— Кажется, я понял, — помолчав, сказал председатель СЭКОНа. — Нам тоже приходится иной раз заниматься делами со скрытой спецификой.Например, кто-то лет шестьдесят назад завез на Марс семена амброзии,и вы видели, что там сейчас творится? Амброзия мутировала, покрыла уже треть Марса, и человек оказался бессилен в борьбе с ней!
— Я не знала,- удивленно произнесла Боянова.- Но ваша-то комиссия тут при чем?
— Нам теперь приходится оценивать экологическую чистоту средств уничтожения амброзии, а сделать это непросто.
Комиссар покачала головой и задумалась. Лицо ее разгладилось, морщинки, придающие лицу жесткое выражение строгости и решительности, исчезли, и Ландсберг с удивлением обнаружил, что Власта Боянова просто красивая женщина.
11
Состояние инсайта пришло, как всегда, неожиданно: багровая пелена застлала глаза, в голове с тонким ледяным звоном лопнула «почка» боли, проколола все тело насквозь, и чей-то незнакомый гортанный голос застрял в костях черепа:
— Глубь… владение микрокосмом «я»… память включ…
Очнулся Мальгин от удара: партнер не понял его состояния и продолжал вести бой.
— Стоп! — Клим поднял руку ладонью вперед и помотал тяжелой головой, освобождаясь от пелены в глазах. — На сегодня достаточно.
Партнер- голографический мираж с полным сенсомоторным эффектом- поклонился и исчез. Тренер-инк высветил на шишке головы желто-зеленую гамму и ворчливо заметил:
— Сегодня ты был невнимателен, соотношение пропущенных и нанесенных уколов шесть к одному.
— Я хирург, а не профессионал рукопашного боя, — пожал плечами Мальгин, приходя к выводу, что регулировать спонтанные инсайты-озарения, когда в результате каких-то неосознаваемых процессов проявляется новая порция чужой информации, он пока не в состоянии. Зато достоянием сознания становятся удивительные вещи!
— Но я тебя еще достану, — закончил Клим, отправляясь в душ.
Когда он вышел из душевой, вытирая мокрые волосы, отросшие, но еще короткие, в гостиной его ждала Карой.
Некоторое время они смотрели друг на друга: женщина- нерешительно и с непонятным ожиданием и Мальгин- с забившимся сердцем, затем Карой улыбнулась:
— Мне не следовало приходить сюда, но я не смогла себя перебороть. И я не знаю, что это такое, и не хочу заглядывать в будущее, и не советуюсь с прошлым, а в настоящем я… — Женщина изумленно округлила глаза, когда Мальгин вдруг оказался рядом и молча подхватил ее на руки.
Он успел ощутить ее эмоции и проникнуть в мысленный мир еще до того, как она начала говорить. Несмотря на красоту, видимое благополучие, твердый характер и умение добиваться цели, Карой была одинока и не знала, как это одиночество преодолеть. Зато она знала, была уверена, что и Мальгин также одинок. В голове пискнул задавленный волей голос рассудка.
«Чего ты хочешь?»- спросил Мальгин сам себя, целуя женщину. У него кружилась голова.
«Берегись необдуманных поступков, потом будешь жалеть».
«Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься».
«Не разрушай душевного комфорта, создавать его снова и снова — печальная участь. И остерегайся также приступов своей любви! Слишком скоро протягивает одинокий руку тому, кто ему встречается».
«Если ты заговорил голосом Заратустры, то позволь напомнить его слова: «Одинокий, ты ищешь дорогу к самому себе! И твоя дорога идет впереди тебя самого и твоих семи демонов». Достаточно? Пусть будет все, что будет. И убирайся к черту!»
Голос рассудка отступил в тень сердца. Мальгин сам был удивлен, что ему удалось справиться с рассудком так легко, но тут же забыл об этом.
— Ты с ума сошел! — с трудом проговорила Карой непослушными губами, пунцовыми от долгого поцелуя. — Ты не так меня понял…
— Все я понял как надо, — не согласился Мальгин, отступая с приятной ношей в спальню. — Я теперь прямой кандидат в «черного человека», поэтому могу позволить себе все, что взбредет в голову. И сопротивляться мне опасно.
Он снова обнял Карой, несмотря на ее робкое сопротивление, поймал ее горячие вздрагивающие губы.
— Ты с ума сошел! — выдохнула она снова еле слышно несколько минут спустя.
Мальгин не ответил, снимая с нее похожее на слой травы платье. Но мысленно они раздели друг друга еще раньше…
Два часа пролетели как одно мгновение, и запомнить их не было никакой возможности. Любовь стара как мир, но ее переживания вечно новы и неповторимы.
Кто-то звонил ему несколько раз, и «домовой» честно отвечал всем, что хозяин спит. Впрочем, может быть, это и в самом деле был волшебный сон, обнаживший не только тела, но и души? Раскрепостивший сознание, перепутавший чувства, возведший наслаждение в ранг абсолюта,сбросивший оковы обыденности и вознесший их на олимп короткого, как вздох, счастья обладания?
Не размыкая объятий, они пили клюквенный морс, потом дурманящий напиток под названием «Старорусский», вкусный «Букет Молдовы», травяной бальзам, березовый сок и не могли напиться. И лишь когда «домовой» в который раз ответил кому-то, что хозяин отдыхает, Мальгин понес женщину в душ.
Выйдя из душа, они завернулись в халаты и, поглядывая друг на друга, с наслаждением выпили по пиале обжигающего горло душистого чая, ароматизированного гавайскими цветами и плодами маракуйи и киви. Карой вдруг смутилась, поймав его взгляд, порозовела, но глаз не отвела.
— Клим…
— Я знаю, — кивнул он с улыбкой. — Мы были вместе, но дороги наши еще не слились. И сольются ли, ты не знаешь.
— Не осуждай меня, мастер.Мы нужны друг другу, ты не сможешь это отрицать, и все же между нами иные судьбы. Впрочем, — взгляд женщины стал твердым, — я лгу. Не знаю, люблю ли я тебя, Клим, но все теперь зависит только от тебя. Стоит тебе позвать…
— И это я понял. — В голосе хирурга прозвучала вдруг глубокая тоска. — Прости меня.
— За что? — Карой покачала в руке пиалу. — Не произноси случайных слов. Я пришла сама, прекрасно понимая, что будет.
Кровь на мгновение прилила к щекам Мальгина. Карой заметила это, улыбнулась.
— А ты изменился, мастер… не знаю, правда, кого благодарить за это. «Черного человека», Шаламова? Но такой ты мне гораздо ближе, чем прежний человек-да.
— Я давно уже не человек-да,- пробормотал Мальгин, успокаивая дыхание. — Хотя еще не успел опуститься до человека-нет.
— По-моему, ты нашел-таки золотую середину между «да» и «нет». Так странно наблюдать твои колебания… Что же за женщина твоя бывшая жена, что не разглядела, какие запасы нежности в тебе похоронены?
— А ты не боишься меня? — спросил вдруг Мальгин, переводя разговор в другую плоскость. — Во-первых, я интрасенс, а во-вторых, во мне сидит «черный человек».
— И не один, — засмеялась Карой, повеселев. — Джума уже предупредил меня и… нет, не боюсь. Но если ты будешь видеть во мне только женщину, мне будет трудно уважать тебя, мастер… хотя, может быть, я сама виновата. — Она встала, сбросила халат, грациозно изогнулась и ушла в спальню одеваться.
Мальгин усмехнулся. Защемило сердце, снова пришло ощущение чьего-то дальнего зова. Тоска навалилась тяжелым грузом, и он все еще боролся с ней, когда Карой вышла из спальни, уверенная в себе, красивая, сильная. Подошла к нему близко, поцеловала в подбородок, погладила волосы на затылке.
— До связи, мастер.
Ушла.
И Клим почувствовал облегчение, не от того, что она ушла, а от того, что отпала нужда оправдываться как перед ней, так и перед самим собой. Угрызений совести он тоже не чувствовал, хотя и подумал о Купаве, привычно сравнивая ее с другими. И как и прежде, она все еще стояла выше всех, хотя тоска по ней немного притупилась. Удерживать ее рядом он не имел права, а выбросить из сердца до сих пор не смог, хотя оба изменились настолько, что стали другими людьми. Да и разве мог он еще полгода назад, желая одну женщину, тосковать по другой?
Клим покачал головой, отвечая сам себе, и быстро оделся в голубой полуспортивный осенний костюм. Он чувствовал себя не совсем хорошо, наслаждаться жизнью мешал какой-то душевный дискомфорт, но разбираться в себе абсолютно не хотелось.
Еще неизвестно, достоинства это или нет — душевная твердость, суровый ригоризм и каменные основы пуританства, пришла трезвая мысль. Обладая ими, человек вряд ли способен быть счастливым, в жизни одной мудрости мало.
Успокоенный последним рассуждением, Мальгин шагнул за порог, точно зная, что будет делать в последующие несколько часов.
Заремба спорил со Стобецким, одновременно успевая вести диалог с Гиппократом, Мальгин услышал его последнюю фразу:
— … потому что мы проблемщики, а не лекари вульгарно.
— Что за шум, а драки нет? — спросил Клим, подходя к директору института и пожимая ему руку. Врачи дежурной смены ответили на его жест приветствия поднятыми ладонями.
В реанимационной на этот момент находились два пациента: Майкл Лондон и молодой парень, спортсмен, едва не погибший в горах и доставленный в институт с травмой черепа.
— Как был твой Иван неслухом, так и остался, — проворчал Стобецкий с неодобрением; с Мальгиным он всегда говорил на равных, бремя директорской власти не успело наложить на него свой отпечаток.
— А что случилось? — Мальгин сел в свое кресло, нацепил на голову эмкан и бегло ознакомился с накопившимися за сутки новостями.
— У Лондона была «фаза хозяина» ночью, так Иван меня даже не поставил в известность! Не слишком ли большую свободу ты ему дал? Корифей! Он, видите ли, проблемщик, а мы всего-навсего лекаришки!
Мальгин усмехнулся, покосившись на оскорбленную физиономию Зарембы; остальные дежурные прятали улыбки, они знали, что молодой нейрохирург действительно довольно низко оценивал способности директора как нейроспециалиста.
— Иван, почему не соблюдаешь кодекс и субординацию?
— Я не обязан по каждому пустяковому поводу беспокоить специалистов высокого ранга, не задействованных в ПР-группе, — огрызнулся Заремба.