних школьников трудится на крупнейшем в стране Шарынгольском угольном разрезе. Молодой задор и мягкий юмор помогает ребятам одолеть первые серьезные жизненные трудности. С большим чувством такта, художественно полноценно показывает писатель внутренний мир монгольского рабочего наших дней.
Г. Ярославцев
ПЕРВЫЙ НОВЫЙ ГОД
I
Сотрудник, недавно побывавший в Дархане, привез и передал Батчулуну записку. Почерк показался знакомым.
«Здравствуйте, как у вас дела? Какого числа собираетесь встречать Новый год? Когда мне приехать?» Всего три вопроса и подпись: «Норжма».
Две недели назад девушка была здесь в командировке. Перед отъездом Батчулун пригласил ее приехать на встречу Нового года. «Хорошо, приеду», — согласилась она.
Однако это приглашение могло означать тридцать первое декабря старого года и первое января нового. Новогодние вечера в разных цехах проводились в разное время и приурочивались, как правило, к дню выполнения годового плана.
Смена Батчулуна впервые будет встречать Новый год сообща. До этого у них что-то не ладилось с планом. Но в этом году все поднажали, работали с огоньком, и появилась возможность выполнить программу досрочно.
«Когда мне приехать?» — снова прочитал Батчулун и, явно взволнованный, подошел к зеркалу. Он причесался, поправил галстук и удовлетворенно улыбнулся. В самом деле, три года назад, когда Батчулун после окончания средней школы впервые приехал сюда, он выглядел желторотым юнцом. А теперь раздался в плечах, окреп, возмужал, в общем стал парнем хоть куда.
Батчулун снова прочитал записку. Первый вопрос мог относиться ко всей смене, ибо «у вас» было написано со строчной буквы. Норжму, видно, интересовало положение дел с планом. А вот третий вопрос, несомненно, касался его лично...
«Самое главное, — подумал Батчулун, — Норжма приедет, и это отлично! Хорошая девушка. Сказала, что приедет — и вот, пожалуйста, сдержала слово. Правда, день встречи Нового года в бригаде по-прежнему не установлен. Как и тогда, когда Норжма приезжала в командировку.
В душе она, наверное, ругает нас за расхлябанность. Ну, ничего, в этом году мы все-таки справимся! Надо будет уточнить, сколько мы выдали на-гора за последние дни, а то знаем, что близки к выполнению плана, но сколько еще осталось — точно не известно. Когда все подсчитаем, тогда можно и день новогоднего праздника назначить».
Батчулун перелистал свою записную книжку, сделал какие-то пометки. Затем надел полушубок, надвинул на глаза ушанку и вышел. Батчулун быстро шагал по скрипучему снегу вдоль горняцкого поселка, сплошь застроенного двухэтажными новыми зданиями.
Порывы холодного ветра подталкивали его в спину. Пройдя несколько кварталов, Батчулун вошел в один из домов и поднялся на второй этаж. Постучал в дверь. Увы, никто не отвечал! Батчулун вырвал из блокнота листок и написал на нем: «Дорж! Найди Дамдина и в два часа приходи с ним ко мне!»
Записку он скатал трубочкой и всунул в замочную скважину. Выйдя на улицу, Батчулун решил направиться во Дворец культуры. Там с утра до вечера полно молодежи — шахтеры работали в три смены.
«Возможно, я встречу Доржа там», — решил Батчулун. Войдя во дворец, он побежал было в зал, но там только что началось кино. Тогда Батчулун направился в комнату, где помещался комитет ревсомола. Приоткрыл дверь и тут же снова ее закрыл. «Заседание у них, что ли? Нет, не похоже. Скорее всего, просто беседуют».
— Что ни говори, а он здорово выглядит! — сообщила одна девушка.
— Ты подметила что-нибудь особенное? — спросила другая.
— Несомненно. Новая рубашка, новый галстук, новый шарф, новая шапка, да и чувства, наверное, новые...
— Ну, уж тут ты пересолила...
— Милый только вчера из Улан-Батора приехал — как же ему плохо выглядеть! — с явной иронией произнесла собеседница. — А на каком он факультете учится?
— На ветеринарном...
— Но у вас и скота-то нет. Лечить некого. Здесь одни машины, техника. Может, он из ветеринара в механика переквалифицируется?
— Мне все равно, кем он будет. Я с удовольствием выйду за него замуж, только он об этом еще не знает! — рассмеялась девушка. И было совсем непонятно, шутит она или говорит серьезно.
Батчулун, став невольным свидетелем этого разговора, задумался: «Нет, у них с Норжмой будет все по-другому! Ему уже обещали, если он привезет невесту из Дархана, то ее возьмут на работу на узел связи. Возможно, и инженером станет...»
Затем заговорил секретарь — Батчулун узнал его голос. Все притихли, стали слушать. «Выходит, у них все-таки заседание!»
— В целом мы успешно справляемся с годовым планом. Бригада Сэдэда идет впереди, скоро будет отмечать Новый год.
Эти слова секретаря задели Батчулуна за живое.
— А теперь поговорим о бригаде Батчулуна, — продолжал секретарь. — Они тоже взяли обязательство выполнить план досрочно. Однако пока они что-то молчат. Скоро подводить итоги соревнований, а от них не поступило никаких сообщений. И вообще нехорошо молчать, когда все ждут выполнения данного им слова...
— А может, Батчулуну теперь и вовсе некогда думать о Новом годе, если все его мысли в Дархане, — сказал кто-то из членов комитета.
— А разве он еще не перестал думать об этом?
— Кто сказал, что перестал? Он даже в субботу на работу не вышел, в Дархан ездил, и, кажется, не зря: говорят, радушно был принят.
— Да, нехорошо все это...
Прослушав весь этот разговор, Батчулун не на шутку обиделся. Обсуждают его жизнь и работу, а говорят как о чем-то пустячном, не имеющем значения.
«Ладно, была не была — войду», — решил он и толкнул дверь.
— Входи, входи, — раздался голос секретаря.
II
Когда Батчулун вернулся домой, в парадном его уже поджидали Дорж и Дамдин.
Войдя в комнату, Дамдин снял пальто и, растирая уши, спросил:
— Ты по какому поводу нас вызвал?
— Вот что, ребята! Давайте решим, когда будем Новый год отмечать.
— Мы тоже интересуемся — когда?
— Я только что заходил в комитет, а потом — в контору. Выяснял обстановку. Мы немного просчитались: до плана не хватает трех тысяч тонн, ясно?
Дорж внимательно посмотрел на Батчулуна и Дамдина.
— По моим прикидкам — так оно и должно быть, — сказал он. — Три тысячи — это, в общем, не так уж много. Днем вы с Дамдином дадите норму, ночью — мы с Довчином. Глядишь, завтра во вторую смену мы и доберем остаток, не так ли?
— Нет, так, пожалуй, не хватит. А вот если Сурэн с Жаргалом еще дадут на-гора пару сотен тонн, тогда...
— Добро, так и решили. Завтра к вечеру закончим программу, — подытожил Дамдин.
— А почему, собственно, обязательно завтра? — возразил Дорж. — Можно и послезавтра, ничего страшного.
«Лучше всего встречать Новый год в день выполнения плана», — вспомнил Батчулун слова Норжмы. «Так обычно здесь все и делают, — подумал он. — Да и в комитете об этом говорили. И бригада Сэдэда собирается так поступить. Завтра — пятнадцатое декабря. Если мы выполним план, значит, сдержим слово — завершить программу на полмесяца раньше срока, и бригаде присвоят имя Ревсомола».
— Нет, сделаем план завтра и завтра же отпразднуем, — произнес он вслух.
— Надо сказать нашим — Сурэну и Жаргалу, да?
— Конечно... А где будем устраивать встречу?
— У нас дома, если нет других предложений, конечно, — сказал Батчулун.
Он жил с Жаргалом в однокомнатной квартире. Нельзя сказать, чтобы она была заставлена мебелью. Две кровати, диван, стол, тумбочка под телефоном, несколько стульев — вот и вся обстановка. На кухне — тоже стол, табуретки да полка с посудой.
— Ну что ж, у вас так у вас, значит, и этот вопрос решили. Тогда давайте втроем сядем и все как следует продумаем. Составим план, — предложил Дамдин.
— Ты прямо-таки производственный отдел у нас! — воскликнул Дорж.
— Ты к чему это сказал?
— А как же? Тебе надо, чтобы все делалось по плану.
— А ты разве не знаешь, что план — это одна из первых заповедей социализма! Говори, знаешь или не знаешь?
— Знаю, знаю... Не буду спорить с тобой. Я согласен — давай твой план.
— Для меня главное, — сказал Дамдин, — достать новые струны для гитары. А то сегодня утром старые порвались, и я их выбросил. И обшивка у гитары, что мы с тобой клеили, тоже ободралась...
Друзья долго еще обсуждали, как им организовать праздник. Определили время сбора — в восемь часов вечера. Сурэн и Дорж придут с женами. Из Дархана приедет Норжма. Пригласят еще нескольких ребят, в том числе и из комитета. Придется собрать посуду. Своей мало будет. Надо будет принести еще стол и стулья. Договорились, что всем этим займутся Батчулун и Дорж. У них есть кое-какой опыт. Батчулун в прошлом году входил в комиссию по подготовке новогоднего вечера. Дорж наряжал елку во Дворце культуры, готовил маски для карнавала. Вообще, все должно получиться неплохо. Жаргал и Довчин хорошо поют. Дамдин на гитаре играет. Сурэн читает стихи. Ну, а стол они будут накрывать сообща.
— Итак, — торжественно заявил Дамдин, — наш Новый год начинается завтра. Завтра бригада товарища Батчулуна с участием помощника машиниста товарища Дамдина побьет все рекорды и станет первой на угольных шахтах Шарын-Гола[95], выполнившей годовой план. Мы докажем, что никогда не бросаем слов на ветер...
— Ладно тебе, — улыбнулся Дорж.
— Слушай, Батчулун, — продолжал Дамдин. — А не попросить ли Норжму привезти струны?
— Это можно. А теперь ответь, ты завтра домой один придешь?
— Разве я прихожу домой не один?
— Не притворяйся. Я наслышан о твоих похождениях.
— Чепуха, я мамы боюсь...
— А среди учительниц средней школы ты не знаешь одну — особенно ласковую и нежную?
— Да как тебе сказать. Я однажды приглашал ее домой, уговаривал: мол, не бойся, моя мать тебя ругать не станет. Разве что спросит, сколько классов окончила, — засмеялся Дамдин.
— Когда я с Цэрмой познакомился, она тоже боялась первый раз зайти ко мне, — задумчиво сказал Дорж.
— Войдешь — не выйдешь, — сказал Батчулун.
III
Друзья уже собирались прощаться, когда дверь распахнулась и вошел еще один член их бригады — Довчин. Ему было решено поручить закупку продуктов для новогоднего стола. Однако не успел Батчулун раскрыть рот, чтобы сообщить об этом Довчину, как Дамдин выпалил:
— Да здравствует человек, который добровольно явился, чтобы принять на себя самое ответственное поручение!..
— Ладно, об этом мы еще поговорим, — ответил Довчин. — Но вот вы тут сидите, а к Дамдину отец приехал. Ищет его повсюду, волнуется.
— Будет тебе сказки рассказывать, — без малейшего беспокойства ответил Дамдин...
Да, действительно, очень разные по характеру люди собрались в бригаде. Батчулун был выдержанным и надежным человеком. Сурэн — очень вспыльчив и легко уязвим, Дорж внешне казался суровым, бывалым и опытным человеком, а в действительности был робок, нерешителен. Довчин был чересчур дотошным в работе; Дамдин — белоручка, а Жаргал — вообще еще совсем ребенок.
Довчин, не снимая пальто, сел на краешек стула рядом с Доржем.
— Говорят тебе, иди быстрей! Отец ждет тебя на морозе, а ты тут рассиживаешься! — снова обратился он к Дамдину.
— Милый, я на эти шуточки давно уже не попадаюсь.
— Я не шучу. Пойдешь — сам увидишь. А впрочем, как хочешь: не веришь, что отец приехал, так не верь.
— А вы, ребята, — посмотрел на Батчулуна и Доржа Довчин, — выделите мне пачку самых хороших сигарет.
— Дудки, мы сами курильщики, — ответил Батчулун.
— Тогда давайте кило конфет!
— Это другой разговор. Завтра вечером начнем накрывать новогодний стол, может, что и останется. Что, видно, уже прокутил премию?
Между тем Дамдин на всякий случай решил все-таки сходить домой — а вдруг и правда отец приехал. Надевая пальто, он сказал Довчину:
— Килограмм конфет не шутка. Так что ты завтра уж не поленись. Приходи сюда и, несмотря ни на что, проси, авось дадут! — С этими словами Дамдин поправил борта пальто и вышел.
Вскоре стукнула парадная дверь и послышался скрип шагов на крыльце. Несколько удивленный поведением Дамдина, Батчулун обратился к Довчину:
— Как бы я обрадовался, если бы мои родители приехали навестить меня...
— К сожалению, я незнаком с его отцом. Хотя мы и из одного аймака, но сомоны у нас разные...
— Отец — точная копия Дамдина, — сказал Довчин.
— То есть как это? — удивился Дорж. — Отец копия Дамдина или Дамдин копия отца, уточни, пожалуйста!
Они еще немного пошутили по этому поводу. Затем Батчулун посвятил Довчина в план встречи Нового года. Когда Довчин ознакомился со списком приглашенных, он сказал:
— Надо добавить отца Дамдина.
— Конечно, какие могут быть возражения! Может, ты еще кого-нибудь хотел бы пригласить?
— Я бы предложил пригласить Сэдэда, мы с ним очень дружны, хотя это и необязательно.
— Это какого Сэдэда?
— Бригадира.
— Так его бригада ведь сама собирается отмечать Новый год.
— Когда?
— Послезавтра, кажется.
— Ты точно знаешь?
— А как же! В комитете сказали. Это совершенно точно. Там все даты известны. Но ты об этом пока помалкивай. Слышишь?
— Ясное дело! А насчет завтрашнего дня вы хорошо придумали!
— Ты отвечаешь за покупки.
— Согласен, собирайте денежки!
— Легкая тебе досталась работа, — сказал Дорж.
— А тебе что? Тяжелая?
— Добыть елку, нарядить ее.
— Что же, работенка под стать тебе, — съязвил Довчин и снова пробежал глазами список гостей. — Послушайте, — сказал он. — А если мы позовем Дашму-гуай? И, может, еще инженера Цагандая?
— Да, верно, Цагандая надо позвать. Он у нас на курсах машинистов вел самые главные предметы, — сказал Батчулун.
— Очень он серьезный, — улыбнулся Дорж. — Стоит ему, бывало, появиться, как я уже дрожу от страха. Подойдет и давай бубнить: «На современном карьере, оборудованном по последнему слову техники, каждый шахтер должен постоянно беречь рабочее время, должен соблюдать дисциплину, обладать чувством ответственности...» А что, если он и завтра, за новогодним столом, будет говорить то же самое?
— Нет, я уверен, на нашем празднике он будет говорить совсем другое, — сказал Довчин. — Он вас всех удивит своим красноречием. Выпьет немножко, покраснеет и начнет: «У меня, мол, очень много младших братьев. Несколько сот молодых ребят, они работают в Шарын-Голе и составляют его главную рабочую силу — все они мои младшие братья. Наш карьер — это по-настоящему карьер рабочей молодежи. Из ее рядов выйдет много героев труда, которые покроют себя неувядаемой славой. Я люблю этот карьер больше жизни. Вы должны любить его еще больше, чем я. Ибо когда меня не будет, в карьере останетесь вы. Эй, как тебя, подойди ко мне! — позовет он кого-нибудь. — Слушай, — скажет Цагандай, — если завтра я подойду к тебе во время работы и учиню разнос, ты не обессудь, понял?» — «Понял», — ответит несчастный. А инженер растрогается и поцелует его в лоб. Думаю, завтра Цагандай-гуай всех нас обнимет и расцелует. Наверное, и отца Дамдина тоже.
— Вполне возможно!
IV
«Ночью опять туман будет. В нем вся загвоздка: может все планы сорвать. Луну бы сейчас — тогда был бы порядок!» — думал Батчулун, шагая на работу. Дорогу он выбрал сегодня не ту, по которой обычно спускался в карьер, а другую, короче, однако более крутую и скользкую. Шел он быстро, перепрыгивая через рытвины и ухабы, обходя крутые глыбы угля. Уже вблизи экскаватора он вдруг заметил, как напротив, за кучей земли, мелькает чья-то голова: кто-то торопливо карабкался к нему.
Приглядевшись, Батчулун узнал Дашму, ту самую, которую они собирались пригласить на встречу Нового года. Перебравшись через кучу земли, Дашма стала медленно приближаться. Было слышно, как тяжело она дышит.
— А ты, оказывается, живучий, черт! Я думала, что прикончила тебя! — закричала она.
Люди говорили, что эту решительную и энергичную женщину назначили контролером за ее твердый характер, который, в свою очередь, мол, объясняется тем, что она вся состоит из одних сухожилий. Ее рабочее место помещалось в небольшом деревянном домике, прилепившемся на самом гребне карьера. Домик этот был явно рассчитан только на теплую погоду. Однако Дашма нашла выход из положения: завалила дощатый пол углем так, что он даже прогнулся от тяжести, и круглые сутки топила печь. А сама сидела за столом у окошка и собирала сводки. В этом заключалась ее работа.
Когда она приехала сюда с мужем, проработавшим свыше десяти лет трактористом в госхозе, то поначалу и сама собиралась стать горнячкой. Но потом раздумала — испугалась, что не осилит всю техническую премудрость.
А вот работать контролером ей нравилось: весь карьер был у нее на виду. Она первая узнавала, как идут дела у экскаваторщиков, у шоферов. Сменные контролеры и даже начальники участков обязаны были докладывать ей о ходе работы.
Сейчас Дашма спешила выяснить, все ли в порядке у Батчулуна, — ведь всего несколько минут назад, когда Батчулун проходил мимо домика и хотел пошутить с ней, Дашма словно бы в шутку толкнула его локтем. А он возьми да и упади. Дашма в сердцах обозвала его коровой на льду, но потом встревожилась: парень долго не мог подняться, а когда наконец поднялся, захромал.
— Ну, ладно, — успокоившись, сказала Дашма, — раз руки-ноги целы — тогда иди работай и в следующий раз не балуй, а не то... — ворчала она, и Батчулуну показалось, что сейчас, засучив рукава, она бросится на него с кулаками. Однако нападения не последовало. — Заруби себе на носу это! — сказала Дашма и повернула было обратно к себе.
«Да, — подумал Батчулун, глядя ей вслед, — она такая: кого хочешь отбреет».
— Дашма-гуай! — позвал он. Она снова обернулась. — Наша смена завтра вечером отмечает Новый год...
— Ну и что?
— Мы решили пригласить вас.
— Черти вы полосатые, вот вы кто! Хотите меня задобрить! — Она, видно, хотела еще что-то сказать, не решительно повернулась и пошла к себе.
Батчулун не стал ее уговаривать. Он даже немного обиделся. «Разве с таким человеком можно договориться? Мы ее приглашаем, а она ругается. Не придет — ну, и не надо!» — решил он и полез в кабину.
Ночной туман окутал все вокруг такой плотной пеленой, что в полуметре ничего нельзя было разглядеть. На какое-то время туманная морозная мгла немного рассеялась. Появилась было надежда, что в котловане можно будет работать. Но тут же опять все потемнело. Огни экскаваторов, будучи не в силах пробить темноту, лишь слабо мерцали сквозь клубящийся туман, подсвечивая его каким-то фантастическим светом.
«Ладно, как только туман рассеется, быстро загружу всю колонну», — решил Батчулун, глядя на самосвалы, выстроившиеся в ряд. — А пока остается только набраться терпения и ждать.
В этот момент дверь кабины открылась и вместе с холодом в нее влез водитель с соседнего самосвала.
— Ну что, видимость совсем пропала? — сказал он.
— Да, не только ковша, даже стрелы не видно.
— А работать на авось нельзя!
— Еще бы — насыплю тебе уголь на голову вместо кузова, тогда что делать будешь?
— Да, пожалуй, далеко не уедешь, если тебя заживо погребут под углем, — засмеялся гость и вылез из кабины.
Батчулун протер стекло рукавом и долго смотрел сквозь него на туман, который, как ему показалось, теперь стал еще гуще.
Он выпрыгнул из кабины и пошел к соседу. Сел с ним рядом.
— Похоже, что с туманом невозможно бороться!
— Как это невозможно? Можно нагреть землю, и он поднимется кверху. Только это очень хлопотно. А так против всего средство есть, все можно преодолеть. На то и техника существует. Только вот больно холодно. Сейчас наверняка градусов сорок пять мороза будет!
— Мороз — это полбеды! Хуже всего полное отсутствие видимости. Интересно, как будут выходить из положения в будущем, найдут средство рассеивать туман или научатся работать вслепую?
— Когда это еще будет?
— Как когда? Космонавты и сейчас летают строго по расписанию. Им туман не помеха.
— Уж не собираешься ли и ты в космос?
— Я бы с удовольствием полетел, да только кто будет уголь добывать?
Шофер, в машине которого сидел Батчулун, громко расхохотался. Насмеявшись, он посмотрел на пелену тумана.
— Туманы стоят с первых дней строительства карьера.
— Значит, ты здесь работаешь с самого начала?
— Да нет, с начала не получилось... Когда на разрез приехали советские строители, я служил в армии. Нашу часть перевели сюда на земляные работы. В армии я был шофером, водил легковушку. Ну, а потом меня посадили на самосвал. Много труда пришлось приложить, чтобы построить этот карьер. Ну, а после демобилизации я домой не поехал — прирос, прикипел к карьеру. Теперь он для меня что дом родной. Думал этим летом провести весь отпуск дома, приехал на родину, но через несколько дней почувствовал — чего-то мне не хватает... Меньше чем через двадцать дней сбежал назад, сюда, чтобы плясать в Доме культуры с такими вот молодцами, как ты. Как у вас насчет Нового года, готовитесь?
— Не знаю, этот чертов туман может все испортить!
— План, наверное, уже завершен?
— Да нет, немного не хватает.
— Будете отмечать, несмотря на недобор, да?
— Откуда ты взял? Я этого не говорил. — Батчулун посмотрел на часы. — Похоже, что скоро туман рассеется. Так что невыполнения не будет, не беспокойся!
И Батчулун выпрыгнул из кабины. Туман, кажется, действительно стал рассеиваться.
V
Отпраздновать встречу Нового года за пятнадцать дней до окончания года — вот здорово! Они никогда и не мечтали об этом. Прошлой зимой присутствовали на новогодних вечерах в других бригадах и цехах и даже не надеялись, что придет праздник и на их улицу. Предстоящее празднество вдохновляло и радовало всех, но нужно было еще сделать главное — выдать на-гора недостающее количество угля и провести необходимые приготовления.
Рано утром Дорж и Довчин сходили в красный уголок за цветной бумагой, красками, елочными украшениями.
Поворчав немного по поводу того, что на их долю выпала самая трудоемкая работа, они целиком управились с нею за два часа. Потом расставили столы и стулья, которые принесли накануне вечером, и нарядили елку. Затем Довчин отправился в магазин за покупками, а Дорж, критически осмотрев елку, стал доводить ее наряд до совершенства.
За этим занятием его и застал Дамдин.
— Ходил с отцом к карьеру, — объяснил он причину своего опоздания. — Хотел прийти пораньше, думал, только покажу отцу карьер и сразу к вам, но не тут-то было... Подошли к экскаватору, — продолжал Дамдин, — отец давай меня обо всем расспрашивать. Я старался объяснять покороче, опуская детали, а то пришлось бы целый месяц говорить, как на курсах... Все его интересует... Ну, говорю, ковш экскаватора поднимает пять тонн угля. А самосвалы берут по двадцать семь тонн. Это его поразило. Сел на камушек, стал прикидывать. Говорит, если пять тонн угля перевести на мешки с мукой, то это груз для целого каравана верблюдов. А чтобы двадцать семь тонн погрузить, так вообще сто верблюдов потребуется. Интересные вещи у вас тут, говорит, происходят, могучую технику вы оседлали.
Потом мы пошли с ним назад. Он долго молчал, а потом заговорил: «Поначалу мы с матерью волновались, — получалось вроде, что устроился плохо — ни мебели, ни посуды, учиться заставляют, а когда будет работа и заработок — неизвестно. Ну, а теперь я вижу — отлично ты живешь...»
— И правда, совсем не плохо, — подтвердил Дорж.
— А будет еще лучше. Стадион строят: летом будет бассейн, а зимой — каток, лыжная база. Читальный зал расширяют. Да еще новый танцзал скоро откроют. И все это для нас, рабочей молодежи. Ты разве не слышал?
— Как не слышал? Только разве будущее молодежи на танцплощадке?
В этот момент зазвонил телефон. Дамдин поднял трубку.
— Алло! Алло!
Молчание. Еще раз крикнув «алло!» и не получив ответа, Дамдин в сердцах опустил трубку на рычаг.
Присел на корточки рядом с Доржем и стал рассматривать елочные украшения:
— Здорово сделаны игрушки! Все есть тут: и заяц, и медведь, и лиса, и снег. Нет только Дамдина...
— Ты думаешь, из тебя бы хорошая елочная игрушка получилась, да?
— А что? Получилась бы. Из меня одна, из тебя другая. Вот бы елка была! А Жаргала бы внизу поместили в образе побитого песика, а Довчина — в образе великого слепого старца: вместо глаз щелочки, ха, ха... А самым лучшим украшением был бы красавчик Сурэн. На него все десятиклассницы заглядываются... Жаль только, что жена у него здесь. Начальника смены с его басом мы использовали бы вместо микрофона. Перед ним инженер Цагандай произносил бы речи. Вот елка была бы! Всем на удивление!
— Выходит, наша елка тебе не нравится? Не смотрится, да?
— Да нет, ничего! Обычная елка! Пестрит игрушками.
— А само дерево, по-твоему, ничего не значит?
— Как это?
— Да так. А ведь о вечнозеленом дереве даже песни сложены.
— Ну и что же?
— Мой милый, самое главное, к твоему сведению, — это не игрушки, не украшения, а само дерево.
— Тогда зачем же ее украшают?
— А чтобы она выглядела еще наряднее.
— Я смотрю, ты стал большим теоретиком, Дорж!
— Теория тут ни при чем, практика...
— Скажешь тоже. Практика! Первый раз наша смена елку устраивает, а он уже великим практиком стал!
— Ладно тебе! Вот сегодня вечером инженер Цагандай тебе все растолкует. Чтобы в чем-то разобраться, надо проникнуть в самую суть вещей, понял?
В это время снова раздался телефонный звонок. Дамдин опять схватил трубку.
— Алло? Кого вам?
В трубке зазвучал голос Довчина:
— Это ты, Дамдин? Значит, все-таки пришел?
— Я-то пришел, а вот ты где пропадаешь?
— Я в магазине. Купил почти все, что нужно. Давайте-ка вместе с Доржем быстрее ко мне — одному не дотащить!
— А в каком ты магазине?
— В гастрономе, что в самом конце поселка.
— Ладно, сейчас придем, — сказал Дамдин и повесил трубку. — Довчин не в силах поднять бутылки, бедняга, — обратился он к Доржу. — Пойдем, выручим приятеля.
И они с Доржем вышли из дому. По дороге Дамдин стал вдруг декламировать нараспев:
Пусть не вместе по жизни идем,
Но пойду я рядом с тобой.
Тень зовущей твоей красоты
Пусть накроет меня с головой.
Пылок взгляд твоих чудных очей, —
Велика его власть надо мной.
Нежный цвет твоих смуглых щек
Поведет меня за тобой...
— Это что, — удивился Дорж, — собственное сочинение?
— Нет, конечно. Так, один знакомый написал.
— Прочитаешь вечером?
— Тематика не та. Отец ведь придет. А вот это — можно:
Я — шахтер,
Рабочий я.
Светлому солнцу на зависть
Свет и энергию вместе соединяю
Времени вызов бросаю —
Такой я человек.
Это нам Сурэн и прочтет сегодня!
В магазине друзья тотчас отыскали Довчина. Он стоял у столика, на котором громоздились свертки, бутылки, банки с консервами.
Похоже, Довчин отлично справился с поручением — купил все, что требовалось, кроме минеральной воды. Как он ни старался, воды, увы, достать не удалось.
— Я даже через одного знакомого попытался действовать, — рассказывал Довчин. — Обратился тут к одному человечку. А он мне и говорит: «Я в разгар зимы холодную воду не пью! И вам не советую. Вы же горняки. Значит, привыкли к тяжелой работе. А следовательно, и напитки у вас должны быть соответствующие — крепкие, с градусами. Вы что, архи не пьете?» — Ну, а я ему и скажи: «Если, по-вашему, главное для горняка градусы, то почему же вы не шахтер?»
Услышав это, Дорж с Дамдином громко рассмеялись.
— Кто же этот мудрый учитель, а?
— Да вы все его хорошо знаете. Нос у него вечно красный. А сам такой толстый... Стал меня расспрашивать, где и когда мы собираемся отмечать Новый год.
Втроем разложив продукты по рюкзакам и сумкам, они вышли из гастронома.
Небо было безоблачным, и солнце стояло довольно высоко. Однако мороз не ослабевал. Наоборот, казалось, он хотел убедить всех в своей силе.
Друзья быстро шагали домой. Проходя мимо карьера, они слышали грохот в котловане и видели вздымавшиеся над ним облака пыли. Значит, работа идет. Там, внизу, сейчас совершается самое важное и необходимое для радостной встречи Нового года.
Друзья ускорили шаг. Сегодня они, что называется, не на передней линии фронта, а как бы обслуживают тылы. Но тем не менее надо свои задачи выполнять четко и быстро. Все необходимое закуплено, доставлено, осталось накрыть стол.
Принимать гостей на Новый год, готовить праздничный стол оказалось совсем не так легко и просто, как это представлялось, когда они только замышляли торжество.
— Друзья мои! — торжественно заявил Дамдин. — Прежде всего я принимаюсь за хушуры[96]. Как вы думаете, справлюсь я с этой задачей?
— Попробуй не справиться! Три года ты сам себе готовишь. За это время можно было окончить кулинарный техникум.
VI
С вокзала, где он встречал вечерний поезд, Батчулун возвратился в плохом настроении. С этим поездом должна была приехать Норжма, но не приехала, а лишь прислала записку с проводницей.
Ребята ждали его за накрытым столом. И были очень удивлены, что он пришел один.
— А где же Норжма?
Батчулун протянул Дамдину записку Норжмы.
— «Я рассчитывала, — прочел вслух Дамдин, — обязательно приехать сегодня вечером. Однако не получилось. У моего сменщика, Тумур-гуая, рожает жена. Он до сих пор у нее. Просил меня поработать вместо него, обещал вернуться как можно быстрее, но, видимо, не смог. Что делать, рождение ребенка — это ведь немаловажное событие. Не портить же ему праздник. А оставлять узел связи тоже нельзя. Вот я и вынуждена пропустить вечерний поезд. Желаю весело отпраздновать Новый год. А завтра утром я постараюсь приехать. Шлю вам всем новогодний привет и поздравления. Очень сожалею, что не смогла приехать сегодня вечером. Норжма». Да, нехорошо вышло, — заключил Дамдин. — А я думал, что сегодня мы и Новый год встретим, и свадьбу Батчулуна с Норжмой сыграем.
— Ничего, наша свадьба обязательно состоится, и мы ее как следует отпразднуем, друзья! — ответил Батчулун.
— Прекрасно, значит, будет повод собраться еще раз. Можно и в скором времени, но лучше, если после холодов. А то сегодня вечером зверский мороз.
Как бы в подтверждение этих слов в комнату вошел весь белый от инея Жаргал.
Жаргал сегодня был главным героем — именно он должен был завершить выполнение годового плана. Договорились, что он придет сразу после окончания смены. Ребята встретили его горячими приветствиями, Жаргалу полагалось бы радоваться вместе со всеми. Однако признаков веселья он не проявлял. Наоборот, сняв пальто, он опустил голову и молча подсел к столу.
— Чепуха какая-то! — сказал вдруг он.
Ребята, уверенные, что план наверняка уже выполнен, поначалу даже не обратили внимания на его огорченный вид. Да к тому же все знали характер Жаргала.
— А что с Сурэном? — спросили его.
— Сказал, что придет позже, ему надо зайти домой.
— Поссорились, что ли?
— Когда это было, чтоб мы ссорились? Разве что после смерти повздорим...
— Тогда что же с Сурэном?
— Не приставай, сказал — придет, значит, придет.
Батчулун, прожив с Жаргалом в одной комнате несколько лет и хорошо изучив его, первым почувствовал неладное. Он подсел к Жаргалу и спросил ласковым голосом:
— Вы пришли на работу без опоздания?
— Без опоздания.
— Ну, а сколько тонн дали?
— Ни одной...
— Как ни одной? Почему?
— Карьер закрыли. Температура упала ниже сорока градусов, да к тому же еще и туман. Мы подождали, подождали, а потом решили, что за ночь не потеплеет, и закрыли карьер.
— Кто это такое решение принял?
— Там все начальство было, оно и решило.
Сообщение Жаргала потрясло собравшихся. Только Батчулун не утратил самообладания. Оглядев всех по очереди, он сказал:
— Ну и дела! Значит, наш Новый год, к которому мы так готовились, срывается, да?
Довчин промолчал. Молчали Дорж и Дамдин.
— Надо же, — наконец заговорил Довчин, — мы почти у цели, и вдруг — помеха! Мы тоже виноваты — не следовало затевать все это, раз не были уверены, что выполним план.
— Мы думали, все сделаем, — вмешался Дорж.
— Индюк тоже думал, да в суп попал. Надо было еще и еще раз все проверить.
— Да, кажется, мы несколько поторопились со встречей Нового года.
— Ну, елка там, украшения, — вступил в разговор Дамдин, — это все может подождать до тридцать первого. — А вот что делать с едой и питьем? Предлагаю рассматривать это как аванс. Ведь получаем же мы каждую первую половину месяца аванс, не так ли?
— Однако это тебе совсем не аванс, — сердитым голосом оборвал его Довчин.
В этот момент раздался стук в дверь. Батчулун нехотя пошел открывать. Щелкнул замок, в передней послышался стук каблучков, и в комнату не вошла, а прямо-таки вплыла Дашма. Никто бы не узнал ее, такая она была нарядная.
— Ну, как вы себя здесь чувствуете? — спросила она, окинув взглядом комнату, елку, накрытый стол и мрачных гостей. — Кто же из вас руководил всем этим?
— Батчулун.
— А кто украшал елку?
— Ну, я, — сказал Дамдин.
— Не ври. Такие, как ты, дырку в бумаге и то проделать не могут. Наверное, всей бригадой поработали. Что у вас на вид неплохо получилось. А вот что на столе будет — это еще надо попробовать.
И она, стуча каблучками, направилась на кухню.
— Вот это да! — только и мог вымолвить Дамдин.
«Что с ней случилось — не пойму! — подумал Батчулун. — Со мной поссорилась — еще куда ни шло, но ведь всех ребят разругала на чем свет стоит. А теперь вдруг явилась! И к тому же на целый час раньше. А узнает, в каком положении мы теперь оказались, разозлится, наверное! Ладно, семь бед — один ответ. Хорошо еще, что в комитете ревсомола нам не будут говорить таких горьких слов, каких мы наслушались от Дашмы-гуай.
Из кухни донесся грохот крышек. Затем в дверь просунулась голова Дашмы.
— Говорили, кажется, что к восьми собираться.
— Да, кажется, к восьми.
Дашма вышла из кухни:
— Как это понимать? Кажется или точно?
— Точно.
— Ну, раз к восьми — точно, значит, ровно в восемь и надо начинать. Сколько бы к этому часу ни собралось гостей, двое ли, двадцать, все равно. Представители администрации Шарын-Гола в моем лице присутствуют, и достаточно! Надо научить опаздывающих уважать других.
Она снова вернулась на кухню. В это время пришел Сурэн. Он действительно, прежде чем идти сюда, заходил домой. Жаргал, который до прихода Сурэна сидел в углу и не проронил ни слова, сразу оживился.
— Явился, значит! Сначала убежал куда-то, а сейчас явился!
— На обратном пути я встретил инженера Цагандая. «Получается, — говорю я ему, — что мы не сможем отметить встречу Нового года». А он в ответ: «Обязательно сможете. Иди сейчас прямо к ребятам. Скажи им: можно встретить Новый год!» Но я думаю, он что-то путает. Плана ведь у нас нет... — сказал Сурэн и замолчал.
Дашма слышала Сурэна краем уха. Заинтересовавшись, кто всё это говорит, она снова прибежала из кухни.
— Кто пришел? — спросила она. Однако никто ей не ответил. И она снова исчезла.
VII
Полчаса они совещались. Говорили шепотом, чтобы Дашма не услышала. Дамдин старался уговорить ребят принять его предложение об «авансе». Однако никто его не поддержал. Особенно резко возражал Довчин.
— Мы предпочитаем, — говорил он, — полный расчет и тебе советуем не надеяться на авансы, а получать, так сказать, получку сполна в конце месяца по итогам работы.
— В таком случае, Батчулун, я пошел, — заявил Дамдин.
— Куда это?
— За отцом. Он ведь ждет, когда я за ним приду.
— Этого только не хватает!
— Хватает не хватает, а скоро восемь часов. Если я не приду — он рассердится.
— Подумаешь — рассердится! У нас, кажется, есть неприятности покрупнее.
— Конечно! Но обижать старика ни к чему! Меня он за это, конечно, не отшлепает, но обидится наверняка.
И Дамдин, накинув пальто, выскочил на улицу.
— А что, если нам представить все это как встречу отца Дамдина? — сказал вдруг Дорж. — Праздник в его честь! Что в этом плохого? У всех есть родители. К одному из нас приехал отец, значит, это радость для всех. Что скажете?
— Дело не в этом, ребята, — немного подумав, ответил Батчулун. — Радоваться приезду отца Дамдина хорошо, но дело в том, что мы своих обязательств не выполнили, слова своего не сдержали, а уже устраиваем новогодний вечер. Что будут говорить об этом в комитете? Что скажут приглашенные нами уважаемые люди? Наконец, что расскажет о нас отец Дамдина, когда вернется домой? Разве не стыдно нам будет, когда земляки узнают, как мы работаем? Вот в чем суть.
Из кухни снова появилась Дашма.
— Ты тут, оказывается, целую речь произнес. Что, уже началось празднество?
— Да, Бутчулун прав, нам только недоставало, чтобы Дамдин своего отца привел, — не выдержал Сурэн.
Когда Дамдин прибежал домой, его отец сидел за столом, накинув на плечи праздничный дэл, и курил трубку.
— Наконец-то ты пришел, — обрадовался он. — Неудобно будет, если мы опоздаем. — Он посмотрел на часы. Ему вдруг показалось, что они остановились. Удивленный, он поднес их к уху, прислушался — нет, идут. — Не было случая, чтобы мои часы остановились... Ну, что ж, пора идти.
Сделав еще несколько затяжек, отец вдруг загадочно улыбнулся.
«Как ему сказать о наших неприятностях?» — с тоской подумал Дамдин.
— Все в порядке, папа! Мы отметим Новый год, как договорились. Гостей наприглашали — как же можно не отмечать?
— Иногда можно! Ничего страшного! Даже, наоборот, хорошо может быть... Помнишь Гангасурэна, того, что перевели в учетчики, когда ты уезжал сюда?
— Помню, вы говорили, что его могут перевести.
— И перевели. Скандал в ту осень большой был.
— Какой скандал?
— Был Гангасурэн звеньевым в сенокосной бригаде. Так вот, когда его звено вроде бы на неделю раньше срока закончило покос, они решили отметить это событие. Сегодня, мол, погуляем, а завтра разъедемся по домам. Звеньевой хлопотал и шумел больше всех: айрак-де им нужен, барана зарезать надо, люди, мол, сколько ночей не досыпали, пусть хоть денек отдохнут, погуляют. Ну, ладно, все они устроили. Хорошо выпили, закусили, а тут в разгар танцев нагрянул к ним председатель объединения и давай еще раз как следует подсчитывать, сколько они там накосили. Оказалось, что план они не выполнили. Учинил им председатель разнос: праздник закрыл. Позору было — не оберешься. А ведь они сделали это без злого умысла. Никого обманывать не собирались, просто плохо посчитали: однажды дневную выработку записали дважды. Ну, а Гангасурэна чуть ли не исключили из ревсомола за это.
Всякую работу надо доводить до конца, — после минутного молчания продолжал отец. — Подводить итоги надо точно и аккуратно. Вообще в любом деле надо быть аккуратным и обстоятельным. А ты очень легкомысленный человек. Мы с матерью тебе об этом много раз говорили. По сравнению с тобой Гангасурэн — воплощение серьезности. И то, видишь, как ошибся.
— Что же теперь делать, папа?
— Как что делать? Вести меня на вашу новогоднюю встречу, не так ли? — Отец поднялся и надел дэл.
— Ну, что ж, пошли.
Весь путь до дома Батчулуна Дамдин шел молча, не зная, что сказать отцу. Его товарищи также не решились объяснить все Дашме. Поэтому, когда Дамдин с отцом пришли к Батчулуну, женщина все еще продолжала греметь посудой в кухне.
Войдя в комнату, отец Дамдина, улыбнувшись, приветливо оглядел всех собравшихся.
— Ну, что же, здравствуйте, дети мои.
— Здравствуйте, — хором ответили те, но уверенности в их голосах не чувствовалось. Чтобы разрядить обстановку, Батчулун позвал Дашму.
— Дашма-гуай, познакомьтесь, это отец нашего Дамдина.
— Вот как! Здравствуйте. Вы, конечно, пришли на встречу Нового года?
— Кажется, да...
— Она скоро начнется. А пока не угодно ли вам подождать здесь? Еще должны подойти приглашенные. Пожалуйста сюда! — И Дашма проводила старика на кухню.
Там между ними завязался разговор, говорили громко, в комнате все было слышно.
— Вы давно приехали?
— Всего день как здесь.
— Я работаю контролером. Ребята сказали, чтобы я пришла к ним сегодня вечером. Я решила прийти пораньше, посмотреть, не надо ли им чем-нибудь помочь. Но они молодцы, почти все сами приготовили.
— Это хорошо, что они такие самостоятельные стали. Привыкли жить вдалеке от дома, от родителей. А то раньше баловнями были, ну и мы, родители, виноваты в этом — баловали их всячески, вот и росли они большими шалунами...
— Пошалить они и сейчас любят. Соберутся вместе — шуму не оберешься. Особенно под Новый год всякие штучки любят выкидывать.
«Уже выкинули», — мысленно усмехнулся Батчулун, и ему представилось, что Дашма с отцом Дамдина выйдут вот сейчас из кухни и Дашма скажет: «Так над кем вы решили подшутить сегодня? Кого обманываете? Членов комитета?! Такой обман — преступление». А Сурэн, как самый решительный из них, ответит: «Мы уже свою шутку сыграли». — «Над кем? Неужели надо мной и этим стариком?» — «Да, вы попались». — «Это вы бросьте! Знайте, что меня так просто не обманешь. Просто вам захотелось позабавиться. Что же, валяйте! Сегодня ведь праздничный вечер, все можно. И я пришла с намерением хорошо повеселиться. А завтра утром поговорим, если вы меня действительно надули, я вас всех поколочу половником...»
Батчулуну даже показалось, что Дашма уже схватила половник...
VIII
«Остается одно — сказать правду и перенести встречу на завтра, — решил Батчулун про себя. — И когда только мы научимся держать свое слово? А сейчас придется сказать, как обстоят дела на самом деле, что рассчитывали уложиться в срок, ведь никогда прежде не случалось, чтобы закрывали карьер. И все наши расчеты сорвались, извините».
Тревожные мысли, однако, не мешали Батчулуну продолжать прислушиваться к беседе Дашмы и отца Дамдина.
— У нас здесь много хорошей молодежи, — говорила Дашма. — Несколько сот человек, и все отличные ребята. Активисты. Я, правда, вот этих, что в комнате, иногда крепко ругаю... для порядка, особенно когда они по дороге на работу изволят шутить со мной. Однако зла не держу. Наоборот. В душе я их очень люблю. Только подумать, — они ведь совсем недавно пришли на карьер, а уже опытными рабочими стали. Двое женились, а их старшой — бригадир Батчулун — тоже, кажется, из Дархана невесту ждет. Правда, она почему-то не приехала сегодня, он бегал встречать ее на вокзал. А взять, к примеру, Довчина. Молод еще, а рассудителен: говорит, кончит горный техникум, тогда и женится.
— Однако некоторые из них недостаточно серьезны — не понимают еще сути вещей.
— А что с них требовать? В их возрасте это неизбежно. Ведь самому старшему едва двадцать стукнуло. А с вашим сыном Дамдином я только недавно познакомилась. Славный парень, добрая, чистая душа, однако тоже легкомысленный. Станет постарше, остепенится...
— Самое страшное для таких, как он, — гулянки. Не дай бог, станет «душой общества», тогда пиши пропало.
— Нет, это вы зря, ребята не так часто гуляют. Ну, в кино, конечно, сходят. И то изредка. Может, потому что подолгу показывают одни и те же картины, а что до гулянок, так они даже на Новый год и то лишнего не позволяют: водки не пьют, вот разве что хорошо поесть любят.
Слова Дашмы подействовали на ребят. Батчулун вообще весь ушел в себя: «Все мы — законченные шалопаи, ветреные, легкомысленные... Плана не выполнили, итоги как следует не подвели, а шумиху подняли: Новый год, Новый год! И во всем этом прежде всего виноват я. А мороз, что остановил работу в карьере, тут ни при чем! Ох, и достанется нам в комитете! Ославят на весь карьер...» Батчулун обвел взором комнату.
Дамдин сидел на диване и осторожно, еле слышно, перебирал струны гитары. Довчин возился у елки, делая вид, что хочет там что-то подправить... Дорж глубоко задумался. Все были расстроены. Да и как можно было оставаться спокойными!
В довершение всего из кухни донесся голос Дашмы:
— Эй, ребята! Уже почти восемь! Ваши гости не пришли еще? Что за народ вы наприглашали!
— Всего двое должны еще прийти! — ответил Батчулун со вздохом.
— И правда, у нас не так-то уж много гостей. Давайте скажем им все по-честному, — предложил Дорж. — Ведь главная причина не в нас: мороз, да еще туман. Не наша вина! Еще никто не научился управлять погодой. Мы бы завершили план еще сегодня к полудню, не будь всего этого и если бы не закрыли карьер.
— Мороз виноват или еще что-нибудь, но факт остается фактом — план мы не выполнили, — отрезал Батчулун. — Праздновать в этом положении Новый год позорно. Лучше рассказать всем правду и отложить встречу.
— Тогда вообще позор будет, — произнес Дамдин. — Стыдно перед отцом. Тут скандал выйдет похуже, чем... — Он вспомнил рассказанную отцом историю с Гунгасурэном.
— Я вижу, никто из вас не отважится сказать Дашме-гуай и отцу Дамдина правду, — заключил Батчулун и встал было, чтобы пойти в кухню, как вдруг раздался стук в дверь. Никто не двинулся с места. Батчулун неуверенно двинулся в переднюю.
— Кто там? — спросил он.
— Это мы! Цагандай...
Батчулун открыл дверь, и в квартиру ввалилась целая толпа гостей: инженер Цагандай, один из членов комитета ревсомола, несколько парней и девушек, среди них жены Сурэна и Доржа. То ли они случайно встретились по дороге, то ли договорились прийти вместе — неизвестно. Только квартира сразу наполнилась весельем и радостью.
Под мышкой у члена комитета Батчулун заметил две папки в красном переплете.
— С наступающим Новым годом вас!
— Рановато, правда, но ничего!
— А, Сурэн! — Цагандай обнял Сурэна. — Ты ведь говорил, что не будешь встречать Новый год, побежал домой, а потом, значит, пришел все-таки...
— Здравствуй, Жаргал, ты тоже встречаешь Новый год?
— Не знаю...
— Послушайте, друзья! Ведь этот Новый год у вас, по существу, первый Новый год. А сколько их еще будет! Желаем вам всем успехов в вашем первом Новом году!
— Привет, Довчин!
— Наш Новый год — неважный, неудачный совсем Новый год, — сказал Довчин.
— Зачем такие плохие слова говоришь!
— Да, получилось так, что мы не смогли уложиться в срок с программой.
— Правда, — тотчас поддержал Довчина Батчулун. — Так оно и получилось. Вечером ударил сильный мороз.
Карьер закрыли. Вот мы и не успели дать на-гора сто тонн, которых нам не хватало до выполнения плана. Ну, а когда план не выполнен — какой может быть новогодний праздник! Решайте сами — мы не хотим ничего скрывать.
Батчулун видел, как из кухни вышли Дашма и отец Дамдина.
— Ах, вот почему у вас всех такие постные лица, — сказал Цагандай. — А я-то дивился! И правда, когда до плана не дотянули — Новый год отмечать нельзя. Обманывать товарищей тоже нельзя. Такого среди нашей замечательной молодежи быть не должно, не так ли?
— Конечно, так, — воскликнули все.
— Кажется, речь идет об обмане? Ну, черти полосатые...
— А, Дашма? И вы здесь?
— А как же? Меня пригласили. Более того, я хотела им помочь стол приготовить.
— Это правда. — К ней подошел Батчулун. — Еще мой отец говорил: все тайное рано или поздно становится явным. Не выполнили мы своих обязательств.
— Если все действительно так, — сказал Цагандай, — то это очень плохо. Но раз мы собрались и стол уже накрыт — не лучше ли всем вместе сесть за него? Что же, теперь хозяева будут сторониться гостей, а гости — хозяев? — Цагандай даже рассмеялся.
Кто нехотя, а кто очень даже охотно, но все потянулись к столу и стали рассаживаться.
— А в кухне кто остался? — спросил Цагандай.
— Дашма-гуай и мой папа, — ответил Дамдин.
— Твой отец приехал? Отлично. Зови его сюда.
Дамдин пригласил отца к столу. Цагандай сердечно приветствовал старика и усадил его рядом с собой, по правую руку.
— Друзья, — подняв бокал, сказал Цагандай, — замечательные, прекрасные события происходят в нашем карьере. У нашей молодежи рождаются новые традиции. Одна из них — это празднование Нового года. Вот возьмем смену Батчулуна. В этом году ребята из этой смены прекрасно трудились. Сейчас у них все идет хорошо. Рабочий человек в процессе труда должен постоянно расти, совершенствовать свои знания, квалификацию, приобретать качества, присущие только рабочему классу. В настоящее время эти ребята выдвинулись в число передовых производственников карьера. Они могут служить примером для остальных горняков. Впереди их ждут еще более вдохновенные дела. Однако следует сказать, что для того, чтобы сделать эту встречу Нового года более забавной и веселой, они решили подшутить. Но судьба сыграла шутку с самими заговорщиками, не так ли?
При этих словах Дашма и отец Дамдина заулыбались, а Батчулун, наоборот, почувствовал себя очень неловко.
— Мы правду говорим: так уж получилось, что годовую программу сможем выполнить только завтра вечером. Вот и отметим Новый год не пятнадцатого декабря, а с чистой совестью завтра или тридцать первого. Всех вас мы приглашаем на эту встречу, — решительно сказал Батчулун.
— Батчулун, дорогой, меня-то ты не введешь в заблуждение! Понял?! — возразил Цагандай. — Что-то вы там напутали, но меня это не касается. Вчера вечером партком рассматривал ваши показатели. Еще вчера вы не только выполнили годовой план, но и перевыполнили его. Сто четыре процента — вот ваш показатель. Поздравляю всех вас! Верно, — продолжал инженер, — сначала у вас вроде бы была небольшая нехватка, но при окончательном подсчете оказалось, что вы перевыполнили план. Вот почему я и не поддавался вашему унынию. — И Цагандай снова рассмеялся. — Бюро парткома поручило мне от его имени поздравить вас. К тому же вы меня пригласили. Получается, что я пришел сюда и по вашему приглашению, и по поручению парткома.
— В таком случае... — перебил его Дамдин.
Но Дорж толкнул его локтем.
— Помолчи, дай человеку договорить.
Лица у всех засветились радостью. В громе аплодисментов встал Батчулун.
— Большое вам спасибо, Цагандай-гуай! — только и сказал он.
— За что «спасибо»? Это ваш успех, ваше достижение! Себя и благодарите!
— Правду сказать, мы все очень расстроились!
— Расстроились — это что! У вас могут быть и неприятности, и дни тяжелых переживаний, дни потерь. Но больше, конечно, у вас впереди радостных дней, вроде сегодняшнего. Так всегда бывает, когда люди растут!
— Кажется, пришла пора вышибать пробки! — закричал » во весь голос Дамдин.
— Какие пробки?
— От шампанского! — И, наклонив бутылку, он стал снимать обертку. Все захлопали в ладоши, и шипящее шампанское полилось в бокалы. Праздник, который принес так много волнений и чуть было не сорвался, начался.
В перезвоне бокалов, в шуме приветствий негромко прозвучал звонок телефона.
Да, вы не ошиблись, это звонила Норжма. Из Дархана она горячо поздравляла и приветствовала всех присутствующих и особенно Батчулуна. Сказала, что завтра приедет.