«Вот темные какие! Верят в Бога!»
Старушки были рады без границ,
Что, отложив на время святотатства,
В пасхальный день от крашеных яиц
Охальник был не в силах отказаться.
Он ел и думал: «Как они глупы!»
Не видели старушки почему-то,
Что от религиозной скорлупы
Он очищал яйцо за полминуты.
И лишь под старость обнаружил он,
Что тайно был старушками крещен
И что от колыбели был храним
Он ангелом невидимым своим.
ДОЧЕРИ
Бой часов показался мне громом салюта.
Я поверил, что есть на земле чудеса.
Нашей дочери стукнуло в эту минуту —
Вы подумайте! — двадцать четыре часа.
Вся родня обновляет понятья, как платье:
С той минуты, как ты появилась на свет,
Стали тетями сестры и дядями — братья,
Мамы сделались бабками, прадедом — дед.
Превращенье такое решился б назвать я
Повышением в чине за выслугу лет.
Покупаю приданое, шлю телеграммы:
«Девять фунтов девица порядке дела».
У тебя, моя дочка, чудесная мама.
Ты б такую сама ни за что не нашла.
Может, если б отца ты сама выбирала,
Ты б другого, получше, чем я, пожелала.
Но не зря не дана тебе выбора власть.
И по-моему, дочка, с тобою мы квиты,
Я ведь сына хотел, выбрал имя — Никита.
И — скажите пожалуйста! — дочь родилась.
Через год этот день мы торжественно встретим,
За накрытым столом годовщину отметим.
А еще через год, а еще через два
Ты поймешь и сама поздравлений слова.
Как приятно, осмелюсь тебе доложить я,
Отмечать годовщины событий больших.
Но во время самих этих славных событий
Ох как трудно бывает участникам их…
Вот и мы, молодые, дождались потомка.
С добрым утром, родная моя незнакомка!
СЕРДЦЕВИНА
Как-то в летний полдень на корчевье
Повстречал я племя пней лесных.
Автобиографии деревьев
Кольцами написаны на них.
Кольца, что росли из лета в лето
Сосчитал я все до одного:
Это — зрелость дерева, вот это —
Юность тонкоствольная его.
Ну, а детство где же? В середину,
В самое заветное кольцо,
Спряталось и стало сердцевиной
Тонкое смешное деревцо.
Ты — отец. Так пусть же детство сына
Не пройдет перед тобой как сон.
Это детство станет сердцевиной
Человека будущих времен.
ЭКЗАМЕН
Роса и тающий туман,
И расставанье под часами,
А после — голову под кран
И без задержки на экзамен.
Чуть притушив сиянье глаз,
Таких восторженных, влюбленных,
Он начинает свой рассказ
Про наших предков отдаленных.
Теряясь от избытка чувств,
Он говорит про жизнь былую.
Его слова слетают с уст,
Хранящих свежесть поцелуя.
Для поздравленья на момент
Его задерживая руку,
Профессор думает: «Студент,
Что говорить, влюблен в науку!»
БЕССОННИЦА
Мне по колену стукнув молотком,
Воскликнул врач: — Отлично! Молодчина;
Ну, а теперь скажите сами, в чем,
По-вашему, бессонницы причина?
— Быть может, в том, что я стихи пишу?
Но диссертация? Боюсь не завершу…
Глаза врача на миг застлал туман,
Мелькнула в них презрительная жалость.
Так кто же я? Несчастный графоман?
И вдруг от униженья сердце сжалось.
Направит к психиатру! Что за бред?
Тогда врачу прочел я свой сонет.
— Недурно! — был диагноз. — Если так,
Пиши стихи — что может быть прелестней?
И лестный отзыв о моих стихах
Был занесен в историю болезни.
На что, безумец, жаловался я!
Прости меня, бессонница моя!
ТРЕТЬЯ ПОПЫТКА
В. В. Сякину
Ты не сразу бросаешь арену
И не сразу подводишь черту.
Три попытки даются спортсмену
Для того, чтобы взять высоту.
Неудача, но ты не в убытке:
Снова близок решающий миг.
Ты готовишься к третьей попытке,
Наблюдая попытки других.
Разбежался. Взлетел. И — готово!
…Возвещая о новой борьбе,
Выше ставится планка. И снова
Три попытки даются тебе.
А не вышло (попытка — не пытка),
Стиснув зубы, готовься и жди,
Если вдуматься, третья попытка
Остается всегда впереди.
ОТПЛЫТИЕ
Плывем! Проходят стороной
Причал с притихшею толпою,
Седые ветлы над водой,
Песок прибрежный золотой,
Табун коней у водопоя.
Лишь гребень шумного прибоя
Бежит вдоль берега за мной.
Как пес, нечаянно забытый
В последний миг на берегу,
Он мчится, пеною покрытый,
И чуть не лает на бегу.
УЛЫБКА
Среди развалин, в глине и в пыли,
Улыбку археологи нашли.
Из черепков, разбросанных вокруг,
Прекрасное лицо сложилось вдруг.
Улыбкою живой озарено,
Чудесно отличается оно
От безупречных, но бездушных лиц
Торжественных богинь или цариц.
Взошла луна. И долго при луне
Стояли мы на крепостной стене.
Ушедший мир лежал у наших ног,
Но я чужим назвать его не мог.
Ведь в этой древней глине и в пыли
Улыбку археологи нашли.
ОШИБКА
Однажды он ошибку совершил,
Напуганный, не знал, куда деваться,
И, дорожа спокойствием души,
Поклялся вообще не ошибаться.
Чтоб не споткнуться, он замедлил шаг,
Чтоб не забыться, спорить не решался,
А собственное мненье прятал так,
Что, собственно, без мнения остался.
Он никому на свете не мешал.
Его встречали вежливой улыбкой.
Ошибок он уже не совершал.
Вся жизнь его теперь была ошибкой.
ЛИЧНОЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВО
Скука
Кресло театральное
Превращает в место спальное.
Скука в зале заседания
Создает юдоль страдания,
Где у всех один порыв:
Поскорей бы перерыв.
Есть романы — сон спрессованный,
Есть тягучие стишки.
Были б мухи образованы,
Мухи сдохли бы с тоски.
Скука… От нее, безрадостной,
Сохнет ум и чахнет тело.
Скука — друг сорокаградусной,
Скука — враг живого дела.
Скука… Дух бюрократический
Дал ей собственный язык,
Превращая в труд физический
Обсужденье, чтенье книг.
Чтоб не множить эти муки,
Обязуюсь без затей
Не писать совсем от скуки
Ни стихов и ни статей.
КОК-САГЫЗ
Из цветов Тянь-Шаня кок-сагыз
Был когда-то всех бедней и плоше.
Мы преподнесли ему сюрприз
Стали делать из него калоши.
Но недолго длилось торжество.
Не успел он славой насладиться.
Люди научились без него
Проще и дешевле обходиться.
Ох, не сладко, побывав в чинах,
Снова стать скромнее скромной травки.
И грустит о прежних временах
Знатное растение в отставке.
СВЕТОФОР
Случилось как-то мне зайти по делу
В приемную начальника отдела.
Кто говорит: чудес на свете нет?
В глазах секретаря был КРАСНЫЙ свет.
Я не ушел. Я требовал приема.
«Начальник ваш, — шепнул я, — мой знакомый.
Мы — земляки. Мы дружим с детских лет».
Тогда в глазах зажегся ЖЕЛТЫЙ свет.
Когда ж одну чудесную записку
Я дал секретарю, нагнувшись низко,
В его глазах мигнул ЗЕЛЕНЫЙ свет,
И я вошел в заветный кабинет.
МУДРЕЙШИЕ
Случилось это в первобытном мире.
Один мечтатель, первым из людей
Установив, что дважды два — четыре,
Пришел к мудрейшим с формулой своей.
Отколотив как следует страдальца,
Мудрейшие прочли ему урок:
«Для счета нам отлично служат пальцы,
Не суйся в арифметику, щенок!»
На сотни лет
Их строгое внушенье
Закрыло путь таблице умноженья.
БОГОБОЯЗНЕННЫЙ БЕЗБОЖНИК
Хоть были комсомольцы
Невеста и жених,
Седой священник кольца
Надел на пальцы их.
«Я, — молвит теща строго, —
Тебе вторая мать!»
Боится теща Бога.
Боится тещи зять.
Осенний дождик капал.