«Сердечно уважаемый Сергей Митрофанович, если Вы меня еще помните, как уверяет наш общий молодой приятель Н. Любимов, — то может быть и захотите пойти навстречу моему желанию. Он говорил мне, что Вы редактируете славянский сборник. Мне очень трудно сейчас без работы не столько материально, сколько душевно… Заказана была мне книга воспоминаний к Октябрю — но Вы сами понимаете, что все воспоминания побледнели перед действительностью… Помните Мариоки? Помните «Твой сад»?.. Как все это давно было…»
«О Леонардо, о планетах ближних…» — Кульбин Николай Иванович (1866–1917), военный врач, художник, теоретик русского футуризма.
«Как воду чистую ключа кипучего…» — Посвящено поэту Николаю Алексеевичу Клюеву (1884–1937), чьим творчеством Городецкий серьезно интересовался.
«Родятся в комнатах иные…» — Клычков Сергей Антонович (1889–1940), поэт, прозаик.
«Хрычей, и девок, и глазастой…» — Верхоустинский Борис, автор книг рассказов «В лесах», «Утренняя звезда», романа «Молодое вино». На сохранившемся экземпляре сборника «Утренняя звезда» дарственная надпись автора: «Другу и брату во кресте. Сергею Митр. Городецкому. Автор. 6.1.1916. Петроград».
«Корявой погани, грибья и хворостины…» — Нарбут Владимир Иванович (1888–1944) — поэт.
«Просторен мир и многозвучен…» — Стихотворение посвящено Н. С. Гумилеву (1886–1921). Вместе с Городецким Н. Гумилев стал основателем нового литературного направления — «акмеизм». Городецкий писал в автобиографии «Мой путь»: «Я все более разочаровывался в душном мистицизме символистов, в их стремлении к потустороннему. Мы организовали «Цех поэтов»… Издавали журнальчик «Гиперборей». Выдумали акмеизм (Гумилев предлагал «адамизм»), устраивали диспуты. Нам казалось, что мы противостоим символизму». «Дорогому Сереже Городецкому, брату-акмеисту в память веселых дней, когда мы бывали вместе», — написал Гумилев на книге «Колчан».
«О звездах, о просторах черных…» — Стихотворение посвящено Лозинскому Михаилу Леонидовичу (1886–1955), поэту, переводчику, одному из участников «Цеха поэтов».
«Он верит в вес, он чтит пространство…» — Посвящено Мандельштаму Осипу Эмильевичу (1891–1938), одному из талантливейших участников «Цеха поэтов».
В 1921 г. О. Мандельштам писал (публикуется впервые, архив С. Городецкого): «Вопреки всем-всему я утверждаю, что Городецкий остался верен себе. Узнаю во всем старого Городецкого времен Цеха и акмеизма и с любовью жду и прозреваю будущего Городецкого».
«Я отроком в музее меж дверей бродил…» — Зенкевич М. А., поэт, один из активных представителей акмеизма. Даря в 1928 году Городецкому книгу стихов «Поздний пролет», М. Зенкевич написал: «Вечно молодому Сергею Городецкому в знак старой акмеистической дружбы».
«В начале века профиль странный…» — Посвящено Анне Андреевне Ахматовой (1889–1966).
«В высоком кургане, над морем, над морем…» — Стихотворение посвящено Елизавете Юрьевне Пиленко (Кузьминой-Караваевой; 1891–1945), поэтессе. Ее первая книга «Скифские черепки» вышла в Петрограде в издательстве «Цеха поэтов».
«Безбровые очи наивно смежила…» — Тургенева Анна Алексеевна (1890–1966), художница, первая жена Андрея Белого.
Седьмая книга стихотворений Городецкого, вышедшая в свет между 1 и 7 января 1915 года. Вспоминая о ней позже, автор писал: «Когда началась первая мировая война, я был захвачен ура-патриотическим угаром… написал и стихи о верноподданнической демонстрации перед Зимним дворцом в день объявления войны» («Мой путь», с. 326). Но вместе с тем Городецкий не отвергал все стихи, вошедшие в эту книгу. В той же автобиографии он писал: «Живые до сих пор строки я написал в день героической гибели авиатора Нестерова, а стих «Буй-Роман» перепечатал в «Сев. сиянии». Книга почти единодушно была осуждена критикой. Например, рецензент М. Долинов писал: «Стихи неубедительны и напоминают прозаические рассуждения на патриотические темы» («Петроградские вечера», кн. 4. Пг., 1915, с. 235). В АСГ хранится экземпляр книги «Четырнадцатый год» с небольшими авторскими исправлениями отдельных стихотворений.
Воздушный витязь. Нестеров Петр Николаевич (1887–1914) — выдающийся военный летчик, первым в мире выполнивший «мертвую петлю». 26 августа (8 сентября) 1914 г. впервые применил в бою воздушный таран и погиб.
Буй-Роман. Роман Мстиславич, князь Галицко-Волынского княжества в период его подъема. Вой — воины. Волшба — колдовство. Нестор — русский летописец XI — начала XII в.
Строитель Даниил. Даниил — Даниил Галицкий (1201–1264), старший сын Романа Мстиславича, князь Галицко-Волынского княжества, выдающийся политический и военный деятель. Вторым по Соломоне — то есть уступал по уму только Соломону, знаменитому библейскому мудрецу — так говорится о Данииле в Ипатьевской летописи. Волхвованье — колдовство. Авдий — упоминаемый в Ипатьевской летописи художник и скульптор, украсивший церковь Иоанна Златоуста в столице Галицко-Волынского княжества г. Холме. «Вежа… до небес…» — деревянная башня на каменном фундаменте высотой в 15 локтей, поставленная при Данииле в Холме; она господствовала над городом и, по словам летописца, «светилась на все стороны»; вокруг нее Даниилом был разбит огромный сад. Корону на себя наденьте… римский папа Иннокентий, — Здесь Городецкий соединил два разных исторических факта: папа Иннокентий III предлагал корону Роману Мстиславичу, который от нее отказался; папа же Иннокентий IV предложил корону Даниилу, и он ее принял, став королем.
Восьмая книга стихотворений Городецкого, вышедшая в Тифлисе в 1918 году, объединила стихи, написанные во время первой мировой войны на Кавказском фронте. Как корреспондент газеты «Русское слово» и сотрудник Союза земств и городов Городецкий отправился в Турецкую Армению и «там, видя нищету и разорение, собирая сирот на дорогах, где белели затоптанные в прах кости армянского народа, я начал освобождаться от империалистических иллюзий» («Мой путь»).
Сборник стихов «Ангел Армении» посвящен Ованесу Туманяну. На одном из экземпляров Городецкий сделал дарственную надпись: «Вам, светлый друг, я посвятил эту книгу не только потому, что я до корня сердца очарован Вашей личностью, но и потому, что Ваше имя — это идея, прекрасная идея армянского воскресения в дружбе с моей родиной».
Армения. В варианте, опубликованном в сборнике «Ангел Армении», есть позже снятая поэтом строфа:
Узнать тебя, понять тебя! Обнять любовью,
Друг другу золотые двери отворить!
Армения, звенящая огнем и кровью,
Армения, тебя хочу я полюбить.
С. Городецкий вспоминал, что это стихотворение он принес О. Туманяну 13 апреля 1916 г.
Арчак. Арчак — озеро в Западной Армении к северо-востоку от г. Вана. Сипан — вулкан в Западной Армении. В очерке «Разоренный рай» Городецкий писал: «А горы все понижаются, их очертания становятся все мягче и ленивее, опять краснеют сплошные поля маков. И вдруг ярко-синим треугольным лоскутом сверкает между горами Арчак — тихое озеро. Как мирно жили на его берегу, за оградами тополевых садов! Три тысячи было жителей. Земли было много. У кого турки отнимали земли, — тот шел на промысел к нам, в Баку. И вот все разрушено. Церковь осквернена. Семьдесят стариков и старух — все, что осталось. Зато растолстевшего воронья не счесть, костей не собрать, пепла не развеять. Всюду запустение. На полях согбенные фигуры беженцев, собирающих прошлогоднюю пшеницу» («Об Армении и армянской культуре». Ереван, 1974, с. 24).
Ван. Ван — город в Западной Армении, столица Урарту в IX–VI вв. до н. э. В 1915 г. Городецкий писал в статье «Город призраков»: «Ван — могила. Ван — беспредельное кладбище. Это город мертвых. Было больше ста тысяч жителей. Осталась только память о них — три-четыре тысячи беженцев. Были сады, дворцы, церкви, мечети, бани и десятки тысяч уютных, удобных, красивых по-своему домов, — остались от всего этого груды праха. Ванские дома — глинобитные, и, разрушаясь, они превращаются в землю» («Об Армении и армянской культуре», с. 32–33).
Сад. «За каждым домом был сад, — писал в статье «Город призраков» Городецкий, — взлелеянный своим хозяином. Алые там наливались яблоки. Сложная сеть каналов поила сады. И вот нет воды. Гибнут сады. Сгорают на жгучем солнце плодовые деревья» («Об Армении и армянской культуре», с. 33).
Ангел Армении. Масис — древнее название горы Арарат. Ахтамар — остров на озере Ван. Айастан — древнее название Армении. Надежда на возрождение попранной земли звучит и в публицистике Городецкого того времени. Он писал в очерке «Жизнь неукротимая»: «И вот тогда же, в этом крестном пути, я увидел, что, несмотря на все беды беженства, жизнь не прекращается, все идет своим чередом: дети родятся и растут, старики умирают, а девушки вставляют серьги в ноздри, чтобы дурной глаз не сглазил их красоты, и обмениваются кольцами со своими сужеными. По вечерам, на становьях, не раз я видел пляски, слышал пение и музыку. Слагался своеобразный быт в этой дорожной жизни, и ко всему привыкающий человек осваивался и с этими условиями, — словом, все побеждала, все преодолевала жизнь неукротимая. Из тех тяжелых дней вынес я светлую уверенность, что разоренный ванский рай восстановится скорее, чем можно этого ожидать, глядя на развалины: жизнь, ютящаяся в них, тому порукой» («Об Армении и армянской культуре», с. 48).
Двенадцатая книга стихотворений Городецкого, вышедшая в июне 1921 года и в общем довольно сочувственно принятая критикой. В рецензии П. Анапского, между прочим, было сказано: «Книга эта — сплошной гимн советской власти, «Серпу и Молоту и Труду»… В этой книге уже сказался яркий певец пролетарской революции, впитавший в себя тончайшие изгибы новой эпохи» («Советский юг», 1921, 29 октября). И. Оксенов также считал, что «развертывающаяся ныне великая социальная борьба» воспринята автором горячо и передана «местами с подлинным пафосом». Вместе с тем, по мнению рецензента, «в иных местах чутье изменяет поэту, или же у него не хватает поэтического напряжения, и вместо огненных слов выходят бледные трафареты» («Книга и революция», 1922, № 3 (15), с. 73). Наконец, Брюсов в обзоре «Вчера, сегодня и завтра русской поэзии» отнес Городецкого к числу «тех, кто нашли в себе живой отклик на современность. Его стихи — шаги вперед, а не топтанье на месте, им