В старые времена жили-были крестьянский сын Ашир и дочь хана Алтын. И полюбили они друг друга.
— Пойдем, Алтын, со мной, — говорит Ашир. — Будем детей растить, горе и радость делить.
— Пойдем-ка лучше со мной, — отвечает Алтын. — Будем жить без горя и забот.
Приходят они в сад. Соловьи поют, ручьи текут, цветы цветут.
— Прекрасный сад! — говорит Ашир.
— Считай, что он твой, — отвечает Алтын.
— Увидишь, как я за деревьями буду ухаживать, какие цветы посажу.
— А люди что скажут? — отвечает Алтын. — Жадная, мол, Алтын, не могла садовника нанять. Мужа заставила спину гнуть. Нет, милый, я такого позора не допущу.
Идут дальше. Видят стадо овец. Стелется оно, как туча, и овцы в нем тучные, жирные.
— Богатое стадо! — говорит Ашир.
— Считай, что оно твое, — отвечает Алтын.
— Люблю стада пасти, — говорит Ашир. — Вот увидишь, ни одна овечка не пропадет.
— А люди что скажут? — отвечает Алтын. — Не могла, мол, пастуха нанять.
Идут дальше, видят конюшню, а в ней кони, один лучше другого.
— Отменные кони! — говорит Ашир.
— Считай, что они твои! — отвечает Алтын.
— Люблю за конями ходить, — говорит Ашир. — Вот увидишь, как я буду их холить, как я им гривы да хвосты буду расчесывать.
— А люди что скажут? — отвечает Алтын. — Не могла, мол, конюха нанять.
Нахмурился Ашир.
— Скучно мне будет жить, ничего не делая.
— А мы, — отвечает Алтын, — гостей позовем, чтоб не скучал.
— Это хорошо, — говорит Ашир. — Я для них плов сварю: пальчики оближешь, язык проглотишь.
— А люди что скажут? — отвечает Алтын. — Не могла, мол, повара нанять.
— Ну, — говорит Ашир, — тогда я им песни буду петь, я много песен знаю.
— Не беспокойся, — отвечает Алтын, — мы певцов позовем.
— А я, — говорит Ашир, — сказки буду рассказывать.
— Спасибо, что напомнил, — отвечает Алтын. — Надо будет и сказочников пригласить.
— Пропаду я от такой жизни, — говорит Ашир. — Убегу я от тебя куда глаза глядят.
— А люди что скажут? — отвечает Алтын. — Плохая, мол, Алтын. Жених от нее сбежал. Нет, милый, и я убегу вместе с тобой!
И ушли они детей растить, радость и горе делить. А люди что сказали? А люди до сих пор про них эту сказку рассказывают.
Но есть и другой конец у этой истории. Исчез только жених и нигде его не нашли. Тогда ханская дочь велела продать все свои богатства и на эти деньги построить караван-сарай — гостиницу для путешественников, где б они могли отдохнуть и напоить верблюдов. И еще она велела, чтобы кирпичи для этого здания люди передавали по цепочке из рук в руки через всю пустыню с другого конца страны. Платили им за это большие деньги.
Говорят, что любящая женщина прошла вдоль этой цепочки из конца в конец, заглядывая в лицо каждому, кто передавал кирпичи из рук в руки. Среди бедняков, бродяг и нищих, вставших в цепочку, она и в самом деле нашла своего любимого и куда-то ушла вместе ним. А похожее на крепость здание караван-сарая до сих пор высится над пустыней.
1969
НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА
Этому румяному мальчишке больше всего на свете хочется стать мужчиной. Настоящим мужчиной. Суровым и гордым.
Ему надоело, что чуть ли не каждый взрослый может назвать его несерьезным ласковым именем или погладить по головке. Он с отвращением уклоняется от родственных объятий и только ласки матери выносит молча, как жестокую необходимость.
Когда он вырастет, он ничего подобного не допустит. Со всеми нежностями, ласками, поцелуями будет покончено раз и навсегда.
Бедняга! Он не подозревает, что тогда-то все и начнется. Он не станет таким, каким мечтает стать. Вернее, он не останется таким.
Сейчас, только сейчас он и есть тот самый настоящий мужчина. Суровый и гордый. Чуждый нежности и ласки. Но он не знает об этом. Он думает, что это еще впереди.
1965
ДОВЕЛИ!
Маленькая нарядная девочка убежала от мамы, от бабушки, от восторженных маминых приятельниц. Приплясывая и выкрикивая, она отводит душу:
Я не золотце,
И не солнышко,
И не ягодка,
И не яблочко,
И не счастье мое,
И не радость моя,
Не хорошенькая,
Не красивенькая,
И не ку-кол-ка!
А я — де-воч-ка!
Вот!
Что ж! Будем надеяться, что с таким характером она не пропадет.
1962
МЯЧ
Когда наш катер подходил к берегу и я различил на пригорке крохотную фигурку моей племянницы, я забеспокоился: вдруг Надя забыла меня и, как год назад, снова начнет дичиться.
Но едва я ступил на берег, Надя бросилась ко мне, схватила за руку, увела подальше от взрослых. Чтоб не подслушивали.
— У меня есть мяч, — взволнованно сообщила Надя. — Такой прыгучий. Как ударишь, так небо отскочит!
Сказала и сама удивилась. И тут же уравновесила столь необыкновенный мяч!
— А другой тяжелый — трактором не стронешь!
— Вот и хорошо, Наденька. Ты мне их покажешь?
— И куда они закатились? — пригорюнилась Надя. — Сама не знаю.
Так от пристани до самого дома только и разговору было, что о мячиках.
Потом выяснилось, в чем дело. Оказывается, в прошлом году я привез ей большой разноцветный мяч. Я забыл про мяч. Надя забыла про меня. Но родители, чуть обо мне речь зайдет, нет-нет да и напомнят ей:
— Это мы про дядю, который тебе мяч подарил.
Мое имя прочно связалось в ее воображении с мячами. Я сделался для нее Человеком, Который Привозит Разноцветные Мячи, Главным Знатоком и Любителем Всевозможных Мячиков.
Вот она и развлекала меня разговором о мячах: что же еще могло интересовать такого узкого специалиста, как я?
1962
МАЛЫШИ РАЗГОВАРИВАЮТ
Трехлетний Митя играет с котенком Мурзиком. Сейчас он потрясен сообщением, что старая кошка Кисметка приходится Мурзику бабушкой.
— Вот у меня бабушка хорошая: придет и покормит меня, а Мурзикова бабушка прибежит и все у Мурзика съест. Какая ж это бабушка?!
Такс Маугли поднялся в комнату вместе с Маринкой. Гостя нужно как следует принять и развлечь.
— Вот, Маугли, познакомься. Это мои куклы: Верочка, Светочка, Леночка, а это книжки. Садись, пожалуйста. Сейчас мы их посмотрим.
А потом выбегает из комнаты в слезах:
— Я хотела его проводить, а он са-а-ам ушел!
Маленькая гостья выпрашивает у Маринки что-нибудь в подарок. Наконец оделась, простилась и — драматическим шепотом:
— Марина, последняя минута идет, мы уходим, дари скорей!
— Дерево такое высокое, такое высокое, что ни один мальчишка еще не добирался до его вершины.
Гостил у бабушки в Севастополе, едет во Владивосток. За окном проносятся сибирские березки.
— Вот еще одна березка побежала к бабушке. И еще одна. И еще…
Девочка вбегает в новую квартиру. Комнаты совершенно пусты. Девочка кричит, и ей отзывается эхо.
— Эхо-о-о! Эхо-о-о!
— А потом оно пропадет, — догадывается девочка. — Его съедят вещи.
Войдя в избу:
— Интересно! Кто это у вас там в углу: лицо человечье, а крылья как у жука?
Это он увидел на иконе шестикрылого серафима.
Проводник, по его мнению, проводит свет, плотник делает плоты, на генеральную репетицию непременно должен явиться генерал, а в начальной школе учатся начальники.
Мы положили жука в коробку, а он улетел. Прямо в коробке!
— Как?
— Очень просто… Он там внутри жужжал и крыльями двигал. И коробка летела.
— Стала крыша высотеть. Высотела, высотела, и получился совсем большой дом.
— Строгали, строгали, настрогали много стружек, и потом из них бревно сделали.
— А почему речку на рельсы не ставят?
— Прибежишь, убежишь, а она все идет и идет. Неужели не отгадал? Дорога!
— Все хотят мира, кроме соседского Петьки.
— Мама, выключи телевизор. Пусть наберется хорошая передача.
— Познакомься. Этот дядя сочинил твою любимую книжку.
В глазах у малыша неистовый восторг. Писателю приятно. И мама довольна. Вдруг обескураживающий вопрос:
— Ту, где тетка в короне с зеркальцем разговаривает?
Решил, что его знакомят с Пушкиным.
Слушают сказку про Аленушку. Доходят до того места, где ее колдунья утопила.
Девочка (шепотом):
— Страшно…
Мальчик (бодро):
— Ничего, придут пограничники и спасут ее.
Девочка:
— Я знаю эту сказку. Нет там никаких пограничников.
Мальчик:
Ну, тогда водолазы.
А один пятилетний мальчик смотрел по телевизору только взрослые передачи. Герои фильма страдают, гибнут, льется кровь, но для него все это занятное зрелище — не больше. Другое дело — детские фильмы и пьесы.
— Я их не смотрю, — поясняет мальчик. — Мне всех жалко: зайчиков, котят… И очень страшно.
Вечер. Отец читает. Мать возится на кухне. Дочь укачивает куклу в плетеной колыбельке.
— Марина! Иди сюда, — слышится голос матери. Девочка растерянно смотрит на колыбель.
— Беги, беги, — шепчет отец. Он пододвигает к себе колыбельку и как ни в чем не бывало начинает ее покачивать. Ошеломленная девочка оборачивается к нему: случилось невероятное, взрослый ее понял!
— Кукле хуже, чем ребенку. Ребенку какую хочешь одежду купят, а кукле я шью сама. Не всегда хорошо получается, но ей, бедной, все равно приходится носить.