Конечно, коленопреклоненный человек — не настоящий король. Это только двойник короля. Что же до настоящего короля, то, переменив платье, он скрылся под маской обычного зеваки и прогуливается по улицам города неузнанный, вслушиваясь в жалобы недовольных. Многие люди сейчас надели маски.
В один голос воет толпа, обращаясь к коленопреклоненному двойнику короля:
— Всемогущие боги! Судить его! Судить! Смерть ему! Наконец-то хоть что-то изменится в этом подлом мире!..
Двойника бьют. Единственный, кто может спасти его жизнь, — это королевский шут!
Назвавшись Иссой[47], шут ведет речь, сидя на осле. Он проницателен и умеет обращаться с обуреваемой страстями толпой. Это тот самый шут, что вечно бросает в лицо народу яростные, полные сарказма слова, которые пускают ростки сомнения в душах. Шуту позволено все. И он дерзко кричит спорящей толпе:
— Хи-ха-ха-ха!.. Сатана тоже раньше был ангелом! Не забывайте об этом, господа, желающие изменить мир и соблазнить невежд мятежом, хи-ха-ха!
Из толпы в него летят самые разнообразные «метательные снаряды». Воспользовавшись неразберихой в толпе, шут исчезает вместе с двойником короля, а люди между тем кричат:
— Шут, он шут и есть, какой смысл лупить шута или королевского двойника!
Именно тогда настоящий король, изменив свой голос, начинает «искать короля» в толпе, и в этом ему помогают его агенты и придворные.
— Эй, скажи! Это ведь ты! Сознайся, ну сознайся же, что это ты — настоящий король, кровопийца!
И, оправдываясь, ему говорят в ответ:
— Брат мой! Брат мой! Уверяю тебя! Это не я! Я не король! Я за свободу! Ты-то знаешь меня! Ах, если бы мне дали власть!
— Брат мой…
— Брат мой, помнишь? Скажи, помнишь ту прекрасную ночь, когда ты зашел в мое скромное жилище и принят был со всем радушием? Брат мой, брат мой, помнишь ли ты нашу трапезу, и мясо, и фрукты, которые мы ели вместе, и мою жену, скромную и нежную, которая тебе подавала еду, и моего сына, который все звал тебя «отец, отец»… Ты убаюкал его звуками легенд и…
— Хи-ха-ха-ха! — зубоскалит шут короля. — Поглядите-ка, люди, кого я вам привел… — Он снова подцепил кого-то, претендующего на роль настоящего короля.
— Король арестован! Дворец и власть принадлежат вам!.. Все двери открыты для грабежа!
Кривляясь, шут яростно выкрикивает:
— Эх, люди, люди! Вот она, ваша справедливость! Обвиняете короля в том, что он вас грабит, а сами становитесь жуликами и грабителями!
Голос шута гремит, но народ, посмеиваясь над его разглагольствованиями, отворачивается от него и бросается к лоточникам, которые разносят бесплатное угощение.
— Мои кроткие агнцы, — говорит шут, — мертвые опасны, потому что смерть заразительна. Там, где есть один мертвец, нужно приготовиться к тому, что умрут и другие, ха-ха!.. Итак, господа революционеры, никто из вас так и не решился умереть в первый же день революции? Хе-хе-хе! На самом-то деле, господа, вы и сами толком не знаете, чего хотите.
Сопровождаемый дюжиной мужчин, которых он называет своими апостолами, шут чинно проходит сквозь ряды лоточников. Он ест и пьет на ходу и, смеясь, говорит:
— Вот вы едите и притворяетесь, будто хотите власти. Полно, опомнитесь, братья мои. Вы хотите изменить мир? Браво! Но только не будьте добренькими. От доброты люди слабеют. Посмотрите на меня: в мире всегда есть, что изменить.
Огромное покрывало, защищавшее еду от мух, взлетает в воздух и скрывает от взоров толпы апостолов шута. В этот миг раздается голос, проникающий в самые сердца людей, которые до сих пор не проявляли ни удивления, ни смущения, ни любопытства. Голос этот принадлежит верховному имаму, в устах которого священные стихи звучат подобно страстной литании. И надежда входит в сердца присутствующих. Приближается двойник короля. Он снимает маску. Все видят его лицо: это сын короля. По толпе проносится шепот, потому что нередко эту роль играл иностранец. Сегодня же ничто не кажется более благородным, чем облик королевского сына. Появляется сам король. Сын униженно склоняется перед отцом. Унижение никого не шокирует, напротив, этот жест воспринимается как нечто очень красивое и достойное. Задумчиво и сосредоточенно в наступившей благоговейной тишине наблюдают люди за этой сценой. Лишь молитва имама, слетая с высоты минарета, парит над преданной толпой. Взгляды всех опущены долу в знак глубокого уважения к короне.
Толпа внемлет. Речь служителя господня перестала звучать на одной ноте. Наступает час проповеди. Проповедь прекрасна. Вместе с проповедником все запевают напоминающую псалом торжественную песню.
Праздник Дня Удачи заканчивается раздачей милостыни и церемонией Примирения, когда каждый пожимает руку своего ближнего.
Сиприан ЭквенсиЗакон вольных пастбищ
Сиприан Эквенси — нигерийский прозаик (26 сентября 1921, Минна — 4 ноября 2007, Энугу). Принадлежит к народу игбо. Получил образование у себя на родине, в Гане и Англии. По специальности — фармаколог. Преподавал биологию и химию. Много лет работал на радио. Занимал важный пост в федеральном министерстве информации. Автор нескольких" сборников рассказов, книг для детей и целого ряда романов: «Люди города» (1954, русский перевод 1965), «Джагуа Нана» (1961), «Когда горит трава» (1962, русский перевод 1964), «Прекрасное оперенье» (1963), «Иска» (1966), «Пережить мир» (1976). Новеллы писателя неоднократно публиковались в издаваемых у нас в стране сборниках и в периодике.
Мужчина имеет право похитить любую избранную им женщину. Таков закон кочевых скотоводов саванны. Молода она или уже достигла зрелого возраста, замужем или осталась старой девой — значения не имеет. Если он сумел довезти возлюбленную к себе домой — все в порядке. Но горе ему, если его перехватят в пути!
В тот вечер, когда произошли события, описываемые в нашем рассказе, за стенами одной хижины слышалась громкая перебранка. Это Амина ругалась со своим братом Модио. Модио свирепо толкнул Амину.
— Кай! — взвизгнула Амина, ловко отпрыгивая. — Убери свои руки!
Рот ее приоткрылся — но не в улыбке; полные груди вздымались так бурно, что ожерелья из ягод и серебряных монет казались живыми. Ей удалось удержаться на ногах, уцепившись за стену соломенной хижины.
— Не смей дотрагиваться до меня!
— Клянусь аллахом, — взревел Модио, — я научу тебя уму-разуму!
Она яростно сверкнула глазами на брата. Он угрожающе пригнулся, мускулы его напряглись, руки скрючились, как когти у ястреба, готового пасть на добычу.
— Ты никуда не пойдешь!
— Врешь! — крикнула она. — Сегодня ночью я буду у Яллы! Я выбрала его себе в мужья!
— А как же Джама? Его выбрал тебе наш отец! И как будет со скотом, который дает нам Джама за тебя?
— Это уж ваше дело, — ответила она. — Вы меня не… Ой! Пусти, дьявол! Ты что, с ума сошел?
Шершавая рука брата ударила ее по губам. Он схватил девушку за талию и, как она ни барахталась, поволок в свою хижину. Толкнув босой ногой дверь, он бросил Амину на земляной пол. Облаком поднялась пыль. Девушка упала ничком, лицом в землю и осталась так лежать, всем телом содрогаясь от рыданий. Длинные распущенные волосы разметались по спине и свесились в пыль. От слез размазались румяна на щеках. Совсем еще молода была Амина — в расцвете своего девичества…
— Негодница! — донеслось до нее.
Она слышала, как брат снаружи прилаживал запор к двери и не переставая бранил ее. Наконец он запер дверь и удалился, продолжая извергать ругательства.
Она дала волю слезам, как будто только они могли исцелить боль, раздиравшую ее сердце, и погасить страсть к ее избраннику. Но тут же она подумала, что не все еще потеряно, что надежда еще есть. Да разве можно навсегда разлучить ее с Яллой! Она должна уйти к нему, должна — и все тут!
И горе сменилось ненавистью, и стало жарко в груди. Разве она виновата, что Джама не нравится ей? Отец сначала принял от Джамы скот и только потом сказал ей о его сватовстве. А Джама оказался женоподобным человеком с вихляющими суставами. Какой это мужчина! Разве он сможет плести циновки и пасти скот в саванне! Он просто трус: он плакал и молил о пощаде, когда его пороли в шарро. Правда, он все-таки вытерпел положенную по обряду порку, но не так, как подобает мужчине… Выйти за него замуж было бы просто унизительно. Отцу, конечно, легко отдать ее за Джаму. Он не услышит, как другие девушки будут издеваться над ней: «Как поживает твой муженек? Да, да, тот самый, что валяется на постели до восхода солнца и боится промокнуть под дождем! Ха-ха! Вот так муженек!»
А виноват во всем сам Ялла. Он почему-то не выполнил их уговора. Уговор был очень простым — они условились бежать из кочевья отца до того, как Джама пригонит стадо быков, последнюю часть выкупа за невесту. Ялла должен был подъехать к хижине в час, когда гиены начинают выть за пастбищем; подъехать и закричать криком серого ястреба — похитителя цыплят, чтобы Амина знала — суженый ждет ее под развесистым деревом дороуа.
Много дней ожидала она этого крика. В предвечерние часы, когда гиены еще прятались среди скал, она предавалась мечтам о своем любимом — высоком, широкоплечем, с медным обручем на заплетенных в косички волосах. Какой он сильный! Он может переломить хребет заупрямившемуся быку и укротить самого дикого жеребца в отцовском стаде. И вместе с тем, когда он улыбался или брал ее за руку, лицо его становилось таким мягким и нежным… Ей нравилось смотреть в темную глубину карих глаз Яллы, склонившись головой на его широкую, могучую грудь. Он любил дотрагиваться до ее ушей. Иногда это раздражало ее, и тогда она грозилась уйти к Джаме. Какие они разные — Ялла и Джама! Джама — трус! Разве он сумеет защитить хижину от бурь, что часто свирепствуют над степями? Разве он сможет перехитрить диких собак, и гиен, и леопарда, и льва, когда им вздумается напасть на стадо?
Какой это муж! Правда, сколько Амина помнит себя, ее считали будущей женой Джамы. Пятьсот голов скота — неплохая цена. Но Амина не продается!