— Простите, не сдержался. Все мы знаем положение больного, и нет смысла спорить по мелочам. Я, безусловно, хочу его вылечить и буду рад, если ошибусь, предполагая худшее. Что вы хотите предложить, Клим?
— Сначала я хотел бы выслушать остальных, и прежде всего вас, Карой. Данные анализа я знаю, только выводы и прогноз.
Нейрохимик положила ногу на ногу. Держалась свободно и непринужденно, и было заметно, что взгляды мужчин ее занимают мало. Мальгин невольно сравнил Карой с Купавой, тип лица у обеих женщин был одинаков, вероятно, обе имели славянские корни, общих предков; но если красота Купавы была милой, «домашней», противоречащей, кстати, ее резкому независимому характеру, то у Карой доминировала печать интеллекта, деловой независимости и уверенности. Тонкое смуглое лицо ее с бровями вразлет притягивало взоры и заставляло мужчин держать себя в постоянном напряжении.
— Я бы хотела вернуться к спору и поддержать коллегу Стобецкого, — произнесла женщина глубоким контральто. — Судя по цитохимическому изменению структурных органелл нейронов и расстройству всей нервной системы, у Шаламова действительно начался распад психики. Вы должны понимать, что может последовать за превращением биполярных нейронов чувствительных ганглиев в мультиполярные, а именно этот процесс у пациента и происходит. Вывод один: у больного налицо прогрессирующий синдром «черного человека»- термин коллеги Каминского. Процесс перерождения нервной ткани замедлился, но начинают сказываться качественные эффекты: тело больного, его ЦНС, по сути, действуют самостоятельно в соответствии с какой-то внутренней программой, закодированной информацией, полученной Шаламовым от маатанского компьютера. Вот-вот наступит кризис: больной балансирует на тонкой грани перехода человек-нечеловек, негуманоид, и, кем он станет, не вмешайся мы, одному богу известно.Необходима срочная,очень рискованная,причем не только для пациента, но и для хирурга, колоссальной сложности операция! Это все, что я могу предложить. Если не возражаете, согласна быть ассистентом хирурга по координации.
— Но сам больной во время «фаз хозяина» или «пароксизмов бодрствования» категорически возражает против операции,- вскинул голову Заремба.
— Вот именно- «пароксизмов»,- буркнул Стобецкий. — Я склонен полагать, что это не просветление сознания, а именно моменты псевдосознания, когда за Шаламова говорит его нарождающееся второе «я», часть интеллекта, контролируемая информацией «черного человека».
— Согласен, — кивнул Каминский, включаясь в разговор. — Мы пришли к такому же выводу. Внутри больного формируется личность «черного человека», и к чему это приведет, когда формирование закончится, боюсь и представить. Случай беспрецедентный в моей практике, да и в мировой тоже. Я вообще не понимаю, почему Шаламов в той ситуации не воспользовался двигателем как передатчиком, чтобы дать SOS.
— По утверждениям экспертов, он им воспользовался, но, к сожалению, наши СПАСы его не услышали, — сказал Джума Хан. — Диапазоны их частот прослушивания весьма далеки от тех, что возбуждаются в компакт-камерах двигателя. Что касается действий Шаламова, то он был спасателем и в создавшейся ситуации иначе поступить не мог, он спасал пусть и не человека, но разумное существо! Однако я не стал бы обвинять и маатан в том, что они не люди. Конечно, они не люди! Совсем иные, со своей этикой и моралью, которые кажутся нам несовместимыми с логикой жизни и даже враждебными, они действуют так, как воспитаны своей средой, привычным укладом бытия. И все же позвольте мне не согласиться с последним утверждением об их враждебности, ибо почему в таком случае «черный человек», спасенный Шаламовым, придя в себя на родной планете, несмотря на все различия психо- и эмоциосфер, на многовековые традиции, запрещавшие видеть в гуманоидах разумных существ — а есть подозрения, что маатане знают о нас давно, гораздо раньше, чем мы узнали о них, — почему он вопреки всему потенциалу цивилизации добрался до станции связи и сообщил нам координаты Горловины, зная, что обрекает себя на остракизм?
— Однако!- крякнул Каминский.- Вы, уважаемый коллега, вторглись, по-моему, не в ту область. Речь идет о Шаламове, о его характере, почему он пошел на такой огромный риск, имея всего один шанс из миллиарда!
— Видимо, идея прямого подключения к чужой машине завладела им целиком и была интереснее остальных, — сказал Мальгин, с удивлением окинув взглядом лицо Хана. — Джума прав, Шаламов был не просто спасателем, но и разведчиком-исследователем, склонным к непрогнозируемому риску. Думаю, у него даже мысли не возникало — спасать или не спасать, вопрос был только — как спасать!
— Ну это-то как раз норма, — проговорил Каминский, — норма человечности, как я ее понимаю.
Помолчали. Мальгин перевел взгляд на Хана.
— Ваше мнение, Джума?
— У нас в запасе двое суток, многое еще может измениться.
Мальгин понял врача тотчас же: Джума Хан нашел способ выявить дополнительную информацию. Но открыто говорить об этом не хотел.
— Тогда продолжаем работу в соответствии с заданиями, — сказал Мальгин сухо. — Соберемся вечером. Извините.
В свой кабинет он вошел вместе с Джумой, остановив попытку Зарембы войти следом:
— Иван, поработай с Готардом, ему понадобится твоя светлая голова. Я до вечера буду занят.
Заремба пожал плечами, подозрительно посмотрел на бесстрастного Хана и нехотя удалился, проворчав напоследок:
— Что-то не нравитесь вы мне, заговорщики…
— Ну? — сказал Мальгин, когда врач сел напротив.
— Я договорился с безопасниками: нас доставят в Горловину к столкнувшимся кораблям вместе с кибернетиками, специалистами по компьютерам. Времени на сборы в обрез.
— Я-то готов, но одного изучения шаламовского координатора будет недостаточно.
— Знаю. Вопрос контакта с маатанами решается. Пока мы будем в Горловине, безопасники и пограничники проработают модель контакта по нашему делу и сформируют свою ПР-группу. Я уже включен в нее и рекомендовал вас.
— Согласен, — без колебаний сказал Мальгин.
— Не сомневался. У вас есть полчаса на сборы, в управлении мы должны быть в два ноль-ноль. Кстати, вы будете настаивать на своем предложении?
— Каком именно?
— О прямом подключении к мозгу больного.
— Если не будет иного выхода.
— Я могу рискнуть вместо вас…
— Спасибо, Джума. Разговор преждевремен, но я буду иметь вас в виду, хотя едва ли соглашусь. Жаль, что я не знал вас раньше.
Джума Хан улыбнулся.
— И мне жаль, что я не был знаком с вами.
Мальгин встал, и в это время в кабинет вошла Карой Чокой, остановилась на пороге, посмотрев на мужчин с ироническим прищуром.
— Не соблаговолят ли джентльмены взять с собой женщину, знакомую с ксенопсихологией не понаслышке?
«Заремба, — понял Мальгин, — она говорит его словами. Обиделся и натравил ее на нас. Ну, погоди, информатор!»
— О чем это вы?
— Насколько я поняла, готовится экспедиция на Маат, и я хотела бы войти в ее состав.
— Официальной информации о подготовке экспедиции у меня нет, — сдержанно сказал Мальгин. — Так что едва ли смогу быть вам полезен. К тому же вы, по-моему, нейрохимик, биолог, а не ксенопсихолог.
— Она Т-специалист, — сказал негромко Джума. — У нее два диплома. В качестве ксенопсихолога Карой не работала, но проходила практику на «Эдипе-2».
Мальгин с удивлением посмотрел на Хана. «Эдип-2» был станцией зоны контакта в системе Маата, и работали там в основном безопасники, прошедшие школу психотренинга в Институте внеземных культур. Попасть практикантом на станцию мог далеко не каждый ксенопсихолог-профессионал.
— Мне просто повезло,- любезно пояснила Карой, видя мимику Мальгина. — Мой отец заболел и не смог явиться на «Эдип», а я убедила председателя комиссии, что смогу его заменить.
— И все-таки вас дезинформировали, — сказал Мальгин, недовольный в душе.
— Об экспедиции речь не шла, — не моргнув глазом добавил всепонимающий Джума, — мы говорили о способах давления на маатан. Поскольку виноваты в аварии они, без предупреждения использовав диапазоны частот наших компакт-струнных машин, у нас появилась мысль использовать этот факт.
— То,что для нас является де-факто, для маатан- вовсе не де-юре,- покачала головой женщина.- Вы еще убедитесь в этом.Что ж, прошу джентльменов извинить за вторжение. До встречи вечером.
Карой вышла.
— Умная женщина, — сказал Джума Хан со странной интонацией, глядя ей вслед. — Едва ли мы ее убедили.
— Предпочитаю рисковать только собой, — буркнул Мальгин. — К тому же не я играю в этом деле первую скрипку. Откуда вы ее так хорошо знаете?
— К сожалению, не так хорошо, как хотелось бы. Говорят, она мастер спорта по десятиборью.
Мальгин подозрительно и с неудовольствием посмотрел на врача.
— Вы, кажется, не прочь взять ее с собой?
— Ни в коем случае, просто констатирую факт.
— Тогда в путь.
3
Одетые в кокосы — компенсационные костюмы спасателей (по терминологии спасателей, пограничников и безопасников), Мальгин и Джума Хан присоединились к ожидавшей их группе молчаливых крепких парней, и руководитель десанта (риск-обоймы) Игнат Ромашин дал знак двигаться. Десантники гуськом потянулись к метро управления. Группа риска набиралась в основном из профессионалов отдела безопасности, но среди них были и представители технического сектора управления: кибернетики, специалисты в области интелматики, археонавты, ксеноматематики, инженеры и контакторы, специалисты Института внеземных культур в области неземных технологий. Всего в риск-обойму вошли тридцать человек, считая Хана и Мальгина.
— Вас искал Таланов, — тронул Мальгина за плечо Ромашин, рослый, с малоподвижным суровым лицом и седыми висками; они пошли рядом. — Я сказал, что риск участия в экспедиции не больше, чем при купании в шторм, и Богдан меня понял. Но это не преувеличение. Не лучше ли, пока не поздно, отказаться от похода? Вы один из лучших нейрохирургов Системы, и мне потребовалось убедить в необходимости вашего участия не только Таланова, но и СЭКОН (сектор этического и социального контроля за опасными исследованиями (подкомиссия ВКС — Высшего координационного совета).