— Ты что, Ли?- опешил Диего.- Укор твой суров, но не обоснован. Ты же знаешь, как мы…
— Знаю, извини. Сердит я по другой причине. Ведь ты нашел меня не для того, чтобы делиться гипотезами об эволюции Конструкторов?
— Да,- признался Диего.- Я хотел сказать тебе, что вблизи оборотня со мной начинают происходить… мерещится всякая чертовщина! Иногда накатывает такая тоска- просто жуть берет! И мысль при этом — один! Один на весь космос!
— Я так и думал,- кивнул Грехов.- Нечто подобное испытывал и я. Снова наш тяжкий крест- экстрасенсорная система. Излучение оборотня воспринимается нами в гораздо большей степени, чем остальными. Не мерещилось ли тебе нечто вроде гигантской растущей трещины? Или взметнувшейся на километры ввысь каменной волны? Или жерла вулкана, извергающего тучу раскаленного пепла?
Диего шумно выдохнул.
— Я даже слышу при этом гул и грохот…
— Не только ты. Забара, Нагорин, Танич… я опросил всех спасателей, многие испытывают то же самое. Торанц называет это явление сверхчутьем, а Нагорин погружением дискурсивного мышления в подсознание. Когда-нибудь медики назовут это шестым чувством, например, диегозрением. Или виртосязанием.
Диего повертел в руке камешек и забросил его в кратер.
— А цунами… вулкан… что означают наши видения?
Грехов прошелся по кромке кратерного вала, остановился.
— Это значит, что сверхоборотень или кто-то внутри него предупреждает нас о последствиях пробуждения споры Конструктора.
— Серый человек?
— Не знаю, может быть. Одно знаю точно: испытание нашей готовности встретить опасность во всеоружии — еще впереди.
Назад они летели на высоте двухсот метров. На востоке уже засветилась серебристая полоса рассвета, на западе росло зарево полигона, и между двумя этими светлыми дугами прятал свою угрюмую ночную усмешку искалеченный древними извержениями великий лик бога войны Марса.
Зал был тих и темен. Панорамный виом был выключен, пульты и аппараты связи и контроля не работали. У малого виома сидел дежурный наблюдатель, изредка переключая каналы приема с одной видеокамеры на другую, цепочкой расположившихся вокруг сверхоборотня. Изображение при этом не менялось: черное яйцо почти не выделялось на фоне ночного неба и мрака пустыни.
Диего подошел к своему пульту, эхо шагов заметалось между стен. Пограничник успокаивающе кивнул обернувшемуся наблюдателю и включил видеосистемы центра. Ночь Марса придвинулась вплотную, словно зал из-под километрового слоя базальта вынырнул вдруг на поверхность полигона. Диего коснулся пластины сенсора, и ожерелье прожекторов высветило четкую фигуру сверхоборотня.
— Влечет?- спросил напарник, молодой светловолосый парень, одетый в модную черную куртку с короткими рукавами и такие же черные с искрой брюки.
— Только с точки зрения борьбы с опасностью,- ответил Диего, подумал и добавил:- Хотя неправда, конечно, влечет. Как-никак, загадка века.
Он погасил прожекторы и со вздохом сел в кресло.
Уже два месяца, как Управление ввело обязательные двойные дежурства по ночам: наблюдатель-ученый и наблюдатель-пограничник. По мнению Диего, эти дежурства ничего не давали, один из наблюдателей был лишним, а именно — ученый. Потому что в случае непредвиденного поворота событий право решения принадлежало отвечающему за безопасность.
Диего перевел задумчивый взгляд на пульт. Спокойная россыпь зеленых и белых огней на панели говорила, что дежурный монитор защиты включен и работает нормально. Ни одно движение сверхоборотня не могло пройти незамеченным, и в случае необходимости автоматы сами смогли бы экстренно подключить дополнительные системы защиты- реактивные экраны, гравиконденсаторы и индукторы поля. Но заменить человека полностью компьютеры не могли. Диего покосился на приставку управления ТФ-эмиттером, усмехнулся. «Успеть бы!- подумал он. — Вся жизнь спасателя в этом «успеть бы!» Успеешь — и одной бедой меньше, и кто-то останется жить… И долго потом вспоминается молчаливый укор в глазах совершенно незнакомых людей — если не успеешь, если не сможешь победить время и обстоятельства…»
— О чем задумался?- напомнил о себе дежурный, вставая.- Как ты думаешь, если мы сгоняем партию-другую в шахматы, это не будет нарушением режима?
— Не будет,- подумав, ответил Диего. — Я играю черными.
Несколько раз звонки с пультов заставляли Диего и его напарника по имени Зигмунд бросаться к аппаратуре, но в первый раз оборотень просто усилил радиосвечение, во второй — изменил положение тела, пошевелился, и потом каждый час «вздыхал» — объем его то увеличивался, то спадал.
— Что-то новое, — задумчиво сказал Зигмунд. — Такое впечатление, будто ему что-то мешает.
Молодой ученый-экзобиолог некоторое время наблюдал за черным колоссом, потом сел за пульт многофункционального исследовательского комплекса и надел эмкан. Диего не мешал ему, зная столько же, сколько и Зигмунд. Недоброе предчувствие сжимало сердце, в такие минуты начинало казаться, что тьма готова хлынуть из всех виомов и затопить зал, пустыню, всю Вселенную! Диего напрягался, с трудом собирал волю в кулак и раз даже с ужасом подумал: уж не болен ли он?! Такого с ним не было никогда! За все двадцать два года работы он никогда не чувствовал такого страха, как теперь, особенно последние полгода на полигоне Марса… Так, может быть, все дело в том, что его нервная система пошла вразнос?… Нервная… Нервы… Никогда не жаловался на нервы, и на тебе! А может, это первые признаки обыкновенной усталости и ничего более? Пришла пора искать другую работу?…
— Вот так новость! — сказал Зигмунд, сбрасывая эмкан и торопливо приглаживая взъерошенные волосы. — Оборотень пророс!
— Что?! — спросил Диего, возвращаясь к действительности.
— Оборотень пророс! То есть, иными словами, пустил корень!
Несколько суток центр лихорадило. Известие о том, что сверхоборотень «пустил корень», всколыхнуло научные круги, и на полигон снова налетели десятки специалистов из многих институтов Земли. Размещать их было негде, да и пользы от нашествия не предвиделось, поэтому Пинегин и его безопасники здорово потрудились, прежде чем последние теоретики и жаждущие «громких» экспериментов практики покинули полигон. Снова в подземном хозяйстве Пинегина установилась рабочая тишина, пронизанная эмоционально давящим соседством споры Конструктора.
Ничего особенного со сверхоборотнем не происходило. Корень, если можно было его так назвать, был едва заметен в лучах интравизоров — маленькая трехметровая опухоль в дне километрового эллипсоида, но опухоль эта постепенно прогрессировала, росла и спустя месяц достигла шестидесяти метров, привлекая к себе пристальное внимание ученых. И спасателей.
И тут случилось происшествие, сломавшее привычный ритм работы центра. Во время одного из ночных дежурств погиб Шебранн. Случилось это на глазах Диего и Грехова, которых вызвал растерявшийся дежурный, напарник Шебранна, Мансуров.
Когда Грехов прибежал в зал, там уже находился Диего. Видеосистемы работали, показывая белое от прожекторного света поле и мрачный выпуклый бок сверхоборотня.
— Назад!- кричал Диего.- Вильям, назад! Слышишь?
Только теперь Грехов заметил зависший над горбом оборотня маленький оранжевый пинасс.
— Кто это?- быстро спросил он побледневшего парня.- Зачем его туда понесло?
— Это Шебранн,- заторопился тот.- Понимаете, сам собой ожил один из виомов… тот, который служит для связи с зондами… Вчера мы запустили в оборотня два аппарата, они попали в тупики, замолчали… а сейчас один из них стал передавать изображение…
Они играли в шахматы,- универсальный способ времяпровождения на любом дежурстве,- как вдруг ни с того ни с сего заработал метровый виом оперативной связи с телезондами. Возникшее объемное изображение могло свести с ума кого угодно: комната, полная людей! Длинное прямоугольное помещение, залитое желтым мигающим светом, и люди! Внутри сверхоборотня-люди! Двое в знакомых комбинезонах спасателей.
— Смотри.- Один из них обернулся.- Телезонд. Откуда он здесь? Ребята, где мы? Кто-нибудь может объяснить?
— Люди! — хрипло произнес Шебранн. — Это же Эрнест Гиро… Батиевский… Черт побери! Эрнест, ты меня слышишь? Гиро?
— Не слышит, — неуверенно произнес Мансуров. — Рация зонда работает только на передачу.
— Координаты! Можешь дать мне координаты зонда? Возьми пеленг, быстро!
— Попробую. — Мансуров метнулся к панели управления зондами. — Сейчас подключу машину…
Через минуту он определил примерное направление передачи, и Шебранн выскочил из зала, крикнув на ходу:
— Разбуди смену и Диего Вирта!
— Вильям, что ты собираешься делать?- продолжал звать Диего.- Да объяснись ты наконец!
— Там люди, внутри,- донесся голос Шебранна.- Попытаюсь пробиться. Пустите за мной телезонд и пустой куттер, всех на одной своей лошади я не увезу. Следите по видео, я пошел.
На горбу сверхоборотня сверкнула синяя вспышка, и пинасс провалился в черноту.
Диего действовал быстро. Мгновение спустя зонд ушел к сверхоборотню, отыскал не успевшее зарасти «слепое пятно» и нырнул в недра исполина. За ним ушел и ведомый киберпилотом пустой куттер. Снова зажегся виом, погасший, по словам Мансурова, как только Шебранн выскочил из зала. Поплыли по нему серые стены тоннеля, вывели в освещенную красным светом пещеру с бахромой черной паутины- ничего похожего на прямоугольную комнату с людьми. Пинасс Шебранна, накренившись, стоял на дне пещеры, порванные полотнища паутин, медленно колыхаясь, создавали видимость снегопада.
— Готовь когг, Ли,- сказал Диего, не оборачиваясь.- Может быть, успеем…
Но они не успели. Последнее, что увидели люди,- разверзлась бездна, поглотила пинасс, и виом погас. Вбежавшие в зал поднятые по тревоге спасатели молча остановились у пульта, освещенные белым сиянием главного виома. Сверхоборотень невозмутимо выпирал из тьмы черно-серой громадой, порождение стихии и мрака, волей случая столкнувшееся с человеком. Трагедии хомо сапиенс его абсолютно не волновали.