Сначала они играли в пятнашки, потом переплывали бассейн наперегонки, ныряли с вышки, топили друг друга, кидали мяч, отдохнули немного, хотя неугомонная Карина тормошила взрослых и заставляла их играть еще и еще, так что они забывали, сколько им лет и где они работают. Закончилось все тем, что к Власте подплыла Забава и сказала, понизив голос:
— Кажется, тебя ищут.
Власта безмолвно повернула к лесенке из бассейна, зная, что предчувствия сестры всегда сбываются. Она успела постоять под душем и накинуть халат, прежде чем в помещении бассейна появился Дмитрий Столбов в строгом вечернем костюме, будто он собирался на вечер менеджмента. Впрочем, привычка инспектора одеваться в подчеркнуто деловом стиле импонировала Бояновой, как и его манера держаться. Рацию «спрута» комиссар безопасности надевать не стала, в случае тревожных вестей, требующих оперативного вмешательства руководителя такого ранга, как она, ее бы разыскали и так.
— Что произошло? — Власта кивнула на диванчик в нише, откуда зеркало бассейна было видно как на ладони.
Столбов, помявшись, сел.
— В общем-то, ничего страшного, хотя естественным событие назвать нельзя. Наша поднадзорная тройка: Ромашин, Железовский и Мальгин — исчезла.
— Как это понимать? — Боянова осталась спокойной, наблюдая за резвящейся дочерью.
— Они забрали Мальгина из клиники — кстати, он вылечился сам, практически без помощи врачей, — зашли и нему домой и… исчезли.
Власта оторвалась от своего занятия и посмотрела на инспектора. Тот правильно понял ее взгляд.
— Специального наблюдения за ними, конечно, никто не устанавливал, но по Мальгину проводится императив «телохранитель», отсюда и информация. Командир группы ждал сутки, потом позвонил нам. В квартире хирурга — никого! Кузьма — это «домовой» Мальгина — твердит, что у него нет сведений относительно местонахождения хозяина. Однако из квартиры он не выходил, это абсолютно точно.
Комиссар, казалось, не поняла, о чем идет речь.
— Может быть, они у соседей?
— Мы проверили. Они не выходили.
— Мистика!
— В мистику я не верю, но их там нет.
— К ним никто не заходил?
— Нет. И на розыгрыш это не похоже. Я подключил к розыску паучников управления, но скорых результатов ждать не приходится. Это все, что я хотел сказать. — Столбов встал. — Извините, если потревожил. — Хотел еще что-то сказать, но, поколебавшись, не решился.
— Свяжитесь с Лондоном,- сказала Боянова ему в спину. — Может быть, он знает, в чем дело?
— Он не знает,- ровным голосом ответил инспектор,оглянувшись через плечо. — Я был у него, Майкл перестал быть экзосенсом, он обыкновенный человек, уравновешенный, доброжелательный и умный, но и только. К тому же он ничего не помнит с момента взрыва «черного человека» — дифференциальная амнезия.
— Странно. Еще несколько дней назад я слышала его предсказания и предупреждения, подтверждавшие его экстраординарные способности. Что же изменилось? Он не играет с нами?
— Вряд ли. Правда, актерские способности его нам неизвестны, но зачем ему играть? Смысл?
Боянова кивнула.
— Хорошо, идите.
Инспектор удалился. Из бассейна вылезла Забава, подошла к сестре, кутавшейся в халат, села рядом.
— Что-нибудь серьезное? «Эскадроны жизни»?
— «Эскадроны» — моя постоянная тревога.
— Я слышала, председатель СЭКОНа настроен скептически относительно опасности «эскадронов». Ты его мнение не разделяешь?
— Мне его отношение к этой проблеме не нравится совсем. — Власта нахмурилась, передразнила: — «Мальчики развлекаются, играют в казаков-разбойников». Не слишком ли злые игры у этих «мальчиков»? Даже инсоэтики отмечают растущую жестокость молодежных групп вроде «эскадронов»… основанную, кстати, на культе вседозволенности. Впрочем, — Власта решительно встала, подзывая дочь, — давай переведем разговор на другую тему, не хватало еще во время отдыха продолжать деловые беседы.
— А сыщик зачем заходил?
— Исчез Мальгин. — Власта мельком посмотрела на сестру. — Хирург нейроцентра. А с ним Ромашин и Железовский…
Трансфер…
Темнота была настолько глубокой, глухой и непроницаемой, что даже Лондон ничего не видел вокруг себя, хотя его зрение было не чета человеческому, и тем не менее он чувствовал присутствие Нечто, вернее, Некто, ибо так «пахнуть» могло только живое существо.
Переход закончился вспышкой голубого света. Лондон оказался в сферическом помещении, напоминавшем пузырек воздуха в толще воды, на первый взгляд пустом и дымном, однако в следующий миг помещение наполнилось предметами земной бытовой обстановки — сообразно представителю расы.
Это был трансфер — транслятор перехода из «эскалаторов» в орилоунскую сеть метро, последний и единственный на всю Галактику. Майкл сделал несколько шагов по матовой пластине пола, оглянулся. В радужной оболочке полусферы (вторая полусфера скрылась под полом) медленно таяла черная клякса выхода. Никто из нее не вышел следом за человеком. Но чувства экзосенса не обманывали: кто-то приближался к этому месту и вот-вот должен был выйти. Лондон оглянулся.
В противоположной части полусферы, на полу которой выросли кресла, диван, бар, стойка виома, мини-бассейн в окружении пальм, вдруг вспыхнула яркая зеленая звезда, стала расти в размерах и одновременно тускнеть, проходя гамму цвета от зеленого до фиолетового. С последней голубой вспышкой в помещение шагнул гигант в черных доспехах с человеческим лицом. Лицом Даниила Шаламова. Черные доспехи сползли с него на пол клочьями дыма, сам он уменьшился в размерах до двухметровой высоты, но костюм его не претерпел изменений — странная шкура-балахон, напоминающая ромбовидно иссеченную морщинистую шкуру динозавра с какими-то бляшками и острыми шиловидными наростами. Пси-сферы вошедшего и Майкла соприкасались всего несколько сотых долей секунды, в течение которых Лондону удалось уловить лишь общий фон мышления и несколько рядов логического анализа, — думал Шаламов не по-человечески, сразу о многих десятках событий, — а в следующее мгновение Шаламов заблокировал пси-вход, превратившись эмоционально и мысленно в своеобразную «черную дыру». Ни один из видов зрения, которыми владел бывший начальник отдела безопасности, не мог пробить брешь в панцире души Шаламова, к его внутреннему миру. Закрылся и Лондон, инстинктивно, повинуясь голосу осторожности, хотя он давно уже никого и ничего не боялся.
— Откуда? — спросил Шаламов мысленно.
— Оттуда, — ответил Лондон тем же манером.
— Тянет к семье?
— Иногда, но это не главная причина. К тому же дома мне появляться нельзя.
— Боишься испугать?
— Боюсь остаться. А оставаться мне не даст память того, что я уже видел. Я — садху, странник, и не хочу иной доли.
— Перекати-поле…
— Что?… Ах, да… ты прав, но, наверное, мы оба — перекати-поле. К сожалению, я поздно понял, что тот, кто вкусил странствий, обречен на вечные скитания.
— Но как же дочь, жена?
— Они счастливы, потому что…
— Двойник, — догадался Шаламов.
— Одна из линий «я», вполне качественная… почти человек. Но я сделал так, что он будет стариться, как и все. Почему бы тебе не сделать то же самое?
Шаламов не ответил, странно переваливаясь с ноги на ногу, прошел на середину помещения, поманил кого-то — Лондон услышал пси-зов, и в помещение трансфера просочилась струя полупрозрачного желе-тумана, сформировалась в переливчатое искристое облако. Майкл с удивлением узнал в нем миллионоглазого орилоунского призрака, который спас его когда-то от взрыва «черного человека». Правда, сейчас «призрак» на облако с глазами не походил, вернее, только люди видели его «глаза», таким образом он влиял на их подсознание, но Лондону он представлялся иным: воображение, опирающееся на информацию многих нечеловеческих органов чувств, рисовало настороженно дремлющее гигантское существо, получеловека-полуосьминога, в котором прятались жуткая, потрясающая мощь и не менее жуткая, непредсказуемая тайна инобытия.
— Богоид!- пробормотал Лондон. — Я потерял его еще летом… Где ты его отыскал? Или наоборот — он тебя?
Шаламов раздвинул в улыбке бледные губы:
— Удивительная вещь — я тоже называю его богоидом.
— Значит, кто-то внутри него хочет, чтобы мы называли именно так… хотя я не очень хорошо понимаю, что это означает. А ты?
— Зачем тебе мое понимание? Да, я знаю, что такое богоид. Но извини, тороплюсь. До новых встреч на тропах Вершителей.
— Погоди. — Лондон раздумывал мгновение. — Я знаю, что ты идешь на Землю, и не собираюсь тебя отговаривать, но хорошо ли ты взвесил последствия своего появления там?
Глаза Шаламова вспыхнули, угроза, излучаемая ими, была ощутимо тяжела и материальна, как пощечина. Голова Лондона загудела, как железная бочка от удара палкой — так образно можно было выразить его ощущения. Одновременно произошла трансформация тела бывшего курьера-спасателя: ноги его совсем исчезли, как бы срослись, талия тоже исчезла, руки превратились в гребнистые наросты, голова ушла в плечи… Длилось это всего несколько мгновений, затем тело восстановило свою прежнюю форму, близкую человеческой, но Лондон уже понял, что это сработала вторая половина сознания Шаламова, «я» «черного человека», что означало: расщепление личности Даниила завершилось, и он уже не контролирует себя как человек.
— Пойми меня правильно, — очень мягко сказал Лондон. — Ты изменился, по сравнению с любым человеком ты — что жук-дровосек по сравнению с муравьем, как образно выразился кто-то из писателей, и должен теперь рассчитывать…
— Никому я ничего не должен, — скрипучим голосом перебил Майкла Шаламов. — И не надо проповедей, я и сам могу быть проповедником.
— И все же… — Лондон мог быть терпеливым и упорным до любого опасного уровня, когда дело касалось защиты других людей, хотя и понимал, что настоящая его попытка воззвать к разуму Даниила — не более чем инерция человечности, остатки запасов добра и гуманизма. — Ведь тебя тоже тянет не к людям вообще? Тебе нужна Купава, и ты идешь к ней, так? Зачем?