те, которые неразумны, то остановимся здесь и ничего более не
скажем о них.
На этом мы покончили со страстями, происходящими из мнения.
ГЛАВА IV
О ТОМ, ЧТО ВЫТЕКАЕТ ИЗ ВЕРЫ,
И О ДОБРЕ И ЗЛЕ У ЧЕЛОВЕКА
Показав в предыдущей главе, как страсти происходят из
ошибочных мнений, мы рассмотрим здесь действия
__________________
* [Первое определение лучшее, так как после наслаждения вещью
желание прекращается; тогда как форма, в которой мы стараемся
удержать вещь, — не желание, но боязнь потерять любимую вещь.]
117
двух других родов познания, а именно сначала того рода, который мы
назвали истинной верой *.
Последняя, правда, показывает нам, чем должна быть вещь, а не
то, что она есть на самом деле. Вот почему она никогда не может
соединить нас с вещью, принятой на веру. Таким образом, я говорю,
что она учит нас лишь тому, каковой вещь должна быть, а не какова
она есть, а между тем и другим — большая разница. Ибо, как мы
сказали в нашем примере тройного правила, если кто-либо может
найти путем пропорции четвертое число, которое так относится к
третьему, как второе к первому, то он может сказать (пользуясь
делением и умножением), что эти четыре числа должны быть
пропорциональны. Хотя это верно, но он говорит об этом, как о вещи,
лежащей вне его. Но если он приступит к рассмотрению
пропорциональности так, как мы объяснили в четвертом примере, то
он будет говорить, что вещь такова на самом деле, потому что тогда
она будет находиться в нем, а не вне его. Но довольно о первом.
Второе действие истинной веры в том, что она ведет нас к
истинному пониманию, через которое мы любим бога, и позволяет
нам интеллектуально видеть вещи, находящиеся не в нас, а вне нас.
Третье действие то, что она дает нам познание о добре и зле и
показывает нам все страсти, подлежащие уничтожению. А так как мы
уже сказали, что страсти, происходящие из мнения, подвергают нас
большому вреду, то стоит труда рассмотреть, как они просеиваются
этим вторым познанием, чтобы видеть, что в них хорошо и что
дурно.
__________________
* [Вера есть твердое убеждение при помощи оснований, благодаря
которым я убежден в своем разуме, что вещь действительно и точно так
же вне моего разума такова же, как я убежден в том в моем разуме. Я
говорю: «твердое убеждение при помощи оснований», чтобы отличить
веру как от мнения, которое всегда сомнительно и подвержено
заблуждению, так и от знания, которое состоит не в убеждении путем
доказательств, но в непосредственном соединении с самой вещью. Я
говорю, что вещь «действительно и точно так же вне моего разума
такова»; «действительно», потому что доказательства при этом не могут
меня обмануть, так как иначе они не отличались бы от мнения. «Точно
так же», ибо вера может лишь показать мне, чем должна быть вещь, а не
то, что она на самом деле есть, так как иначе она не отличалась бы от
знания. «Вне», так как она позволяет нам разумно наслаждаться не тем,
что в нас, а тем, что вне нас]
118
Чтобы сделать это надлежащим образом, рассмотрим ближе, так
же как раньше, чтобы узнать, какие из них должны быть избраны и
какие отвергнуты. Но, прежде чем мы приступим к этому, скажем
сначала кратко, что в человеке хорошо и что дурно.
Мы уже раньше сказали, что все вещи необходимы и что в
природе нет ни добра, ни зла. Поэтому все, чего мы хотим от
человека, должно иметь силу для его рода *, который есть не что
иное, как мысленная сущность (существо). Поэтому, поскольку мы в
нашем уме составили идею о совершенном человеке, это может быть
причиной, чтобы посмотреть (если мы исследуем самих себя), не г ли
в нас какого-либо средства достигнуть такого совершенства.
Поэтому все, что способствует этому совершенству, мы будем
называть хорошим, напротив, все, что нам препятствует или жене
содействует этому, мы будем называть дурным.
Итак, если я хочу сказать что-либо о добре и зле в человеке, то
должен, говорю я, понять совершенного человека именно потому, что
если бы я рассуждал о добре и зле отдельного человека, например
Адама, то мог бы смешать действительное существо (ens reale) с
мысленным существом (сущностью — ens rationis), чего истинный
философ должен старательно избегать по причинам, которые мы
укажем впоследствии, или по другим поводам. Далее, так как
назначение Адама или иного существа известно нам лишь по его
проявлению, то из этого следует, что и то, что мы можем сказать о
назначении человека, должно быть основано на понятии
совершенного человека, находящемся в нашем уме **. Назначение
это мы, конечно, можем знать, так как дело идет о мысленной
сущности; точно так же мы можем знать его добро и зло, так как это
лишь модусы мышления.
Чтобы постепенно подойти к делу, мы показали уже, как
возникают из понятия движения аффекты и действия
__________________
* То, что мы называем человеком, состоит в его соответствии с общей
идеей, которую мы имеем о человеке.
** [Ибо ни на одного отдельного творения нельзя составить
совершенную идею; так как само ее совершенство [решение о том],
совершенна ли она на самом деле или нет, может быть выведено лишь из
всеобщей совершенной идеи или мысленной сущности.]
119
души, причем мы это понятие разделили на четыре: услышанное,
опыт, веру и ясное познание. А так как мы рассмотрели действия их
всех, то очевидно, что последнее, именно ясное познание, есть самое
совершенное из „ всех; ибо мнение часто вводит нас в заблуждение.
Истинная вера хороша только потому, что она есть путь к истинному
познанию, побуждая нас к вещам, действительно достойным любви.
Таким образом, последняя цель, которую мы ищем, и самое
предпочтительное, что нам известно, есть истинное познание. Но и
это истинное познание также различно, смотря по объектам, которые
представляются ему, так что, чем лучше объект, с которым оно
соединяется, тем лучше это познание. Поэтому совершеннейший
человек — тот, кто соединяется с богом (который есть
всесовершеннейшее существо) и таким образом наслаждается им.
Чтобы узнать, что хорошо и что дурно в страстях, мы рассмотрим,
как сказано, каждую отдельно, и прежде всего удивление. Оно,
возникая из незнания или предрассудка, представляет
несовершенство в человеке, подверженном этому настроению. Я
говорю несовершенство, так как удивление само по себе не ведет ни
к чему дурному.
ГЛАВА V
О ЛЮБВИ
Любовь, которая есть не что иное, как лишь наслаждение вещью и
соединение с нею, мы подразделим, смотря по свойствам объекта,
которым человек хочет наслаждаться или с которым он стремится
соединиться.
Некоторые предметы сами по себе преходящи; другие
непреходящи по своей природе; третий по своей собственной силе и
мощи вечен и непреходящ.
Преходящие предметы суть все отдельные вещи, которые не
всегда существовали или имели начало.
Другие — все те модусы, которые, как мы сказали, суть причины
отдельных модусов.
Но третий есть бог или, что мы считаем одним и тем же, —
истина.
120
Таким образом, любовь возникает из понятия и познания, которое
мы имеем о вещи, и, чем больше и прекраснее вещь, тем больше и
наша любовь.
Мы имеем двоякого рода возможности избавиться от любви:
посредством познания лучшей вещи или путем опыта, что любимая
вещь, которую мы считали чем-то великим и прекрасным, влечет за
собой много вреда и несчастья.
С любовью дело обстоит так, что мы никогда не стремимся
избавиться от нее (как от удивления и других страстей) по
следующим двум причинам: 1) так как это невозможно, 2) так как
необходимо, чтобы мы не избавлялись от нее.
Это невозможно, так как это не зависит от нас, но лишь от добра и
пользы, которые мы наблюдаем в объекте. Чтобы не любить его, мы
не должны были знать его, но последнее не находится в нашей
власти; ибо если бы мы ничего не познавали, то наверное и не
существовали бы.
Необходимо не избавляться от нее, так как мы по слабости своей
природы не могли бы существовать, не испытывая наслаждения от
чего-либо, с чем мы соединяемся и благодаря чему мы укрепляемся.
Какой же из этих трех родов объектов мы должны избрать или
отвергнуть?
Что касается преходящих вещей (так как мы, как сказано, по
слабости своей природы необходимо должны что-либо любить и
соединяться с ним, чтобы существовать), то, конечно, любя и
соединяясь с ним, мы никоим образом не укрепляемся в своей
природе, так как сами они слабы, и один калека не может нести
другого. Они не только не помогают нам, но даже вредят. Ибо, как мы
сказали, любовь есть соединение с объектом, который наш разум
считает прекрасным и добрым, и мы разумеем здесь соединение,
посредством которого любовь и любимое становятся одним и тем же
и составляют вместе одно целое. Поэтому всегда несчастен тот, кто
соединяется с какими-либо преходящими вещами. Ибо, так как они
вне его власти и подвержены многим случайностям, то невозможно,
чтобы при их страдании он был свободен от него. Поэтому мы
заключаем: если уже так несчастны те, которые любят преходящие
вещи, имеющие еще некоторую сущность, то как несчастны будут те,
которые
121
любят почести, богатства и сладострастие, не имеющие никакой