Кожу на лице стало пощипывать, начали подергиваться мышцы на руках, ногах и спине.
— Первый раз наблюдаю «дождь» такой силы! — сказал Ивашура и скомандовал: — Быстро в вертолет! — Зубы его замерцали призрачным зеленоватым светом. — Металлический корпус послужит экраном.
Они побежали к вертолету, при каждом прыжке ощущая болезненные покалывания в нервных узлах. В кабине буйство электричества прекратилось, перестали светиться зубы, нос, пальцы. Пилот только головой покачал, глядя на вакханалию света за стеклом кабины. Видимо, напряженность электрического поля продолжала нарастать, потому что начали светиться трава, почва, камни, упавший вертолет. Красивые изменчивые голубые и зеленые волны сияния накрыли болото метровым пушистым ковром.
— А где Михаил? — спросил вдруг Ивашура, бросив возиться в углу с каким-то прибором.
— Снимает, — сказал пилот.
Рузаев стоял на упавшем вертолете, окруженный электрическими сполохами, не отрываясь от видоискателя кинокамеры.
Ивашура ударил ногой в дверцу, высунулся по пояс и закричал.
— Михаил, в кабину! Живо!
Рузаев оглянулся, опустил кинокамеру, и в ту же секунду словно судорога передернула Башню: она искривилась, заколебалась, как мираж, готовый растаять, исказился горизонт. «Судорога» пробежала от Башни по земле, перечеркнув оранжевый бок вертолета с человеком на нем, какие-то странные, светящиеся фигуры встали над болотом, полетели световые стрелы и копья…
Вертолет с людьми качнулся, Ивашура едва не вывалился наружу, но пилот успел удержать его за полушубок. Один из светящихся лоскутов воткнулся в лобовое стекло кабины. Жгучий свет залил все вокруг, ослепленные люди попадали на пол, закричала Ирина, и вслед за световым ударом в кабину ворвалась тьма…
Ивашура пришел в сознание первым. Ломило в висках, все тело казалось водянистым и рыхлым, отказывалось повиноваться. Пилот полулежал на своем сиденье с равнодушным лицом, продолжая сжимать в окаменевших руках штурвал.
Зашевелился Одинцов, молча сел, ощупывая лицо. Ивашура нагнулся к врачу, легонько похлопал ее по щеке. Девушка вздохнула и открыла глаза…
— Будто из мясорубки вынули, — пробормотал Одинцов и с трудом встал. Его повело в сторону, и он вцепился в спинку пилотского сиденья.
Ивашура открыл дверцу и выглянул из кабины.
Почва, вывороченные пласты торфа, кочки, трава были покрыты странным серебристым налетом, словно инеем. В воздухе витали запахи металла и жженого волоса, отчего у всех запершило в горле.
Башня стояла на том же месте, такая же мрачная, темная и ощутимо массивная, вершиной уходящая в пелену облаков.
Ивашура тяжело спрыгнул на землю и дико оглянулся вокруг.
— Ничего не понимаю! Куда он делся? Михаил!
Потерпевший аварию оранжевый вертолет исчез, и вместе с ним исчез Рузаев.
— Не может быть! Куда они подевались? Михаи-ил!…
Издалека послышался нарастающий рокот, и над лесом показались вертолеты. Лейтенант вызвал-таки подмогу.
— Что это было с нами? — тихо спросил Одинцов.
— Мы попали в зону «призраков», — отозвался пришедший в себя пилот, словно одним словом мог объяснить все происходящее.
3
В поисках таинственным образом исчезнувшего Рузаева участвовало пять военных вертолетов и отделение солдат под командованием лейтенанта Кущи, но найти эксперта не удалось. Не удалось отыскать и разбитый вертолет авиаконтроля, и это обстоятельство заставляло искать нетривиальные объяснения их исчезновения.
В домике штаба попискивал пульт селектора, доносились переговоры исследовательских групп — рации всех групп работали на одной частоте. У пульта селектора сидел хмурый Ивашура и слушал Богаева. У перегородки возле рации спецсвязи устроился радист с наушниками на голове, второй что-то тихо ему втолковывал, иногда оглядываясь на Ивашуру.
Одинцов стоял у окна, сложив руки на груди. Старостин ходил от перегородки до ряда стульев, иногда шумно вздыхая.
— Надо прекратить походы к Башне, — сказал он наконец, останавливаясь у окна. — Иначе будут новые жертвы.
— До сегодняшнего дня жертв не было, — проворчал Богаев. — А исчезновение Рузаева, возможно, вполне объяснимо…
— Конечно, объяснимо: распался на атомы! Подходит такое объяснение?
— Нет, здесь все не так просто, — возразил Ивашура. — Эксперты сделали анализ образцов грунта на том месте, и оказалось, что состав верхнего слоя почвы в зоне появления «призраков» не соответствует составу окружающих зону почв.
— Ну и что?
Ивашура помолчал.
— Есть идея, но высказывать ее преждевременно. Извините.
В домик вошел Гаспарян, отряхнул снег с шапки, разделся, прошел во вторую комнату, причесываясь на ходу.
— Снимай поиск, — сказал он Ивашуре. — Местность открытая, искать больше негде. Провалиться в болото вертолет с Мишей не мог, мы проверили — там выход глины, толщина верхнего слоя с торфом всего около двух метров.
Ивашура посмотрел на Одинцова, одетого в полковничью форму, тот еле заметно кивнул.
— Хорошо, ты прав. Виктор, передай поисковикам отбой.
Радист встрепенулся и потянулся к панели рации. Гаспарян сел, аккуратно поддернул брюки, все молча смотрели на него, будто на вестника беды. Старостин снова зашагал из угла в угол, радист передал в эфир приказ Ивашуры, и в домик вернулась прежняя тишина.
— А что с экипажем упавшего вертолета? — поинтересовался Одинцов. — Причину аварии установили?
— Причина довольно необычна. — Гаспарян хмыкнул. — Они летели на высоте трехсот метров и работали с регистраторами полей и частиц, настраивали лазерный спектроскоп. А потом вдруг, по словам пилота, вертолет «дернуло» к Башне с такой силой, что двигатель заглох. Ну и грохнулись, естественно.
— Что значит «дернуло»?
— То, что вертолет попал в какой-то «притягивающий конус». Толчок был так силен, что они пролетели по направлению к Башне больше четырехсот метров! Побились, конечно, здорово. У пилота сломаны два ребра и разбита голова, у остальных то поломана рука, то выбиты зубы, вывихи, ушибы, содрана кожа…
— Хорошо хоть живы остались! Неужели открыли новое явление? Никто не сообщал раньше ни о чем подобном.
— Вот поэтому я и говорю — следует прекратить вылазки и полеты к Башне, — сказал Старостин. — Мартын Сергеевич, надо пересмотреть режим безопасности исследований, и немедленно. Игорь Васильевич, — заместитель Председателя Верховного Совета повернулся к Ивашуре, — вы же понимаете, что первым делом с нас спросят за людей, за соблюдение норм безопасности, а уж потом за ход исследований. Подходить к Башне опасно, а если до сих пор обходились без жертв, так это чисто случайно, а не из-за мер предосторожности. То, что вас «предупреждают» пауки, — не довод.
Старостин вытер платком лоб, сел, снова встал. Он был взволнован, раздражен и не скрывал этого.
— Что мне докладывать в Москву? Что такое Башня — вы не знаете, чего от нее ожидать дальше — тоже не знаете. А знать необходимо, иначе проглядим катастрофу.
— Доложите что есть, — пожал плечами Богаев. — К сожалению, рост Башни вывел ее за пределы чисто научных проблем, добавил социальное и политическое звучание, отмахиваться от этого нельзя. Вопрос эвакуации района из опасной зоны — вопрос социальный, бытовой, психологический, экономический, финансовый и так далее. Его надо решать в первую очередь, время не ждет.
На панели рации загорелся глазок индикатора, радист поправил наушники, выслушал и сказал подошедшему Ивашуре:
— Посты наблюдают «глаз дьявола», аппаратура сейсмологов регистрирует подземные шорохи.
Ивашура кивнул, повернулся к остальным.
— Извините, товарищи, я вас покину. Владлен Денисович, ты тут без меня…
Богаев исподлобья посмотрел на Старостина.
— Хорошо, Игорь Васильевич.
Ивашура кивнул Гаспаряну, они оделись и вышли.
— Похоже, приближается очередная «пульсация», — сказал Ивашура уже в кабине вертолета. — Башня активизируется. Больше ничего не нашли?
Гаспарян выразительно посмотрел на товарища.
— Ты имеешь в виду Мишины вещи? Ничего. — Он помолчал. Пилот поднял легкую машину в воздух. — Правда, ближе к стене ребята нашли останки двух пауков. Такое впечатление, будто ими выстрелили из пушки. А в стене напротив того места, где упал вертолет авиаконтроля, на высоте трехсот метров обнаружился глубокий провал, словно часть стены рухнула внутрь.
— Вот как? На высоте трехсот, говоришь? И вертолетчики шли на той же высоте… Совпадение?
— Не знаю, но меня это насторожило. Надо бы дать задание экспертам специально понаблюдать за стеной.
Внизу проплыла дорога с идущей по ней грузовой автомашиной. Лес кончился, началось заснеженное поле колхоза «Жуковский». Башня угрюмо нависла слева, придавая пейзажу гротескную нереальность декорации.
У опушки леса стояли военные палатки, а чуть поодаль, на холме, неторопливо вращала антеннами радиолокационная станция.
Вскоре вертолет пошел на снижение и опустился у кромки леса на другой стороне поля возле штабелей бревен и куч хвороста. В поле уходила цепочка бревенчатых вышек разнокалиберной высоты — от восьми до двенадцати метров. Из окон вышек, обращенных к Башне, торчали стволы стереотруб, кино- и фотоаппаратуры, рога и решетки звуковых антенн, окуляры лазерных дальномеров и спектроскопов.
Ивашура зашел в один из двух передвижных домиков и вскоре вернулся с бородатым физиком по фамилии Меньшов, которого звали Виталием Борисовичем. Физик подал руку Гаспаряну, и они направились к ближайшей вышке.
Верхняя площадка вышки была огорожена и походила издали на скворечник. К ней вели десять пролетов крутой лестницы с заледеневшими ступеньками. Чем выше поднимались люди, тем сильнее становился ветер. У самой площадки он, в сочетании с морозом, пронизывал одежду насквозь.
На площадке было чуть теплее. В сторону Башни смотрела подзорная труба на треноге, кинокамера и крупнокалиберный пулемет, у которого возились двое парней в танковых шлемах. Третьим оказался профессор Гришин, поглядывающий в окуляр трубы и записывающий что-то в блокнот.